IGNOTO DEO
Новая религиозность в культуре и искусстве
К оглавлению
4. Современное искусство и новая религиозность
4.1. Религиозные искания в искусстве ХХ века
На протяжении веков и тысячелетий религия и искусство были тесно взаимосвязаны. В самый ранний период развития человеческого общества искусство было органично вплетено в синкретическое мифологическое мировосприятие и связано с магическим действием. Позднее, когда искусство выделилось в особую сферу культуры, оно находилось в сильной зависимости от религии. Большая часть истории искусства – это история религиозного искусства. Напротив, весьма часто функционирование современного искусства предполагается в контексте полностью секуляризованной культуры, что не вполне верно. Культура является секуляризованной лишь в том смысле, что традиционные религиозные институты уже практически не оказывают на нее влияния, но ведь "вечные" мировоззренческие и целеполагающие вопросы никуда не исчезают, и на них пытаются ответить не только религия, но и наука, и искусство.
Изучение взаимоотношений между религией и искусством в современной культуре представляет особый интерес. Согласно известным исследованиям П. Сорокина, к середине ХХ в. в Европе лишь 4% произведений изобразительного искусства были посвящены собственно религиозным темам, а 96% - светским (для сравнения: в XII-XIII вв. доля религиозных картин и скульптур составила 97% при 3% светских произведений). Но вместе с тем, "ХХ век характеризуется резким спадом визуально-чувственного стиля и заметным ростом экспрессивной манеры, нарушая тем самым наметившуюся с XIII по XIX век тенденцию"[424]. П. Сорокин неоднократно упоминает о кризисе ХХ века, связанном с распадом чувственного типа культуры, свойственного Новому времени, и предсказывает появление нового, интегрального или идеационального культурного типа. В частности, чувственное искусство, несмотря на свои неоспоримые достоинства - прежде всего, бесконечное многообразие ("оно как энциклопедия или гигантский универмаг, где каждый может найти все, что он ищет"), имеет важный недостаток - оно ориентируется только на чувственную реальность, и особенно - на ее негативные феномены, "патологии". Кроме того, "как чисто средство развлечения, современное искусство, естественно, переходит в иной статус. Из царства абсолютных ценностей оно опускается до уровня производства ценностей товарных"[425]. Последнее утверждение представляется нам особенно важным. Действительно, для современного искусства (особенно - массового) характерна чрезмерная коммерциализация[426], а также новые приоритеты ценностей. Сами товарные, чувственные ценности абсолютизируются, наделяются высшими смыслами, что, в частности, приводит к появлению как новой религиозности, так и новой, "постнеклассической" эстетики.
Перерождение чувственного типа культуры в интегральный предполагает рост религиозных настроений, но совсем не обязательно - возрождение традиционных институциональных религий. Так, для ХХ века были характерны интенсивные религиозные искания, но в то же время прошедший век ознаменовался упадком влияния многих исторических религий, функции которых частично взяло на себя искусство. "Результатом угасания религиозной экзальтации на рубеже XIX-ХХ вв. становится эмансипация искусства от религии, точнее, распространение эстетизма, заполняющего религиозный вакуум. Иначе говоря, такой феномен, как религия искусства, превращение искусства в нечто подобное религии, правда лишенной признаков сакрального. Если это и религия, то религия в светских, секуляризованных формах… В то же время нельзя не видеть, что обособившееся искусство ощутило потребность в культивировании религиозных ценностей и оказалось готовым к новой связи с религией, о чем свидетельствует прежде всего наследие русских символистов. Их деятельность явно не сводится исключительно к искусству. Она шире, чем просто эстетическая деятельность. В рамках этой субкультуры имеет место новая, пока еще не универсальная вспышка сакральности, т.е. тяготение к сверхчувственным мирам"[427]. Подобные "вспышки сакральности" или "волны" характерны не только для отдельных художественных школ или направлений искусства, но для всего искусства ХХ века.
Как отмечают многие исследователи, процесс "разволшебствления мира" (М. Вебер), протекающий на протяжении всего Нового времени, сменился своей противоположностью - всплеском иррационализма, мистических и религиозных настроений. Например, А.К. Якимович указывает на то, что "у порога ХХ века возникает некий совокупный духовный импульс… Это и есть тот стержень, на который сам собой нанизывается, казалось бы, бесконечно пестрый и не сводимый к единому знаменателю материал - от Рильке до Мандельштама, от Платонова до Томаса Манна, от Пикассо до Филонова", а "в роли конструкции (или в роли источников) выступает ни что иное, как взрыв, бунт, разрушение стабильных ценностей европейской культуры и поворот к природно-стихийным, витальным, доразумным и внеразумным, внеморальным, магическим и так далее началам"[428]. Но современную "магическую вселенную" не следует понимать только как ремифологизацию, как возвращение к первобытным шаманским практикам - она неразрывно связана с новоевропейским рационализмом и является не столько его преодолением, сколько логическим завершением. Научно-технический прогресс дал человеку уникальную возможность властвовать над временем и пространством, творить чудеса подобно сказочным волшебникам - и это, безусловно, нашло свое отражение и в искусстве.
Искусство ХХ века, его религиозные искания, имеет смысл рассмотреть в свете радикальных трансформаций всей западной культуры. Как уже говорилось, на рубеже XIX-XX вв. наблюдается яркая "вспышка сакральности" (Н.А. Хренов), или волна интереса к религиозно-мистическим учениям (на фоне усиливающегося кризиса традиционных, институциональных религий). Эта волна проявила себя как в искусстве (декадентство и символизм, а немного позднее - авангард), так и в собственно религиозной сфере (возникновение различных форм нетрадиционной религиозности), но нас сейчас интересует именно экспансия художественно-эстетического мировосприятия, отчасти подменившего собой религиозное мировоззрение. Этот процесс был с точностью предсказан еще В.С. Соловьевым: "Искусство, обособившееся, отделившееся от религии, должно вступить с нею в новую свободную связь. Художники и поэты опять должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями. Искусство будущего, которое само после долгих испытаний вернется к религии, будет совсем не то первобытное искусство, которое еще не выделилось из религии"[429]. И действительно, культура ХХ века привела к появлению огромного числа "жрецов и пророков", формирующих, пропагандирующих и распространяющих (продающих) самые разнообразные религиозные идеи и системы, облеченные в доступные художественные формы. Кроме того, важнейшей особенностью как "нового религиозного сознания" начала ХХ в., так и большинства позднейших мировоззрений (прежде всего - художественно-эстетических) было гипертрофированное понимание человеческой свободы (например, уже у Бердяева, свобода предшествует бытию и даже Богу, а человеческая личность есть сама свобода). Со свободой же непосредственно связано и творчество. "На первое место здесь выдвигается романтический проект, в котором само искусство есть уже теургия, богодейство. С этим проектом преображения мира связан соответственно и романтический образ художника – творца, усвоившего служение пророка"[430].
Вновь подчеркнем, что "религиозное возрождение" как начала, так и конца ХХ века имеет мало общего с возрождением традиционных, исторических религий. Получают широкое распространение оккультные, магические практики, вообще устойчивый интерес к "потустороннему". Но "отсюда вовсе не следует, что человек вновь открывает священный "тот свет". Никоим образом. Небо остается пустым. Поколение "яппи" благоволит к мистике, однако оно против "поповских сказок". Магические разговоры с мертвыми - это бизнес"[431]. Современное "массовое" сознание проецирует обыденную реальность на реальность загробную, потустороннюю. Впрочем, подобные проекции характерны для любого периода человеческой истории, уникальность же нашего времени в том, что окружающие нас ценности и смыслы антииерархичны, расположены в "горизонтальной плоскости". Соответственно, потусторонний мир также мыслится в привычных нашему современнику категориях, где божественное "высшее начало" уравнено в правах с примитивной магией. "Колдун работает не как религиозный чудотворец, не как звено вертикальной иерархии, получающее чудесную энергию свыше. Колдун скорее часть горизонтально раскинувшейся "грибницы", магической субстанции мира. На этой бесконечной однокачественной плоскости, покрытой массой "движущейся материи", все и происходит, причем без вмешательства "высших сил" - гробы летают, мыши вырастают до размеров свиньи, а электрон заключает в себе бесконечность. Здесь один кусок материи, выросший на общей грибнице, питается другим куском или подчиняет себе другой кусок, паразитирует на нем, подчиняет его своей воле и превращает в свое орудие. Магия - не из бездны и не из выси, а скорее "из дали". С помощью дали она и преодолевает границы, положенные человеку обыденностью"[432]. Конечно, подобная - "магическая", "шаманская" - картина мира, столь красочно описанная А.К. Якимовичем, "в чистом виде" встречается редко - хотя бы потому, что относительная иерархия ценностей в каждом конкретном случае имеет место. В частности, существование объекта поклонения и какой-либо системы ориентации в мире, вообще - любой картины мира, не только религиозной, невозможно без упорядочивания доступных человеку ценностей и смыслов[433]. Жить в "качественно однородном мире" достаточно сложно, если не невозможно. Другое дело, что это упорядочивание "горизонтально" расположенных ценностей и смыслов человеком "мозаичной" культуры совершается достаточно произвольно, часто - в зависимости от второстепенных факторов (настроения, например, или моды), тем не менее, оно имеет место.
Рассматривая художественную культуру ХХ века В.В. Бычков подчеркивает ее принципиальный переходной характер (как, впрочем, и всей культуры ХХ в. в целом). Духовно-ориентированная Культура (с большой буквы) сменяется материалистически-ориентированной цивилизацией, в результате чего Культура прекращает свое существование и сменяется ПОСТ-культурой (понятие, введенное В.В. Бычковым) - специфическим переходным периодом к какому-то иному этапу в истории цивилизации. Эти переходные процессы наиболее ярко отображаются в художественном творчестве: "Дух оставил (будем надеяться, что временно) сферу культуры на откуп человеку, утвердившемуся в целом с помощью НТП на атеистической (или шире — бездуховной) позиции, и она вступила в стадию ПОСТ-культуры. Пока ПОСТ- пользуется массой наработок Культуры для конструирования своих сооружений и отнюдь не признает их за нечто принципиально иное, чем феномены Культуры и произведения традиционного искусства (считает их одним из многих шагов на пути исторического движения искусства и культуры). Однако реально идет какая-то маскарадная игра и “плетение словес”, или около-и-пост-культурной вязи, вокруг пустого центра"[434]. Соглашаясь с В.В. Бычковым в том, что касается переходности нынешнего этапа культуры, мы не разделяем его апокалиптические (почти по Шпенглеру) настроения. Тем не менее, нам представляются очень ценными его исследования современного искусства, и к некоторым их результатам мы обратимся ниже.
К провозвестникам и предтечам ПОСТ-культуры В.В. Бычков относит прежде всего Ф. Ницше и З. Фрейда, а также многочисленных представителей экзистенциализма (особенно Ж.-П. Сартра и А. Камю), сумевших выразить отчужденное и растерянное, кризисное положение человека в современном иррациональном и враждебном мире. Эстетизация безобразного и аморального в искусстве ХХ в. - явление того же порядка, что и новая религиозность, и вызвано оно неудовлетворенностью действительностью, внутренним протестом против нее. Переоценка всех ценностей культуры происходила в искусстве с самого начала ХХ века и прошла несколько хронотипологических стадий, основные из которых - авангард, модернизм, постмодернизм (в данном случае понимаемые как художественно-эстетические направления) и одновременно с ними сосуществующий их антипод - консерватизм. "Авангард - вся совокупность бунтарских, скандальных, эпатажных, манифестарных, новаторских направлений первой половины века. Модернизм - своего рода академизация и легитимация авангардных находок в художественной сфере середины столетия без бунтарско-скандально-эпатажного задора авангарда. Постмодернизм - начавшаяся тоже где-то в середине столетия своеобразная ироническая калейдоскопическая игра всеми ценностями и феноменами Культуры, включая и авангард с модернизмом, в модусе ностальгической усталости и затухающего маньеристского эстетизма". Наконец, консерватизм - "это вся пестрая и бескрайняя охранительно-академическая и коммерческая сфера художественной культуры, стремящаяся (иногда сущностно, чаще формально) к сохранению и поддержанию жизни классики путем подражания традициям художественной культуры прошлого… с включением каких-то новаторских элементов, часто механически заимствованных у авангарда и модернизма"[435].
На примере изобразительного искусства рассмотрим эти художественно-эстетические направления в ракурсе религиозных поисков, вообще - духовной атмосферы ХХ века.
Новаторские, авангардные явления в искусстве характерны для всех переходных культурных эпох, но в ХХ веке они проявились в глобальном масштабе, охватив собой не только художественно-эстетическую сферу, но культуру в целом. Авангард - это весьма разнородный и даже противоречивый культурный феномен, но множество его направлений имеют общие культурно-исторические корни и, следовательно, многие общие основные характеристики. "В сфере научной мысли косвенными побудителями авангарда явились главные достижения практически во всех сферах научного знания, начиная с середины XIX в., но особенно - открытия первой трети ХХ в. в областях ядерной физики, химии, математики, психологии, а позднее - биологии, кибернетики, электроники, и технико-технологические реализации на их основе. В философии - основные учения постклассической философии от Шопенгауэра, Ницше, Кьеркегора до Бергсона, Хайдеггера и Сартра; в психологии-психиатрии - прежде всего, фрейдизм и возникший на его основе психоанализ. В гуманитарных науках - выведение лингвистики на уровень философско-культурологической дисциплины; отход от европоцентризма и, как его следствие, - возникший интерес к восточным культурам, религиям, культам; возникновение теософии, антропософии, новых эзотерических учений и, как реакция на них и на засилье позитивистско-сциентистского миропонимания, - новый всплеск неохристианских движений (неотомизм, неоправославие и др.) и нового рационализма… Естественно, что художественное мышление, как самый чуткий барометр духовно-культурных процессов, не могло не отреагировать на всю эту калейдоскопическую бурю новаций. И отреагировало адекватно"[436].
Результатом же этой реакции была не просто смена вкусов (хотя и это тоже), но радикальный пересмотр всей художественно-эстетической парадигмы, вообще всей западной "культурной матрицы". В частности, "дегуманизация искусства" (Х. Ортега-и-Гассет) - исключение человека из области интересов авангарда - свидетельствует о кризисе антропоцентрического мышления. Что же предлагается ему взамен? Многими исследователями отмечается связь авангарда с архаикой, поэтому о современном искусстве часто говорится как о проявлении ремифологизации культуры. С этим мы можем согласиться лишь отчасти: действительно, многие полотна, например, П. Пикассо или М. Шагала как будто бы свидетельствуют о воскрешении мифа. Если же приглядеться к авангарду внимательно, то можно увидеть, что основная его черта - это не реставрация прошлого (как могло бы показаться из-за интереса художников к "первобытному" искусству), но устремленность в будущее; не повторение уже существующих образцов (что в какой-то степени характерно для всех традиционных культур), но творчество в наивысшей степени: создание своих индивидуальных художественных миров, абсолютизация творческого "я" (последнее вообще немыслимо для подлинной архаики). "Архаичность" авангарда - инверсионная, "контртрадиционная" (в терминах Р. Генона), заимствование "первобытных" художественных форм - внешнее; внутреннее же авангард - это логическое продолжение новоевропейского проекта по преобразованию мира. Но - в совершенно иных, чем в предыдущие столетия, культурно-исторических условиях. Кризис сциентизма и вообще классического буржуазного общества, вызвавший в начале ХХ в. очередную "вспышку сакральности", привел не к "новой архаике", но к радикальному пересмотру оснований европейской культуры при сохранении по-прежнему утопической цели создания нового и совершенного человека, нового и совершенного общества, новой и совершенной культуры (путем революционного уничтожения ветхого и несовершенного).
С.П. Батракова, ссылаясь на Д.В. Сарабьянова, утверждает, что "идея прорыва сквозь материальность форм к искомой высшей духовности была в сущности единой у художников и религиозных философов (в частности, у Бердяева), хотя, разумеется, в каждом отдельном случае, будь то теоретическая программа или творческий эксперимент, мы имеем дело с оригинальной интерпретацией этой идеи… Впрочем, творческие эксперименты авангарда - не только на Западе, но и в России - чаще всего осуществлялись где-то в серединном пространстве, между открытой религиозностью и нерелигиозной идеей (интуицией) космического всеединства. Не быт и не история, не Бог и не человеческая личность интересует художника-авангардиста прежде всего, а творимый им (на полотне и не на полотне) как откровение и как явление новый мир завтрашнего дня"[437]. И эти сотворенные новые миры могут быть как религиозными, так и наоборот. Так, В.В. Бычков выделяет следующие установки авангарда по отношению к духовности: "Материалистическая, осознанно сциентистская, позитивистская, резко отрицательная позиция по отношению к сфере объективно существующего Духа, духовности: кубизм, конструктивизм, "аналитическое искусство", кинетизм и некоторые др. Напротив, интенсивные (осознанные или неосознаваемые) поиски Духа и духовного, как спасения от культуроразрушающего засилия материализма и сциентизма: в ряде направлений абстрактного искусства (Кандинский и ориентирующиеся на него, Мондриан), в русском символизме ХХ в. (хотя он только частично может быть отнесен к авангарду), в супрематизме Малевича, в метафизической живописи, в сюрреализме. Ряд направлений и личностей авангарда безразличны к этой проблеме"[438]. И хотя поиск духовного может осуществляться и вне собственно религиозной сферы, мы считаем, что религиозные искания авангарда (или, по крайней мере, некоторых его направлений и представителей) оказали определенное влияние на формирование новой религиозности. Авангардное искусство хотя и было элитарным, но во многом отражало коллективное, "дух эпохи", а потому и затрагивало не только немногих избранных, но широкие человеческие массы.
Авангард с самого начала оказался пронизан особой мистикой света и цвета. Один из теоретиков авангарда, Василий Кандинский, ставил своей целью при помощи "звучащих" красок пробудить в человеке способность к сверхчувственному восприятию космической гармонии, к преодолению формы и проникновению в смысл, сущность вещей. Характерно, что представления Кандинского о "духовном" сформировались под воздействием теософской доктрины о "вибрациях", порождаемых человеческими эмоциями; при этом каждой "вибрации" можно поставить в соответствие некоторую "цветоформу", что якобы отражает универсальные космические законы[439].
Противоположный подход к "мистике света" использовал Пит Мондриан, который хотел превратить живопись в мистерию, освобождающую человека от косности материального (и субъективного). Кандинский обращался к интуиции и стремился в своих абстрактных композициях отразить свой внутренний мир, в чем следовал романтическо-символистской эстетической традиции; напротив, Мондриан, искал "абсолютной объективности" в плоскостности картины, чистых цветах и отсутствии линейной перспективы. Для Мондриана абстрактное искусство подобно религии служило цели создания некой Новой Жизни, и, более того, превосходило ее, поскольку само, без участия высших начал, претендовало на построение "рая". По словам Л. Рейнгарта, "высшая тайна платонизма Мондриана, его религия Новой Жизни состоит именно в неутолимой жажде истребления жизненного многообразия… мировоззрение Мондриана и его друзей больше всего напоминает иконоборчество"[440].
Своеобразный синтез подходов Кандинского и Мондриана осуществился в супрематизме Казимира Малевича. По его мнению, целью современного искусства было отрицание предмета, находящее свое завершение в супрематизме. Апофеозом этого отрицания стал знаменитый "Черный квадрат", который сам художник называл "иконой своего времени". Эта картина, написанная Малевичем как эскиз занавеса для оперы Матюшина "Победа над солнцем", действительно стала "иконой" (или антииконой) авангардного искусства. Даже на выставке 1915 года, где "Черный квадрат" впервые экспонировался, ему было отведено то место, которое обычно занимает икона - в углу. И. Языкова отмечает своего рода зеркальность "Черного квадрата" иконе[441]: традиционная икона - это лик, окно в светлый, божественный мир; "Квадрат" же - безличен, это окно во тьму, в бездну космических энергий. "Мистика света" в авангарде обернулась "мистикой тьмы". "Черный квадрат", по замечанию В.В. Бычкова, это "космос до человека или после его", символ абсолютной дегуманизации искусства; с этим космосом возможен исключительно медитативный контакт. "Супрематические работы Малевича ничего не изображают и не выражают, но созерцание их может привести подготовленного зрителя в медитативное состояние"[442].
Как показывает Е.Ю. Андреева[443], для искусства ХХ века характерны универсальные идеи "Все" и "Ничто", понимаемые не как бинарные оппозиции, но как "мерцание" обоих значений в одном произведении, что приводит к своеобразной апофатической религиозности. Несмотря на всю свою революционность, авангард продолжил и развил романтическую традицию понимания искусства как высшей степени выражения духовного (но, конечно, совершенно иными методами).
Авангардное "Ничто", наделяемое религиозно-мистическим смыслом, проявляется и в таком направлении как кубизм, наглядно отображающем распад прежнего мира. Разложение предметов на элементарные геометрические формы приводит к исчезновению привычной нам материальности, но из образовавшейся пустоты появляется самые неожиданные формы, вещи, ассоциации: "Ничто" порождает "Нечто". По словам Н. Бердяева, "Пикассо... как ясновидящий, смотрит через все покровы, одежды, напластования и там, в глубине материального мира, видит свои складные чудовища. Это демонические гримасы скованных духов природы. Еще дальше пойти вглубь, и не будет уже никакой материальности - там будет уже внутренний строй природы, иерархия духов" [444]. Подобным образом С. Булгаков говорит о мистичности и духовности творчества Пикассо: "Это есть, если не религиозная, то во всяком случае мистериальная живопись, нечто иконографическое, хотя в совершенно особенном смысле.... все эти лики живут, представляя собой нечто вроде чудотворных икон демонического характера, из них струится мистическая сила... Это - духовность, но духовность вампира или демона: страсти, даже и самые низменные, взяты здесь в чисто духовной, бесплотной сущности, совлеченные телесности. Здесь проявлен особый, нечеловеческий способ восприятия плоти, дурной спиритуализм, презирающий и ненавидящий плоть, ее разлагающий, но в то же время вдохновляющий художника, который, по иронии вещей, говорит только в образах плоти и через плоть" [445].
Искусство авангарда различными способами погружает во тьму бессознательного, тем самым уничтожая свои же идеалы творческой личности (подобно тому, как теософия, начиная с возвеличивания человека, в конце концов подчиняет его безличным и неотвратимым космическим законам). Человек воспринимается лишь как материал, из которого можно лепить что угодно, а стремление к "светлому будущему" позволяет уничтожать миллионы людей ради упорядочивания вселенского хаоса (что в полной мере проявилось в ХХ веке, уже не только в искусстве).
С авангардом и символизмом тесно связано направление т.н. "русского космизма", представленное именами Н. Рериха, В. Чекрыгина, В. Гурьева, Е. Филатова, группой "Амаравелла" (П. Фатеев, Б. Смирнов-Русецкий и др.)[446]. Духовные и религиозные искания проявились в космизме в наивысшей степени. Развитые мыслителями-космистами (от Н. Федорова до семьи Рерихов) концепции мира и человека наполнили сферу художественного творчества новыми (хорошо забытыми старыми) идеями, оказали воздействие на религиозные и эстетические поиски первой половины ХХ в. Многие произведения искусства русского космизма были прямо или косвенно инспирированы как современными им научными открытиями, так и новой религиозностью "первой волны" (теософской традиции)[447].
Послевоенный модернизм, сменивший собой авангард первой половины ХХ в., в творческом плане был гораздо слабее своего предшественника. Как правило, модернизм широко пользовался авангардными находками, но принципиально нового (по крайней мере, в изобразительном искусстве) практически ничего не создал. Говорить о каких-то интенсивных духовных поисках в модернизме, на наш взгляд, также не приходится. Тем не менее, этот этап также весьма важен как переход от авангарда к постмодернизму. "Модернизм на путях поп-арта, концептуализма, минимализма практически полностью отказался и от традиционных видов искусства, и от традиционных материалов искусства и способов творчества, и от классического понимания искусства, от его художественно-эстетической сущности. Его мастера переключились на создание неких пространственных (часто подвижных) объектов и вершащихся во времени абсурдных театрализованных акций (хэппенингов, перфомансов - начали уже поп-артисты), не поддающихся какому-либо рациональному осмыслению, рассчитанных на некое внесознательное воздействие на психику реципиента, но не претендующих на возбуждение эстетического удовольствия, на возведение субъекта восприятия культуры куда-то далее созерцаемого объекта"[448].
Постмодернизм же, по словам В.В. Бычкова, "это новый этап художественно-эстетической деятельности, некое глобальное интеллектуально-художественное поле событий, когда в пространстве пост-культурного (или межкультурного, т.е. переходного) вакуума реализуется ситуация принципиально игровой, ироничной ностальгии по всей ушедшей культуре, включая и авангард с модернизмом, как последние и наиболее близкие этапы... Постмодернизм - это, прежде всего, ощущение и осознание бытия, культуры, мышления как абсолютной бескорыстной игры, т.е. чисто и исключительно эстетический (а иногда даже и эстетский) подход ко всему и вся в цивилизованно-культурных полях…"[449] После такой характеристики, казалось бы, можно предположить, что в постмодернизме полностью исчерпались религиозные поиски авангарда. Однако это не совсем так. Действительно, постмодернистская религиозность - поверхностная и игровая - на первый взгляд проигрывает при сравнении с духовными устремлениями авангарда. Но ее влияние на миллионные человеческие массы гораздо более сильное. Гибель старой культуры (нашедшая свое отражение в постмодернистской иронии), распад традиционной религиозности означают всего лишь, что появляется новая культура (пост-, согласно В. Бычкову, или прото-, согласно М. Эпштейну) и соответствующие ей новая религиозность и новое искусство. Причем это искусство весьма непохоже на искусство предыдущих эпох: оно относится не к внешним объектам - произведениям искусства, но ко всей окружающей среде, а также к внутреннему миру человека.
По словам А. Гениса, сейчас формируется "органическая" парадигма культуры, и "если старая парадигма довела до совершенства искусство обращения с объектом, то парадигма органическая фокусирует свое внимание на искусстве субъекта – на том искусстве, которое будет твориться в нас, нами и из нас… <…> C искусством происходят судьбоносные метаморфозы. Главные из них – это переориентация:
– с произведения на процесс, – с автора на читателя, – с искусства на ритуал, – с личности на культуру, – с вечного на настоящее, – с шедевра на среду"[450].
Все это, конечно, пока только тенденции, но они становятся все заметнее. Не "текст", а "читатель"; не произведение, а его восприятие - вот характеристики нового постмодернистского искусства. И даже постмодернистский панэстетизм не похож на эстетизм романтизма или символизма. И.В. Клюева показывает, что романтик поднят над приземленной повседневностью, уходит от нее; постмодернист же стремится к эстетизации самой повседневной жизни. В романтизме стиль жизни - выражение индивидуальной личности; в постмодернизме - только стилизация. В романтизме - стремление к будущему (хотя и не без интереса к историческому прошлому и экзотическому настоящему), в постмодернизме же - ностальгия по безвозвратно утерянному прошлому, сохранившемуся лишь в виде "культурных обломков", оборотная сторона которой - ирония; и т.д.[451]
Наконец, скажем несколько слов и о консервативном направлении в современном искусстве. Вообще говоря, наиболее характерная и мощная ветвь этого направления - массовая культура, о связи которой с новой религиозностью мы уже подробно говорили. Но и в более элитарных и "традиционных" (в смысле религиозных предпочтений) ответвлениях консерватизма новая религиозность дает о себе знать. Один из наиболее характерных примеров, на наш взгляд, - это ситуация в христианской живописи (не иконописи) в России последней трети ХХ века.
Так, многие современные художники, разрабатывающие христианскую тематику, являются лишь подражателями мастеров прошлого (в том числе - мастеров авангарда и модернизма), явно ориентируясь на коммерческий успех. Но даже в этом случае довольно часто в канонические сюжеты включаются инородные оккультно-мистические элементы[452]. Скорее всего, это объясняется тем, что собственно церковное, богослужебное искусство отделено от светского практически непроницаемой загородкой: "поскольку верующие относятся к внебогослужебной живописи на священные темы как к чему-то ущербному и второсортному в перспективе традиции, она вряд ли сможет в ближайшее время повлиять на храмовое искусство", - считает Р. Багдасаров[453]. Но зато религиозная внецерковная живопись испытывает влияние со стороны современной культуры, в том числе - новой религиозности. Работы таких художников как А. Исачев, О. Кандауров, Н. Гуцу, о. В. Провоторов, о. Стефан (Линицкий) явно несут на себе отпечаток такого влияния. На наш взгляд, реально существующие альтернативы (за редким исключением) современной христианской живописи: или малохудожественные подделки под старину, или же явно эзотерическая, оккультная трактовка живописцами даже традиционных, канонических сюжетов.
Итак, интерес к духовному (в частности, к религиозному) в искусстве ХХ в. несомненен. Современное искусство постепенно избавляется от своей "чувственности", не столько обращаясь к религиозным сюжетам, сколько стремясь преодолеть материальность и детерминированность этого мира "изнутри". На наш взгляд, предсказание П. Сорокина о смене чувственного типа культуры интегральным типом практически полностью сбылось: религиозно-мистические настроения в искусстве мирно сосуществуют с его тотальной коммерциализацией, а возрождение архаических практик происходит на фоне научно-технического прогресса и информационного ускорения. Культ творчества и свободы, доставшийся нашему времени в наследство от Нового времени, устремленность авангардного искусства в будущее препятствует "обвалу в архаику", хотя такая тенденция также просматривается.
Теперь рассмотрим наиболее популярные массовые жанры современного искусства, составляющие медиакультуру, и их связь с новой религиозностью.
4.2. Медиарелигиозность и картина мира
Мы уже видели, что массовая культура фактически является новым религиозным культом со своими богами, героями, жрецами, ритуалами и, конечно же, адептами, со священным трепетом взирающими на телеэкраны. Наверное, не будет поэтическим преувеличением говорить о существовании феномена медиарелигиозности, под которой мы понимаем специфическую область современной религиозности, порожденную медиакультурой. Медиакультура в широком смысле – это "совокупность информационно-коммуникативных средств, выработанных человечеством в ходе культурно-исторического развития, способствующих формированию общественного сознания и социализации личности"[454]. Но мы будем придерживаться более узкого и более традиционного понимания медиакультуры как совокупности всех видов аудиовизуального искусства (причем, в современном контексте - искусства массового). Безусловно, медиакультура - важнейшая часть современной массовой культуры (в которую также входят различные "структуры повседневности" - например, бытовая техника и пр.), на почве которой вырастает новое религиозное сознание. И вопрос, который нас сейчас интересует, звучит так: как современные аудиовизуальные средства (кино, телевидение, видео, системы мультимедиа), используя различные религиозные символы и смыслы, влияют на картину мира современного человека?
Следует уточнить, что хотя сегодня наблюдаются тенденция все более широкого распространения массовой культуры, которая является феноменом глобального масштаба, а не только западной цивилизации, нельзя утверждать, что медиарелигиозность характерна, скажем, для исламского мира или для большинства стран дальневосточного ареала (даже если она включает в себя некоторые элементы восточных религий). Поэтому будем говорить только о современной западной культуре (частью которой считаем и культуру России), поскольку развитая медиакультура и процессы секуляризации традиционных религий (прежде всего - христианства) в полной мере справедливы лишь для нее.
С точки зрения традиционного религиозного сознания, медиарелигиозность – это грубая подделка под вечные божественные ценности, а то и "религия Антихриста". И наоборот, адепт (точнее, потребитель) медиарелигиозности считает себя современным, прогрессивным ("продвинутым") и свысока поглядывает на отставших от жизни традиционных верующих – "ретроградов" и "мракобесов". Обе стороны обычно не утруждают себя серьезной аргументацией, поэтому представляется уместным выяснить, как влияет медиакультура на создание медиарелигиозного человека и как это влияние отображается в его картине мира. Но вначале имеет смысл обратиться к феноменологии медиарелигиозности, для чего рассмотрим наиболее популярные разновидности медиакультуры и их особенности.
Вообще говоря, медиакультура весьма разнообразна: носителями "медиатекста" являются как классические виды художественной культуры (изобразительное искусство, литература, музыка, театр), так и медиа, связанные с техническим прогрессом эпохи модерна (массовая пресса, фотография, телеграф, радио, кино, телевидение) и постмодерна (спутниковое ТВ, видео, ЭВМ, Интернет, электронная почта, сотовая связь, CD-Rom'ы и т.д.)[455]. Поэтому мы рассмотрим лишь некоторые (на наш взгляд, наиболее характерные) из вышеперечисленных медиа: кино и телевидение, Интернет и "виртуальные реальности". Кроме того, в следующем подразделе мы проведем подробный анализ современной массовой музыки (в ракурсе ее взаимосвязи с новой религиозностью).
Кинематограф и генетически связанное с ним телевидение являются синтетическими искусствами, массовыми формами целостного освоения мира, в которых наиболее адекватно выражен дух медиакультуры. И не только искусства, но и одни из основных средств формирования картины мира и "мягкого" принуждения современного человека к требуемым действиям. По словам же Платона, "если образцы и примеры лишены внутренней гармонии, фактически недобродетельны, то не следует ожидать добродетели от граждан"[456]. А в киноискусстве последних лет непрерывно умножатся образы насилия, эротики и нездоровой мистики…
Согласно П. Лазарсфельду и Р. Мертону, существует две основные функции и одна дисфункция масс-медиа. Полезным для социума является то, что масс-медиа придают определенную значимость сообщениям, легитимизируют их и, кроме того, закрепляют существующие социальные нормы. Вредным же (дисфункцией) является "наркотизация" зрителя, когда "активное действие" подменяется "пассивным знанием". Кроме вышеуказанных социальных функций масс-медиа можно также выделить и психологические, а именно: эскапическую, компенсаторную и катарсическую[457]. Наличие этих социальных и психологических функций позволяет говорить о возможности информационно-заражающего воздействия кинематографа (и масс-медиа в целом). Хотя на этот счет существуют различные точки зрения (исследователи говорят о слабом, умеренном, сильном воздействии на зрителя) обычно считается, что таковое воздействие - сильное[458]. Это означает, что картина мира, предлагаемая кинематографом и телевидением (в том числе - ее отдельные элементы, относимые нами к новой религиозности), прочно укореняется в сознании современного человека.
А картина мира, предлагаемая кино, весьма своеобразна. А.К. Якимович отмечает, что уже в самых первых фильмах рубежа XIX-XX веков "на экране можно было делать какие угодно превращения. Камни ходили, мертвецы оживали, из ничего материализовывались предметы и человеческие фигуры, а уж про такую мелочь, как полеты в воздухе, прохождение сквозь огонь и прочее, нечего и говорить. <…> Из чего угодно можно изготовить что угодно. Но это и логика сновидения, и логика шамана. Никто и ничто не равен себе самому и не может считаться всегда одним и тем же - вот что выяснилось, когда стали заниматься фильмом"[459]. И далее, отталкиваясь от размышлений Э. Панофского об искусстве кино, Якимович приходит к следующему выводу: "…Сама природа фильма такова, что он исходит из принципа материальной субстанции как таковой. Фильм - это по сути своей такая модель реальности, для которой законы, идеи, упорядоченные модели значимы лишь отчасти. Так или иначе дает о себе знать неупорядоченная реальность"[460].
Этому, на первый взгляд, противоречит естественное убеждение о реалистичности кино. Так, Ю.М. Лотман пишет: "Всякое искусство в той или иной мере обращается к чувству реальности у аудитории. Кино - в наибольшей мере… Точность воспроизведения жизни, казалось, достигла предела"[461]. Но именно кажущаяся реалистичность кино и делает его "магические свойства" такими сильными и опасными. Созерцая картины И. Босха или С. Дали мы все-таки не можем полностью "вжиться" в их мир; напротив, даже весьма посредственный фильм легко убеждает и "захватывает" своим правдоподобием. "Итак, кино - это медиа, которое, пользуясь своей зрелищной природой, влияет на широкую аудиторию и сообщает им определенное эмоциональное содержание. Как и любое медиа, оно ставит человека в ситуацию зависимости от себя… Кино как транслирующий канал завладевает сознанием зрителя и влияет на его эмоции"[462], - к такому выводу приходит Н.Б. Кириллова.
Важно отметить, что киноискусство не только косвенно влияет на новую религиозность путем формирования своеобразной "магической" картины мира (о чем хорошо пишет А.К. Якимович), но и непосредственно "подпитывает" ее множеством фильмов на религиозно-мистическую тематику. Множество примеров эксплуатации религиозных идей и символов в современном кино и их интерпретации в духе новой религиозности приводится в статье Ю. Максимова[463], к которой мы сейчас обратимся.
Так, современный массовый кинематограф создаётся в большинстве своем людьми, сознательно ставящими себя вне рамок какой-либо традиционной религиозности, хотя его идеология вовсе не является безрелигиозной: в ней присутствует ощущение мистики, признание и даже своеобразный культ "паранормальных явлений" (которые возможно использовать и в практических целях: например, узнать своё будущее, найти преступника, расквитаться с врагом и пр.). Присутствует и некоторая память о едином Боге, но из действительного мира Он удалён. С другой стороны, довольно часто в фильмах присутствует как реальность, как личность дьявол ("Сердце Ангела", "Омен", "Дьявол во плоти", "Адвокат дьявола" и др.), ангелы ("Жизнь прекрасна", "Город ангелов", "Майкл", "Прикосновение ангела" и др.), но практически никогда - Бог. Акцентирование внимания на этой посюсторонней жизни, на тварном мире, представление об устранённости из него Бога-Творца, утилизация духовной жизни вполне укладываются в такое древнее религиозное мировоззрение как язычество.
Вероятно поэтому индейские и африканские шаманы, буддийские монахи намного чаще оказываются положительными персонажами ("Маленький Будда", "Крутой Уокер", "Тень", "Ягуар", "Секретные материалы" и др.), чем священники, монахи или даже просто неноминальные христиане. И напротив, для образа религиозного маньяка обычно избирается представитель непременно какой-либо христианской конфессии или же человек, использующий христианскую символику (пастор-оборотень в "Серебряной пуле", монашка-террористка в "Вашингтонском такси", проповедник-некрофил в "Стремлении убивать", пастор-маньяк в "Правом деле", священник-киллер в "Джонни-мнемоник" и др.). В гораздо более редких случаях в данной роли выступает сатанист ("Доли секунды", "Кобра"). Излюбленным мотивом многих фильмов становится подчёркнутая профанация священных предметов и зданий, свободное обращение с текстами Писания, когда они вставляются в неподобающий контекст.
Очень часто человек, олицетворяющий традиционную теистическую религиозность, являясь персонажем первого плана, выступает в качестве отрицательного, или, во всяком случае, сомнительного героя. Священник/монах - персонаж второго плана также изредка оказывается положительным персонажем, но при этом, как правило, представляется существом совершенно беспомощным. А в эпизодических ролях священник возникает как нейтральный образ почти исключительно для "отправления ритуальных потребностей населения". Таким образом, использование героев - носителей традиционной теистической религиозности в массовом кино - это всегда попытка отражения чуждого образного ряда, глубинное содержание которого утрачено, вследствие чего сам он вызывает непонимание и внутреннее отторжение, - заключает Ю. Максимов.
Наконец, во многих фантастических фильмах, изображающих будущее человечества, религия существует лишь на заднем плане. Современные теистические религии, как правило, перестают существовать в своём настоящем виде, на их место вступают другие, новые культы, частью что-то заимствовавшие от старых, частью смешавшие их между собой, частью обожившие других "выдающихся людей" ("Дюна", "Чужой-3", "Планета обезьян", "Вавилон-5", "LEXX" и др.). При этом в большинстве случаев главного героя не затрагивают даже эти формы.
Эту же установку современного киноискусства на нетрадиционные формы религиозности отмечает и исследователь движения "New Age" Дж. Сайр: "В области кинематографии - самом эффективном средстве коммуникации в современном мире - надо назвать Стивена Спилберга (особенно его "Close Encounters of the Third Kind") и Джорджа Лукаса (и прежде всего его "Звездные войны" ("Star Wars")). "Божественная сила", царящая в мире этих фильмов, выглядит почти как Брахман индусов, вбирающий в себя добро и зло, а Йода - привлекательный гуру из "Возвращения империи" ("The Empire Strikes Back") - прямо-таки брызжет чистой метафизикой Нового Века"[464].
Телевидение же благодаря таким своим особенностям как "эффект присутствия" и оперативность еще более успешно чем кинематограф формирует потребности, нормы поведения, системы ценностей зрителей. "Телевидение - коммуникативное средство, которое аккумулировало в себе все достижения массовой коммуникации: фиксацию, консервацию, тиражирование, трансляцию, объединило зрительный и звуковой каналы информации и синтезировало два типа коммуникации: первый - временной, исторический, обеспечивающий культуронаследие, второй - пространственный, синхронный, актуальный, обеспечивающий социорегуляцию, - может стать универсальной культурно-коммуникативной системой"[465], - считает О. Нечай.
Специфика телевидения такова, что мы психологически воспринимаем его сугубо "документальным отчетом", как бы продолжением наших органов зрения, а потому относимся к чужим взглядам как к своим собственным. Поэтому пропаганда нетрадиционных религиозных идей и практик на телевидении намного сильнее воздействует на зрителя, чем в случае кино, не говоря уже про радио, массовую печать или литературу. По словам А. Цуладзе, "телевидение - это не просто посредник между мифотворцами и зрителями. Это особая среда, обладающая рядом уникальных свойств, которые превращают его не только в канал доставки мифов, но и в фабрику по их производству"[466]. Сила телевизионных "мифов" в том, что они паразитируют на реальных фактах и событиях, давая им неадекватную трактовку. В принципе, любая безумная идея, обработанная опытными клипмейкерами и представленная при помощи тщательно подобранного визуального ряда, имеет все шансы на отклик среди многомиллионной аудитории. "Телезвездой" стать также гораздо проще, чем "кинозвездой" - нужен лишь хороший имиджмейкер и продюссер со связями, а талант - вещь второстепенной важности (подтверждение этому - колоссальный успех многочисленных "мыльных опер" и реалити-шоу). Согласно емкой метафоре К.Э. Разлогова, "экран - это мясорубка культурного дискурса": ведь целостный объем информации безжалостно перерабатывается "мясорубкой" масс-медиа в более удобоваримую пищу для зрителей[467].
"Таким образом, телепродукция "массовой культуры" в своей основе имеет не реалистические образы, а систему стереотипов и имиджей, распространяемых в развлекательной форме и способствующих созданию у массовой аудитории стандартов поведения, социальных мифов. Внедрению и завоеваниям этого вида культуры на телевидении способствует, прежде всего, один фактор - социально-экономический", - пишет С.А. Герасимова, а в результате "телезрители "молятся" на созданного кумира, как ранее боготворили святых. Поэтому можно констатировать, что "массовая культура" заметно потеснила религию, хотя в самой природе обожествления и поклонения у них есть много общего"[468]. И это, как мы видели в предыдущем разделе, не просто поэтическое преувеличение: массовая культура - не только питательная среда для новой религиозности, но и в какой-то мере уже сама по себе является религиозно-мифологическим пространством.
Сегодня важнейшими составляющими этого пространства становятся создаваемые медиакультурой при помощью компьютерных и Интернет-технологий "виртуальные реальности", постепенно меняющие облик духовной жизни человека. Здесь чрезвычайно важно отметить различие между трансцендентностью и виртуальностью. Как утверждает Е.Г. Соколов, виртуальное - в реальности отсутствующее, но ею сформированное; трансцендентное - не подвластно реальности. Искусство новейшего времени замещает трансцендентность виртуальностью путем тотальной эстетизации; становится возможным полный контроль (с трансцендентным это было невозможно). А сегодня "центр деятельности реципиента переводится в виртуальный пласт. С помощью искусства, оказывается, удается - виртуально - пережить то, с чем в реальности столкнуться невозможно. Там, в ирреальной реальности, свершаются чудесные события, которые в модусе повседневности никак не заявляют о себе. Причем наслаждаться ими (участвовать в них, чувствовать их) можно не с меньшей, а порой и с большей интенсивностью"[469].
Можно предположить, что конфликт между традиционными религиями и новой религиозностью - это конфликт между трансцендентным и виртуальным. Современное массовое общество справедливо опасается неподконтрольного ему трансцендентного, но существующая реальность (материальная) не может удовлетворить его растущих запросов. Выход найден в замещении трансцендентного виртуальным, и, в частности, традиционных религий - новой религиозностью[470]. Именно виртуальная реальность - это важное средство для безболезненного перехода от чувственного типа культуры к культуре идеалистической, интегральной (поскольку объединить трансцендентное с материальным массовой культуре явно не по силам). Поэтому на сегодняшний день "виртуальная реальность синтезирует технику и мифологию (творческое воображение) и является самой современной формой культуротворчества"[471].
Некоторые исследователи предлагают рассматривать новые информационные технологии (согласно В.М. Розину, "инженерно-семиотические") как специфический вид символической реальности, создаваемой на основе взаимодействия компьютерной техники и социума. Отличительной особенностью этих технологий является возможность человека не только наблюдать и переживать эту символическую реальность (что характерно для трансцендентного), но и активно действовать в ней. Такая реальность может быть использована как средство для реализации традиционных культурных практик (наука, искусство, религия и мистика) в форме виртуальных реальностей, позволяющих разрешить противоречия между отдельным человеком (личностью) и культурой[472].
Аналогично, Г.Г. Копылов говорит об "инженерных мирах" - т.е., локальных, индивидуальных, искусственно сконструированных "картинах мира" - виртуальных и символических реальностях. "…Человечество начинает жить (или начинает осознавать это) не в исторически формирующихся культурах, а в инженерных мирах, вырастающих, как из ядра, из некоторой теоретико-онтологической конструкции. Потом эти конструкции начинают "обрастать" структурами реализации, и, наконец, оформляются в миры - когда находится достаточно людей, которые начинают жить в соответствии с этой теоретической конструкцией… А поскольку конструкции разные, то и миры получаются различные и взаимодействующие между собой. Особо изощренные люди или сообщества начинают формировать такие миры осознанно"[473]. И если раскол между традиционной культурой, ориентирующейся на трансцендентное, и современной культурой, все еще чувственной и гедонистической, преодолеть в интегральном синтезе невозможно, то незаметная для большинства замена трансцендентного его симуляцией - т.е. виртуальными реальностями - позволяет довольно легко достичь требуемого результата (ожидаемой интегральной культуры). В сущности, это инверсия (в том смысле, который вкладывает в этот термин В.В. Штепа), то есть подмена подлинно трансцендентного его опустошенными внешними формами, подделкой. Впрочем, в последней своей работе этот автор указывает на то, что виртуальное может одновременно быть и трансцендентным, но только при определенных условиях. "Власть симулякров - это замкнутая на общепринятые стереотипы образная структура, создающая лишь иллюзию "творческого воспарения" над реальностью, но по сути плотно привязанная к самым тривиальным и сиюминутным потребностям "общества спектакля". Тогда как необходимым атрибутом всякой утопии является ее трансцендентное измерение - собственная мифология, выводящая за пределы статус-кво, или, по Мангейму, "данного социального порядка". <…> Парадокс состоит в том, что в гиперреальном мире тотальных симуляций подлинными являются лишь утопические проекты"[474].
Но вернемся к рассмотрению виртуальных реальностей в контексте медиарелигиозности. Главная особенность Интернета состоит в том, что он формирует единую коммуникационную среду - вненациональную и надгосударственную, объединяющую различные локальные культуры. С помощью Интернета становится гораздо легче осуществлять и синтез различных религий (хотя бы на уровне эклектики), то есть Интернет является одним из средств формирования новой религиозности.
Осуществить этот синтез тем проще, чем сильнее "деконцентрация смысла" в Интернете (О.В. Романов). Практически все находящихся в сети документы - "распыленные, раздробленные, разбросанные, жидкие, они… распыляют даже те множественные конкретные мысли, которые доступны для представления на бумаге"; эта деконцентрация идет по следующим основным направлениям: "виртуализация реальности; децентрация гипертекста; деконструкция концепта и замещение его ризомой; разрушение дискурса свободной игрой ассоциаций; замена точного выражения мысли в классическом тексте - "гипермыслью" как неким смысловым облаком или туманностью, клубящейся вокруг и около гипертекста; замена линейного мышления ризомной сетевой структурой; замена закрытых логик - открытыми; деконцентрация субъекта мышления"[475]. Ризоматическая структура Интернет-пространства хорошо соответствует аналогичной структуре новой религиозности, поэтому будущее исследуемого нами феномена мы во многом связываем и с дальнейшим расширением влияния Сети.
Интересные рассуждения об Интернете принадлежат В.В. Никитаеву, который считает, что Сеть "воссоздает в новом материале характерные черты очень древней эпохи человеческой истории - магийный мир. В этом смысле web-мир воспроизводит еще более примитивный (древний) архетип, чем мифопоэтическая парадигма массмедийного мира"[476]. Ход мысли автора таков: раз существует Интернет-пространство, в нем существуют и web-тела - совокупности гиперссылок. Благодаря этим телам можно перемещаться в web-пространстве от одного текста к другому. Причем "тела в web-мире не просто существуют - они, в некотором роде, живут. Запрос по одному и тому же ключу через одну и ту же поисковую систему, повторенный через некоторое время, даст уже другой результат, чем в первый раз… Собранные клиентом адреса - гиперссылки "устаревают" и "умирают" "[477]. Время web-мира определяется процессом порождения новых гиперссылок (в форумах существует четкое деление на "настоящее" - top, верхняя часть страницы, и "прошлое"); сама же модель времени очень архаична: время измеряется "переходами", то есть является функцией web-пространства, "расстоянием". В результате В.В. Никитаев делает вывод: Интернет - это параллельный мир, появление и стремительный рост которого возможно свидетельствует о вырождении остальных миров: жизненного (собственно реальности), "внутреннего" мира личности и масс-медийного.
Соглашаясь с Никитаевым в том, что Интернет - это особый параллельный мир, мы не вполне разделяем его трактовку как архаического пространства. Как известно, для Интернета и для компьютерных технологий вообще характерна ориентация на текст, а не на визуальные образы, более свойственные архаике. В частности, У. Эко не согласен с тем, что современная цивилизация ориентируется лишь на зрительные образы: напротив, компьютер возвращает пользователя к традиционной форме текста, а мультимедийные технологии не могут заменить книгу[478]. Впрочем, аудиовизуальные технологии "не сдаются" и все теснее проникают в Интернет, не говоря уже о досуговых формах компьютерных технологий (прежде всего - компьютерных играх).
Современные электронные технологии предлагают пользователям огромные возможности, вплоть до создания собственных миров. В то же время существует и негативное влияние компьютерной виртуальной реальности на человека, выражающееся "в переосмыслении им базовых человеческих ценностей - здоровья, счастья, мира, любви, наконец, самой жизни. Человек привыкает к множественности, альтернативности ситуаций, отсутствию ограничений, налагаемых физической реальностью… Компьютерное пространство может закабалить человека, обезличить его, отобрать его энергию, волю к жизни, индивидуальность и создать проблемы, значительно более глубокие, чем, к примеру, проблема зависимости от психотропных средств. К слову говоря, в эзотерической практике применение психоделических препаратов, позволяющих проникать сквозь границы реальности, строго регламентируется и запрещается без специальной подготовки. …А само пребывание в виртуальном мире, сходное с пребыванием в измененном состоянии сознания, и получение в нем информации, отличной от традиционной, приобретенной человеком в опыте общения с повседневностью, может иметь следствием разнообразные психические расстройства"[479].
Длительное дружеское общение с компьютером приводит к своеобразному симбиозу человека и машины; И. Бурлаков даже говорит (не без иронии) о рождении нового вида живых существ - "гомутеров" (от homo + computer). Причем "гомутеры" явно более склонны к идеям новой религиозности, чем их менее "продвинутые" собратья. "Раньше большинство западных психологов и философов считали, что нормальный человек представляет смерть и рождение как уникальные события в своей жизни. Популярность Doom-образных компьютерных игр говорит о том, что современный человек легко и комфортно принимает концепцию множества смертей и рождений одной личности. Из этого следует, что его сознание стало менее христианским, более "восточным" "[480].
Значительная часть компьютерных игр щедро использует оккультно-мистическую символику, что позволяет радикально настроенным авторам утверждать: "Дьявольская личина с первых же шагов поселилась в виртуальном компьютерном мире - одной из передовых технологий масс-медиа"[481].
К сожалению, сегодня экспансия электронных технологий знаменует собой не столько рост информированности и эрудиции, расширение мировоззренческих горизонтов нынешнего человека, сколько зависимость его системы ценностей от образцов массовой культуры. ""Виртуальная реальность", возникающая на телеэкранах и на дисплеях компьютеров, связана с вытеснением из жизненного опыта значительной части молодежи живой реальности, собственно-реальности. Телезвезда или собеседник по интернету во многом утрачивают свою человеческую жизненность и предметность: живой человеческий лик превращается в некое абстрактное электронное свечение, в эрзац-собеседника. Более того, иной раз анимационный персонаж из мультисериалов или компьютерных игр становится "роднее" и понятнее самых реальных людей из реального окружения. "Живее всех живых". Виртуальные пространства компьютерных игр и коммуникаций превращают мир в некое подобие моих сновидений, где я оказываюсь почти что полным и безответственным хозяином: по своему желанию погружаю во тьму лица и пейзажи, отключаю неугодную мне информацию, забавляюсь жестокими трюками, по своему желанию или капризу разрушаю компьютерные замки и города, взрываю наскучившие мне автомобили и самолеты, изничтожаю компьютерных человечков, одним прикосновением к "мыши" исключаю из общения и ликвидирую в своей памяти неугодного мне собеседника из интернета..."[482]. Как нам кажется, такие виртуальные реальности могут лишь приблизить крах чувственной культуры, но никак не способствовать созданию культуры интегральной.
Конечно, существуют и более привлекательные перспективы развития искусства виртуальных реальностей. По мнению Т.Е. Шехтер, "особенностью культуры новой эры должен быть вид синтеза художественного творчества и современной интеллектуальной мысли, в котором будет достигнуто равноправие средств и целей выражения и изменится понятие условности в искусстве. Техногенный мир виртуальной реальности должен войти в тесный контакт с субъективным миром личности. <…> Очевидно, искусство будет существовать в двух измерениях - реальном и виртуальном, причем второе будет стремиться к полной адекватности физическим ощущениям и постарается "открыть дверь" в мир телесных контактов, до сих пор не имеющих места в художественных творениях. Такое искусство будет иметь шоковое воздействие. И тогда художественной задачей будет преодоление грани между двумя этими состояниями искусства и расширение мира человеческого восприятия и эмоционального переживания за счет новых возможностей"[483]. Но, как нам кажется, эти новые возможности в полной мере будут реализованы еще не скоро.
Учитывая все вышесказанное, рассмотрим картину мира, формируемую медиарелигиозностью. Как уже говорилось, у каждого человека имеется картина мира, объединяющая все известные человеку ценности, смыслы, идеи, понятия в единую систему, имеющую как общие черты для данной общности людей (нации, субкультуры), так и индивидуальные особенности. В.С. Жидков и К.Б. Соколов предлагают классифицировать картины мира с помощью признаков-критериев, на основе которых можно различать особенности картин мира. Они выделяют 16 таких признаков[484], которые мы приведем и рассмотрим ниже. "При этом, осуществляя классификацию, необходимо представить каждый выводимый нами параметр в виде двух полюсов, означающих его противоположные значения. Из сказанного вовсе не следует, что именно в таком двухполюсном виде данный параметр и будет фигурировать в последующей классификации и при возможных в будущем практических измерениях (параметр вполне может иметь три градации или большее их число, а может и вообще обладать непрерывной шкалой); но для наглядности такая форма является наиболее удобной"[485].
1. Масштабность – охват картиной мира всех стран мира и их истории, космоса, включая представления о его будущем, или же только образами населенного пункта, в котором вырос человек, фрагментами образов его личной биографии.
2. Четкость – в картине мира фрагменты и основные элементы четко разделены, легко отличимы друг от друга, или же носят размытый, текучий характер.
3. Эмоциональная окрашенность – насыщенность образов положительными или отрицательными эмоциями, или же эмоциональная нейтральность.
4. Свет и мрак – преобладание позитивных, или же негативных оценок.
5. Присутствие прошлого, настоящего и будущего – элементы картины мира в основном представляют прошлое при слабом присутствии настоящего и практическом отсутствии будущего, или же большинство элементов представляют будущее при слабом присутствии фрагментов настоящего и практическом отсутствии прошлого.
6. Самосогласованность – высокая внутренняя организация картины мира, или же низкая (противоречивость элементов картины мира).
7. Аналитизм и синтетизм – мир предстает как логически выстроенная, рациональная конструкция, которую можно понять и описать, или же мир представляется тайной, которую можно постичь лишь посредством эмоционального проникновения.
8. Выделенность субъекта из внешней среды – человек невычленен из внешнего мира, отождествляет себя с каким-то множеством (скажем, племенем, родом), или же имеет представление о самоценности собственного существования, противопоставляет себя остальному миру.
9. Активность и пассивность – активная позиция человека, направленность на преобразование внешней среды, или же пассивное подчинение обстоятельствам, фатализм.
10. Знаковость (символичность) - окружающие предметы и явления обладают неким символическим значением, указывают на что-то иное, или же не наделены какими-либо значениями, а выступают сами по себе.
11. Рефлексивность – склонность к рассуждениям, сомнениям, направленность на свой внутренний мир, или же решительность, поверхностность, направленность вовне.
12. Насыщенность межчеловеческими отношениями – картина мира может быть богатой межчеловеческими отношениями, или же в ней могут существовать лишь "Я" и окружающие природные объекты.
13. Конформность – картина мира может быть конформной по отношению к большинству персонажей этой картины, "пластичной", или же иметь жесткие образы, практически не изменяемые под влиянием общественного мнения.
14. Детерминированность мироустройства – мир представляется в виде цепи причин и следствий, или же, напротив, хаосом, собранием случайностей, где все зависит от стечения обстоятельств.
15. Степень общей развитости – в картине мира фрагменты и основные элементы обозначены лишь схематически, или же носят ярко выраженную эмоциональную окраску, насыщены звуками и запахами.
16. Особенности развития репрезентативной системы – преобладание в картине мира визуальных образов, или же кинестетических, звуковых или даже вкусовых ощущений.
Приступая к рассмотрению этих признаков, важно отметить крайне низкую самосогласованность картины мира, предлагаемой медиакультурой, ее противоречивость (как и в обыденном сознании), соответственно, остальные признаки могут варьироваться, одновременно сосуществовать противоположные позиции. Итак, какой образ мира предлагает человеку медиакультура?
1. Масштабность: "медиарелигиозная" картина мира поражает своим космизмом. Представлены практически все культурные и религиозные традиции, от древности до наших дней, причудливо между собой соединенные. Если можно сомневаться в успехе проекта мультикультурализма в реальности, то в медиареальности этот проект успешно осуществлен, пусть поверхностно, но зато в огромных масштабах.
2. Четкость: картина мира очень размыта, что, наверное, является оборотной стороной ее масштабности и эклектичности. Информационная перенасыщенность приводит к утере осознания взаимосвязей между отдельными элементами.
3. Эмоциональная окрашенность: практически все образы медиакультуры эмоционально насыщены. Эмоциональная нейтральность – чрезвычайно редкое явление, зрелищность достигается благодаря ярким образам героев и антигероев, вызывающих, соответственно положительные или отрицательные эмоции.
4. Свет и мрак: обычно преобладают позитивные оценки, так как медиакультуре не свойственно оппозиционное отношение к действительности. Интересно заметить, что так называемые религиозные культы, напротив, часто формируют у своих членов довольно мрачные эсхатологические представления.
5. Присутствие прошлого, настоящего и будущего: несмотря на множество элементов из прошлых культур и футуристических представлений, картина мира ориентирована на настоящее. "Жить сегодняшним днем" - это своего рода девиз медиарелигиозности.
6. Самосогласованность: как уже говорилось, наблюдается крайне низкая внутренняя организация картины мира.
7. Аналитизм и синтетизм: как правило, картина мира синтетична и иррациональна. Мир представляется тайной, недоступной для обычного понимания, что дает повод некоторым исследователям говорить о "новой архаике". В то же время, синтетизм медиарелигиозности весьма успешно сочетается с прагматизмом: стремление к успеху "здесь и сейчас" вызывает к жизни магические представления и практики, согласно которым существует возможность влияния на внешний мир.
8. Выделенность субъекта из внешней среды: обычно человек невычленен из внешнего мира, отождествляет себя с определенной субкультурой (что особенно характерно для молодежи). В исключительно редких случаях человек противопоставляет себя остальному миру (архетип героя), но это во многом списывается на судьбу, от которой не уйдешь, а не на личный выбор.
9. Активность и пассивность: в целом поощряется активная позиция человека, но эта активность весьма односторонняя, если учесть уже упоминавшийся оптимизм медиакультуры и ее нацеленность на решение повседневных проблем.
10. Знаковость (символичность): предметы, явления могут как обладать символическим значением, так и выступать сами по себе. При этом в зависимости от контекста символика того или иного объекта может варьироваться в широких пределах.
11. Рефлексивность: склонность к рассуждениям и сомнениям не поощряется, большинство действий человека направлено вовне.
12. Насыщенность межчеловеческими отношениями: картина мира чрезвычайно богата межчеловеческими отношениями, но, несмотря на это, большинство из них осуществляется не на глубоком личностном уровне.
13. Конформность: картина мира чрезвычайно конформна, "пластична", изменяется под влиянием моды и общественного мнения.
14. Детерминированность мироустройства: мир представляется весьма хаотичным, причинно-следственные связи между отдельными элементами картины мира практически невозможно установить.
15. Степень общей развитости: некоторые элементы обозначены лишь схематически, другие же (большинство) носят ярко выраженную эмоциональную окраску.
16. Особенности развития репрезентативной системы: в картине мира преобладают визуальные образы.
Таким образом, параметры признаков картины мира, формируемой медиакультурой, позволяют по-новому взглянуть на современную религиозность. Для медиарелигиозной личности в целом характерен религиозный агностицизм, иногда доходящий до индифферентизма, что вызвано масштабностью и размытостью картины мира. Традиционные религиозные институты при этом теряют свое влияние, но вместо них появляются новые, экстравагантные культы, хорошо сочетающиеся с гедонизмом и материализмом современной культуры (ориентация на настоящее). Так, рассматривая модное ныне понятие телесности, В.В.Бычков отмечает, что в произведениях современной культуры, "осознанно или внесознательно лишившихся совсем или по большей части духовности, какой либо причастности (сакральной, символической, изобразительно-выразительной) к сфере Духа, возобладала, усилилась некая специфическая внедуховная энергетика, ничего не дающая созерцательному видению и ведению человека, его духовному узрению, но воспринимаемая практически всеми органами чувств человека, его психофизиологической сферой и нередко - его рассудком"[486]. Эта "внедуховная энергетика" медиакультуры приводит не только к обычным эмоциональным переживаниям – например, с помощью рэйв-музыки нетрудно попасть "в уникальное эмоциональное и психологическое состояние, в котором вы купаетесь в фантазиях, эмоциях, снах. Влияние гипнотической техно-музыки, ночи и незаметных диджейских переходов от одной композиции к другой может запросто опьянить и без спиртного - оно сопоставимо с религиозным опытом"[487]. Впрочем, традиционный религиозный опыт может и не отбрасываться - но при условии признания его многообразия и субъективности. Ю.В. Шичанина считает (и следует с ней согласиться), что современный подход к религиозным практикам можно выразить в следующем: они должны быть доступными, не отнимать слишком много времени, не требовать от практикующих больших жертв и приносить практическую пользу. При этом современный религиозный человек больше похож на "неофита потребительского общества", нежели на адепта Духа[488].
Появление современных средств массовой коммуникации: кинематографа, телевидения, персональных компьютеров, рекламных технологий потеснило традиционные религиозные представления. Теперь в поисках "сакрального" человек обращается не к церкви, а, например, к телевизионной рекламе, сулящей здесь и теперь то, что религии обещают лишь в загробной жизни. Само же потребление может рассматриваться как своего рода ритуальное действие, поскольку человек стремится купить не только какую-то вещь или услугу. По словам одного из героев романа В. Пелевина "Generation "П"", "…всегда рекламируются не вещи, а простое человеческое счастье. Всегда показывают одинаково счастливых людей, только в разных случаях это счастье вызвано разными приобретениями. Поэтому человек идет в магазин не за вещами, а за этим счастьем, а его там не продают". Традиционная религиозность отходит на задний план и становится одним из множества "языков" описания новой медиареальности: религиозные символы вносятся в контекст современной жизни таким образом, что оказываются не противоречащими современности, но как бы исправляющими ее недостатки и упущения.
Появление медиакультуры часто приводит к усреднению (массовизации в сторону банальности) ценностей своей и чужих культур, появляется "сувенирный синдром": ценности иной культуры начинают функционировать не в своем контекстуальном окружении: происходит усвоение не чужой культуры, а лишь своих собственных представлений о ней[489]. Это же справедливо и по отношению к ценностям любых религий: в современном культурном контексте они воспринимаются и функционируют именно на уровне "сувениров".
Заметим, что нынешнюю эскалацию медиарелигиозности можно рассматривать как в рамках концепции постиндустриального и информационного общества (то есть, линейно-эволюционистской модели), так и с точки зрения циклической парадигмы социокультурной динамики (смена чувственного типа культуры "идеациональным" (сверхчувственным) или же интегральным, согласно П. Сорокину). Коммерческий характер массовой культуры и низкий художественный уровень массового искусства обычно вызывают обвинения в "бездуховности" и "примитивизме", с чем отчасти можно согласиться. Но сегодня массовая культура становится все более сложной и многогранной, предлагая множество индивидуальных культурных стилей и жизненных стратегий, о чем, в частности, свидетельствует и широкое распространение медиарелигиозности. Не является ли это одним из признаков приближения новой "идеациональной" эпохи? Поверхностный характер современной медиарелигиозности пока не позволяет дать утвердительного ответа на этот вопрос, но время покажет, окажемся ли мы в "электронном средневековье" по Э. Тоффлеру и У. Эко, или нет.
Итак, развитие средств массовой коммуникации обеспечило возможность для смешения и унификации самых различных культур, религий и создания на этой основе "постмодернистской" и эклектичной медиарелигиозности. Мы рассмотрели влияние на человека и его картину мира кинематографа, телевидения и виртуальных реальностей Интернета и компьютерных игр. Как оказалось, религиозность (обычно - в нетрадиционных формах) отнюдь не чужда самым современным медиа. Но эта религиозность, как правило, связана не с трансцендентным, а с виртуальным, то есть сформированным реальностью, хотя и отсутствующим в ней. Поэтому медиарелигиозность находится под контролем не сверхъестественных сил, а породившей ее массовой культуры. Учитывая современные темпы развития техники, информационных технологий и пр., можно предположить, что влияние медиарелигиозности на культуру и общество в будущем сохранится и даже усилится (и, возможно, выйдет за пределы ареала западной цивилизации). Что это принесет человеку – можно увидеть уже сейчас, посмотрев на основные признаки картины мира, предлагаемой медиарелигиозностью: масштабность, расплывчатость, эмоциональность, синтетичность и т.д.
4.3. Магия звука: от рока до рэйва
Заканчивая рассмотрение взаимоотношений искусства и новой религиозности, обратимся к современной (последней трети ХХ в. - начала XXI в.) "массовой" музыке, точнее, к ее некоторым характерным направлениям. Заглавие настоящего подраздела - "магия звука" - это, конечно, красивый образ, но за ним стоит определенная реальность, нуждающаяся в осмыслении.
Сегодня влияние рок-музыки (в широком смысле этого слова)[490] ощущается не только в молодежных субкультурах, но – благодаря средствам массовой коммуникации – практически во всех слоях общества. А "юниоризация" всей культуры и ее коммерциализация привели к тому, что рок-музыка стала частью официальной культуры, а некоторые ее представители - "живыми классиками". В этом контексте становится ясно, что религиозность или духовность большей части рока - показная, подобно тому, как это имеет место во всей массовой культуре. Хотя были и есть исполнители (правда, весьма немногочисленные), по отношению к которым справедливы слова Е. Летова (лидера группы "Гражданская Оборона"): "Рок по сути - не музыка и не искусство, а некоторое религиозное действо - по типу шаманизма - которое существует, дабы утвердить определенную установку. Человек, занимающийся роком, постигает жизнь, но не через утверждение, а через разрушение, через смерть. Шаманство здесь ритм, на который накладывается импровизация. И чем больше шаманства, тем больше рока. И, наоборот, если над шаманством начинает преобладать искусство, музыка, - то рок умирает"[491].
Рок-музыка очень популярна, она имеет сильное влияние на умы и чувства, что привлекает пристальное внимание представителей "традиционной религиозности", прежде всего - христианской церкви. Чаще всего она безоговорочно осуждается, объявляется антихристианской и сатанинской (впрочем, для некоторых ее направлений это в какой-то мере справедливо). Но интересно, что аргументация у гонителей рока, каких бы мировоззренческих позиций они ни придерживались, в целом совпадает. Бунтарство и протест (по крайней мере - на словах) рок музыки казался опасной как для коммунистической идеологии, так и для традиционного религиозного сознания[492].
Но корни проблемы - не только в асоциальности рока (часто показной), но гораздо глубже. Так, Е.В. Касьянова в своем диссертационном исследовании рок-культуры пишет, что "…сам рок-н-ролл (в широком смысле слова), возрождающий к жизни дионисийские культы, высвобождающий массовую энергию, апеллирующий к коллективному бессознательному, стал выступать в качестве "новой религии", а его проповедники - рок-музыканты - порой облекались правами святых"[493]. Ей вторит В. Посиделов, считающий, что современная рок-музыка - ничто иное, как урбанистическая религия. Рок-звезды - божества, которым поклоняются миллионы людей разных возрастов. И иронически замечает: "…Рок-музыканты - современные урбанистические шаманы. Имя им - легион, число нескончаемо. Какому Богу они служат, как делают деньги, вдохновляют массы и отравляют отдельные умы?"[494] На этот вопрос мы и постараемся ответить ниже.
К сожалению, мы не можем предложить хоть сколько-нибудь удовлетворительную типологию современных направлений рок-музыки, поскольку границы между ними (как и границы между роком и поп-музыкой) весьма размыты.
Тем не менее, в развитии рок-культуры можно выделить несколько достаточно четких этапов (Е.В. Касьянова):
"Конец 50-х - начало 60-х годов ХХ в. Американский рок-н-ролл и британский бит.
60-е - начало 70-х годов ХХ в. Музыка хиппи. "Золотой век" рок-музыки.
70-е годы ХХ в. Панк-движение.
80-е годы ХХ в. "Новая волна".
90-е годы ХХ в. - настоящее время. Рок-культура крайне эклектична, включает в себя множество течений и движений не только прежних десятилетий, но и новых"[495].
Нас интересует, прежде всего, современный этап, в частности, такие направления, как блэк метал (black metal), готик (gothic), рэйв (rave) и эмбиент (ambient). Но вначале все равно обратимся к истокам рока, так как иначе нам будет непонятна сложившаяся сегодня ситуация.
На протяжении тысячелетий все виды искусства были тесно переплетены с религиозным культом, и музыка не являлась исключением. В Европе Нового времени искусство постепенно секуляризировалось, но в ХХ веке неожиданно происходит возврат светского искусства к своим религиозным истокам. В частности, практически все направления рок-музыки испытали на себе влияние разнообразных религиозных идей – от пятидесятничества и африканских культов до восточного мистицизма и философии "New Age"[496]. Наблюдалось и встречное влияние рок-музыки на общую духовную атмосферу современности. "В 60-е годы рок-кумиры были в первых рядах тех, кто пронзительно кричал о том, что западное христианство исчерпало себя – время обратиться к "новой религиозности". "Битлз" едут в Индию учиться Трансцендентальной медитации, а за ними вскоре следуют и "Роллинг Стоунз" и проч. Рок обращается к африканским ритмам и шаманской практике. Рок рекламировал "психоделическую революцию" – расширение сознания с помощью наркотиков…"[497]. И действительно, "вторая волна" новой религиозности, вызвавшая к жизни бум новых религиозных движений, привела и к широкому распространению наркотика-галлюциногена ЛСД (его попробовали практически все известные рок-музыканты и множество их поклонников). А для некоторых современных направлений музыки характерен т.н. "драйв" (drive) – физиологическое воздействие звука, при котором творческая роль сознания, "слышания" сводится к нулю, а подсознательное действие возводится до максимальных пределов.
Поэтому Е.В. Касьянова сравнивает рок-музыку с древними языческими и эзотерическими практиками. В частности, скоморохи (а также их зрители) "…впадали в состояние транса, то есть, особого духовного настроя (прелести). Не удивительно, что при этом важную роль играло употребление алкоголя или иных психотропных средств (возможно, грибов). То, что современная культура использовала некоторые элементы эзотерических языческих культов - бесспорно"[498]. Возрождение архаики, языческих ритуалов в полной мере было характерно уже для Дж. Моррисона (лидера группы Doors)[499], эта же линия сегодня продолжается многими группами в стиле блэк метал[500].
М. Зуева утверждает, что "из всех видов искуссотв, как свременных, так и искусств прошлого, Black metal оказался наиболее близок мистериальным практикам древности. Параллели наблюдаются как на уровне идей, так и средств их подачи. Концерты black-исполнителей могут быть охарактеризованы как некие "современные ритуалы", а ритуал, как правило, носит инициационный характер, и современные шоу не являются в этом плане исключением"[501]. Далее автор подробно рассматривает проявление "черного феномена" (культа смерти, суицидальных устремлений) в этом направлении рока и указывает на его разновидности: "…сам Black metal имеет два крыла, исповедующие разную идеологию, но единые в основе: Black metal - это, прежде всего, антихристианство. Соответственно он включает в себя сатанизм и язычество…"; впрочем, границу между ними провести довольно сложно, часто встречаются "гибриды" этих мировоззрений[502].
Впрочем, жизнь показывает, что "магия денег" гораздо сильнее "настоящего" сатанизма и язычества: коммерциализация рока "переваривает" даже такое, если за это согласны платить деньги. Поэтому многие современные рок-группы имеют тщательно разработанные имиджи оккультистов и человеконенавистников. "Есть категория людей, которые любят книги или фильмы ужасов. Им мы и подыгрываем. Это не серьезнее, чем фильмы Стивена Спилберга", утверждает Джон Тарди из группы Obituary[503]. Или вот строки из интервью с неким "практикующим сатанистом" рок-администратором Андреем Б. (взято В. Посиделовым): "Обвислого Купера и представителей металла - всех поголовно - я бы уничтожил. Эпигоны, профанаторы идеи, псевдоужасы, маскарад ради денег. Iron Maiden - просто смех. Сегодня - "нет войне", завтра - пингвинов спасают от атомного ледокола "Ленин". А российские металлюги - здесь даже говорить не о чем! <…> Этот металл - ненастоящее, театр. Все настоящее происходит без того, чтобы за ним наблюдали"[504].
Гораздо более миролюбивы поклонники так называемой "готической" музыки (несмотря на название, не имеющей никакого отношения к средневековью) - очень широкого направления, включающего в себя такие разные стили как gothic rock, gothic ambient, darkwave, и т.д. Даже их игры в вампиров и некрофилов, приводящие к частым походам на кладбища, опасности для общества не представляют. Как правило, готическая музыка создает мрачное или сюppеалистическое настpоение, в текстах обыгрывается тема смерти, а "продвинутые" поклонники этой музыки носят черные одежды, гримируются, чтобы придать лицу "мертвенную бледность", и красят ногти черным лаком (все это относится и к лицам мужского пола).
Впрочем, готы - это не просто одна из многочисленных музыкальных группировок, но отдельная субкультура, все больше расширяющая свое влияние, своеобразное возрождение декаданса вековой давности. Позволим привести себе пространную выдержку из статьи В. Камши "Люди в черном на наших улицах".
"Началось все в Англии лет тридцать назад, когда панк-волна, достигнув апогея, стала стихать, одновременно мутируя. Тотальный панковский нигилизм смягчался, становился меланхоличней и лиричней. Так возник пост-панк, декадентски-депрессивное музыкальное течение. Музыканты и их аудитория и стали тем питательным бульоном, из которого вышла новая субкультура…
К середине 90-х готы обрели развитую изолированную инфраструктуру – журналы, радио, лейблы, клубы, магазины. "Темные" жили рядом со всеми остальными и при этом были сами по себе, а количество уже начинало переходить в качество.
Конец ХХ века среди всего прочего ознаменовался формированием общей "темной" субкультуры, включившей в себя готов, любителей вампирской тематики, всевозможных фетишистов, оккультистов, "темных" язычников и прочая. Скачку изрядно способствовало развитие интернета…
Впрочем, готы не только сидят за мониторами, они активно встречаются в реальной жизни, организуя крупные фестивали. Не стоит на месте и музыка. К "темным" перешло и продолжает переходить множество сторонников металла. Неудивительно, что возник gothic metal, который, пройдя недолгую стадию неприятия со стороны "настоящих" готов, стал третьей волной готической музыки и вызвал очередной виток ее популярности"[505].
И "металлисты", и "готы", в сущности, лишь примеряют маски язычников, сатанистов, вампиров и пр., хотя, по большому счету, вся массовая культура является большим маскарадом, где имидж может не иметь никакого отношения к действительности. Но встречаются и исключения - например, группа "Dead Can Dance" и ее солистка Лайза Джеррард (Lisa Gerard). Пение Лайзы Джеррард, придающее композициям ритуальную глубину, изысканность аранжировок (в том числе - использование элементов самых различных музыкальных культур) поставили группу вне общеизвестных рок-направлений.
Одним из направлением "готики" является музыка в стиле dark ambient, вполне пригодная для создания ненавязчивого фона к фильмам ужасов. Но сам стиль ambient (англ. - "обволакивающий, окружающий") не исчерпывается только этим направлением, но подразумевает синтез своеобразной электронной музыки. Этот стиль "использует электронную реверберацию и пространственную технологию звука, здесь важную роль играет сама "текстура" звучания, а не написание текстов и музыки. Музыка меняется медленно, имеет повторяющуюся природу, поэтому для неискушенного слушателя может показаться одинаковой. Хотя содержание и тембр композиций эмбиент-исполнителей имеет большие различия между собой. Стиль ambient стал популярной, культовой музыкой в начале 1990-х годов…"[506]. Вообще говоря, этот стиль сам по себе прямого отношения к новой религиозности не имеет, но эмбиент-композиции нередко используют элементы ритуальной музыки Востока и применяются для медитации. Вплотную к эмбиенту примыкает и музыка в стиле "Нью Эйдж" - в основном инструментальная, предназначенная для создания "медитативного фона" и сочетающая в себе элементы народной музыки, церковных песнопений и современных "электронных" стилей (например, техно).
Рэйв (rave) в какой-то степени примирил и синтезировал идеологии давних антагонистов - хиппи и панков. Как и хиппи, рэйверы используют для стимуляции физической и психической активности (особенно для достижения измененных состояний сознания) легкие наркотики (особенно экстази), как и панки призывают к анархии. Рэйв - это скорее событие, чем музыкальный жанр, своеобразная вечеринка под специфическое музыкальное сопровождение (на основе стилей techno и house) с наркотиками и танцами.
Исследователь феномена рэйва С.В. Родионов пишет о том, что "идеологическими истоками рэйв-культуры по преемственности стали мистические тенденции Востока и Запада, оккультизма, выраженного в шаманических формах и архаических верованиях, философские и этические принципы хиппи, неоромантические тенденции в искусстве, художественный авангард, книги битников, киберпанков, ньюэйджеров"[507]. Он усматривает связь рэйв-культуры с синкретичным движением "Нью-Эйдж": так, "танцевальные техно-вечеринки сопоставимы с первобытными магическими ритуальными танцами, в которых музыка является ключом к достижению особого эмоционального и психологического состояния "тотального слияния" с окружающим миром. Развитие искусства есть выделение личности из общего русла народного творчества, из ритуала. Рэйв же, в свою очередь - это некоторое растворение личности, возвращение в ритуал. Близость музыки к ритуалу и обусловливает ее, в общем-то, прикладной характер"[508].
Интересные размышления о рэйве принадлежат С. Корневу, который считает, что рэйв возрождает утраченные Западом мистику и соборность, а потому должен быть особенно близок русскому человеку. "Рэйв обвиняют в том, что он обращается к первобытным человеческим инстинктам, - как в музыке, так и в практике танцпола, которая напоминает культовые пляски первобытных народов, где люди входят в настоящий транс. И действительно, с этим спорить нельзя: рэйв-, техно- культура, психоделическая музыка возвращает человека к древним, первобытным состояниям, напрямую обращается к глубинам бессознательного. Но именно это разрушение западной ментальности и является в рэйве самым ценным и главным. Для восточных людей, для которых западная ментальность - только искусственная надстройка, рэйв - это дорога к себе, это еще одно средство отбросить шелуху западной цивилизации, которая спеленала наше сознание. Глубинная сущность русского человека этой деконструкцией никак не затрагивается - наоборот, освобождается и пробуждается к жизни… <…> Рэйв - это не толпа, это сумма индивидов. Единство в рэйве приходит изнутри, а не снаружи. Коллективность рэйва - это коллективность События. Это не растворение в массе, коллективе, а растворение в Событии, когда человек ощущает себя органичной частью События. В Событии чувство общности не означает смерть индивида. Общее дело и общее чувство здесь не превращаются в духовное рабство. На другом уровне и в другом масштабе рэйв возрождает атмосферу древних церковных соборов, атмосферу коллективной молитвы. К этому очень близко лежит то единство русской культуры, единство русской души, которое должна возродить трансгрессивная революция…"[509] На наш взгляд, это достаточно спорные утверждения (хотя мы не подвергаем сомнению связь рэйва с новой религиозностью): в России за последние 10-15 лет "рэйволюции" не произошло, а рэйв получил распространение преимущественно в модных клубах мегаполисов (впрочем, сегодня отечественная электронная музыка активно развивается, поэтому не будем спешить с окончательными выводами).
В заключение обратим внимание на ситуацию в российской рок-культуре, имеющей свои особенности по сравнению с Западом (известно, что на формирование русского рока повлияли как западная рок-традиция, так и отечественные поэтическая, бардовская, фольклорная традиции[510]). Многие советские/ российские рок-музыканты имели мировоззрение, названное М. Эпштейном "бедной религией", балансируя между атеизмом и неприкрытым язычеством[511] (хотя были, конечно, и исключения). Назовем только несколько известных имен.
Так, лидер "Аквариума" Борис Гребенщиков известен своими духовными поисками – от дзен-буддизма до православия. Многим текстам его песен присуща многоплановая религиозная символика, требующая определенных усилий для понимания. Как считает В. Ветюков, "быть может, этой мягкости, ненавязчивости религиозного в поэзии Б.Г. способствует его недогматический подход к вере. Параллельно с Евангелием он читал сочинения китайских философов, которые учат видеть проявления истинного бытия во всех вещах нашего текучего и изменчивого мира. Именно поэтому, наверное, Гребенщиков и умеет петь о Боге, не опошляя свои песни упоминанием имени Божьего всуе. Когда, подобно древним христианам, Б.Г. поет о Спасителе как о "рыбе, что плавает быстрее всех", чувство благоговейного отношения к святыне не нарушается"[512].
Этого нельзя сказать об агрессивном "православии" Константина Кинчева – лидера группы "Алиса". Если лет 10-15 назад его песни не отличались христианским духом, но, напротив, представляли собой яркий пример "инфернальной" религиозности (альбом "Шабаш", 1991), то сегодня Кинчев пропагандирует национал-патриотические ценности в псевдоправославном оформлении (альбомы "Солнцеворот" (2000), "Сейчас позднее, чем ты думаешь" (2003)).
Языческие мотивы отчетливо звучат в творчестве, например, Дмитрия Ревякина - лидера группы "Калинов мост". ""Шаман", возможно, самое точное слово, которое можно применить по отношению к Ревякину. И дело даже не в его видении мира, но отчасти и в глубине корней, проникающих невесть в какую временную глубь… Шаманизм Ревякина, конечно… современный, но столь же действенный и традиционный, что и у наших далеких предков"[513].
"Наутилус Помпилиус" был одной из немногих рок-групп, которая не выставляла напоказ свою религиозность. По словам С. Дунаева, "Вячеслав Бутусов меньше других мэтров отечественного рока распространялся о религиозной составляюшей своего творчества. И песни его не изобиловали цитатами, и откровенных свидетельств чего-либо конкретного в них не было. И тем не менее только “Наутилус” можно по праву назвать группой, которой во многом удалось определить духовную температуру современной ей молодежи. “Наутилус” не заигрывал с религиозной темой — просто потому, что других у него не было"[514].
Но все эти овеянные славой имена сегодня являются лишь достоянием истории (по словам того же Б.Г.: "Рок-н-ролл мертв, а я еще жив"), а носители этих имен получили высокооплачиваемые, но незавидные должности "свадебных генералов" шоу-бизнеса. "На смену року приходит новая культурная форма - неоново-целлулоидный мир ди-джеев, dance generation, экстези, габбера, эмбиента и нарко-виртуального кайфа"[515].
По мнению А.Н. Огаркова и Е.А. Станкевича (пишущих о массовой музыке в России), у нас в стране рок всегда был далек от народа (последнему более импонирует частушка и "русский шансон"). Прорыв рока в народную среду был осуществлен только в середине 1980-х с помощью минимализма "Кино". И если на Западе граница между рок- и поп-музыкой практически отсутствует, то для России всегда была характерна резкая поляризация музыкальной среды. Сегодня "полюс шоубиза состоит из технически примитивных копий национальных поп-брендов Азии и Европы, полюс электронной музыки представлен оригинальной лабораторной продукцией отечественного авангарда для модной столичной молодежи… <…> В России рокер занимается самоистреблением, поп-певец является наемным работником, обслуживающим растительный вкус, а производство музыки является выгодным капиталом из-за невысоких запросов огромного рынка и быстрой оборачиваемости вложенных денег… Обозначилась еще одна линия опошления рок-культуры, когда ее пожилые лидеры соскользнули в пограничные стандарты поп-музыки, дезориентируя и без того слабый вкус"[516].
"Технологический прорыв" начала 1990-х годов (широкое распространение домашней аудиоаппаратуры, постоянная работа музыкальных радиостанций, MTV и т.д.) привел к тому, что музыка стала простым фоном. Как отмечает Ю.У. Фохт-Бабушкин, "музыка все чаще становится элементом быта. Она широко звучит, часто в качестве фона во время работы, домашних дел, встреч, отдыха. Ее слышат, однако специально не слушают"[517]. Впрочем, этот самый "фон" еще и товар, пользующийся популярностью, для некоторых - чуть ли не легкая разновидность наркотика. К культовым персонажам - Героям - сегодня относят уже не суровых рокеров, а поп-певцов и модных ди-джеев, но суть от этого не меняется: "…массовая музыка вновь, как и в древности, становится универсальным медиатором сознания и тела. Точно так же, как современная вещь выступает посредником между человеком и продуктами его бессознательного в технологии и идеологии, современная музыка, переплетая звуки, вещи и состояния, устраняет саму возможность разведения позиций слушателя, автора и божественной инстанции, гарантирующей бесконечность этого предприятия"[518].
Итак, можно считать, что рок-музыка - это важнейший проводник идей новой религиозности в современную культуру, а в каком-то смысле (учитывая особенности таких ее направлений как блэк метал, готика, рэйв) - даже одна из форм новой религиозности. "Многообразие религиозного опыта", характерное для массовой культуры, проявляется и в рок-музыке, крайне эклектичной и неоднородной. На сегодняшний день рок-музыка (по крайней мере, большинство ее направлений) ассимилирована доминантной массовой культурой, а ее ценности стали социально приемлемы.
Что же касается "магии звука"… На наш взгляд, ее победила "магия денег". Коммерциализация рок-музыки, ее сращивание с шоу-бизнесом приводит как к снижению ее художественно-эстетической ценности, так и к эксплуатации религиозных и оккультно-мистических идей и символов в имиджах исполнителей, т.е. к симуляции религиозности. Тем не менее, подлинно религиозная составляющая в современной музыке, несомненно, присутствует, хотя и в весьма скромных масштабах.
Заключение
Заканчивая рассмотрение новой религиозности, подведем итоги всему сказанному ранее и обозначим возможные тенденции развития этого феномена.
В нашем исследовании новая религиозность рассматривалась в контексте современного переходного этапа в развитии культуры, для чего мы выбрали и в дальнейшем использовали синтетическую циклическо-эволюционную (спиралевидную) модель исторического времени. В рамках этой модели "снимаются" противоречия между цикличностью, определяющей динамику социокультурных систем, и общей эволюцией культуры и общества.
Рассмотрев различные подходы к религии и религиозности, к их соотношению с системой культуры в целом и с отдельными социокультурными феноменами, мы дали и проанализировали определение религиозности как любой системы взглядов и действий, дающие индивиду или группе людей систему ориентации и объект поклонения. Также был обозначен наш подход и к некоторым другим понятиям (священному, светскому, секуляризации, идеологии, и т.п.).
Сравнив между собой категории религиозного и эстетического, мы сделали вывод об их несомненной близости (хотя и не тождестве), причем именно сегодня существует устойчивая тенденция к "ремифологизации" культуры, возникновению синкретического сознания, отчасти уже воплощенного в новой религиозности.
Далее мы рассмотрели существующие научные подходы к феномену новой религиозности и дали ему свое определение: Новая религиозность - это качественно новый (т.е., радикально отличающийся от исторически сложившихся, традиционных для данного общества религий) тип религиозности, характерный для современного этапа развития культуры. Было показано, что этот феномен выходит далеко за пределы новых религиозных движений и определяется ценностями массовой культуры.
Формирование новой религиозности мы отнесли к нынешнему переходу от чувственной культуры - к культуре интегральной, от модерна к постмодерну (ХХ век, особенно его заключительная треть). Мы рассмотрели "три волны" интереса к нетрадиционной религиозности: рубежа XIX-ХХ вв., 1960-70-х гг., нашего времени (с 1990-х гг.) и выделили их основные особенности.
Глобальная экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - это одна из наиболее значимых современных тенденций, причем на фоне нынешней "религиозной энтропии" значимость организованных новых религиозных движений уменьшается. Для новой религиозности характерны синкретизм и эклектизм вероучения, социальный конформизм, индивидуализм и плюрализм, что объясняется ее возникновением и существованием в общем контексте полистилистической (постмодернистской) культуры. Наиболее яркий пример новой религиозности – это мировоззрение "New Age", существующее в многочисленных локальных версиях. Генезис и современные тенденции развития новой религиозности в России в целом укладывается в общемировые закономерности.
Далее мы проанализировали основные особенности современной (т.е. постиндустриальной и постмодернистской) массовой культуры - динамичность, стилистический плюрализм и конформизм; к ней же генетически восходит и новая религиозность. Существование массовой культуры не только закономерно, но и желательно, поскольку она интегрирует в единое целое чрезвычайно сложное информационное общество, и осуществляет адаптацию индивида к этому обществу, формируя у него определенную систему ценностей. Мы предположили, что сегодня массовая культура становится все более "интегральной", о чем свидетельствует ее диверсификация, приводящая к появлению множества индивидуальных культурных стилей и жизненных стратегий.
Рассмотрев отношения между неомифологиями и новой религиозностью, мы пришли к выводу, что нет оснований говорить о "панмифологизме" современной культуры: как правило, новые мифологии - это искусственно сконструированные идеологии, функционально необходимые для современного социума (хотя и учитывающие глубинные, архетипические потребности человека). "Ремифологизация" подразумевает закат культуры; мы же склонны ожидать появления нового интегрального типа культуры. Тем не менее, религиозные и мифологические составляющие культуры тесно взаимосвязаны, хотя для мифа наличие объекта поклонения необязательно.
Как было показано, современная массовая культура имеет религиозную составляющую. И хотя эта религиозность весьма поверхностна, она действенна. Культы разнообразных Героев масскульта широко распространены и, несмотря на достаточно бедное их внутреннее содержание, во многом потеснили традиционные религии. Характерная черта нашего времени - это широкое распространение "профанной эзотерики", лишенной глубокого духовного содержания (когда элементы традиционных и новых эзотерических и религиозных учений существуют в контексте чувственной массовой культуры).
Наконец, мы обнаружили устойчивый интерес к духовному (в частности, к религиозному) в искусстве ХХ в. Современное искусство стремится преодолеть материальность и детерминированность этого мира "изнутри", тем самым подтверждая гипотезу П. Сорокина о смене чувственного типа культуры интегральным. Так, религиозно-мистические настроения в искусстве мирно сосуществуют с его тотальной коммерциализацией, а возрождение архаических практик происходит на фоне научно-технического прогресса и информационного ускорения.
Развитие медиакультуры привело к появлению "постмодернистской" и эклектичной медиарелигиозности. Мы рассмотрели влияние на человека и его картину мира кинематографа, телевидения и компьютерных технологий. Как оказалось, новая религиозность не чужда современным медиа, но связана она не с трансцендентным, а с виртуальным (т.е. сформированным реальностью, хотя и отсутствующим в ней). Поэтому медиарелигиозность находится под контролем не сверхъестественных сил, а породившей ее массовой культуры. Также нами были выделены основные признаки картины мира, предлагаемой медиарелигиозностью: масштабность, расплывчатость, эмоциональность, синтетичность и т.д.
Наконец, мы рассмотрели некоторые направления современной массовой музыки (рок-музыки в широком смысле) и пришли к выводу, что она является важнейшим проводником идей новой религиозности в современную культуру, или даже одной из форм новой религиозности. "Многообразие религиозного опыта", характерное для массовой культуры, проявляется и в рок-музыке, крайне эклектичной и неоднородной. При этом коммерциализация рок-музыки приводит как к снижению ее художественно-эстетической ценности, так и к эксплуатации религиозных и оккультно-мистических идей и символов в имиджах исполнителей, т.е. к симуляции религиозности.
Мы старались по мере возможности воздержаться от оценок или критики новой религиозности по той простой причине, что эту критику следовало бы адресовать всей современной культуре. Поверхностность, эклектичность, аморфность, низкий культурный уровень – все это характерные черты нашей переходной эпохи, к которой относится и новая религиозность. Вместе с тем новая религиозность пытается творчески переосмысливать и синтезировать религиозные традиции прошлого в современном культурном контексте, тем самым осуществляя преемственность культуры и адаптацию личности к изменчивой социокультурной среде.
Каковы же перспективы дальнейшего развития новой религиозности? Очевидно, что они будут определяться сложившейся социокультурной ситуацией, которую чрезвычайно сложно прогнозировать. Будет ли будущее "новым средневековьем" или же "цветущей сложностью" - пока сказать с определенностью нельзя (хотя и хотелось бы надеяться на последней вариант). С одной стороны, современный мир в религиозном отношении очень разнообразен, если не хаотичен, поэтому и вариант "столкновения цивилизаций", национальной и религиозной идентичности против глобализма вполне вероятен. С другой – массовая культура стремительно распространяется не только в американо-европейском ареале, но и по всему миру, что теоретически дает возможность тотальной унификации религии благодаря информационным технологиям.
Что же касается собственно новой религиозности, то она ввиду своей аморфности и плюралистичности (точнее, полистилистичности - "множественности индивидуальных миров") сможет видоизменяться и существовать при любом варианте развития культуры и общества. Хотя нам наиболее предпочтительным кажется мультикультуралистский сценарий, вполне вероятным является вариант, связанный с парадигмой объединенного и унифицированного мира, хотя на путях его реализации будет много трудностей (в том числе – связанных с ростом фундаментализма и напряженности на границах культурных ареалов). Глобализация же уже сейчас проходит под прикрытием мультикультурализма, поскольку массовая культура эпохи постмодернизма может принимать любой облик. Скорее всего, мировое сообщество придет к новой интегральной культуре, выйдя из нынешнего хаотичного состояния, хотя это произойдет (если произойдет) не в ближайшие годы.
Наконец, говоря о перспективах развития искусства в контексте новой религиозности, можно с большой долей уверенности предположить появление новых видов искусств, связанных с развитием мультимедийных и информационных технологий. Синтез художественного творчества и современной науки и техники сможет привести к небывалому ранее расширению внутреннего мира личности (хотя, скорее всего, подобные искусства/технологии будут носить вначале сугубо элитарный характер). Несколько упрощая, можно утверждать, что будущее – за интерактивным искусством виртуальных реальностей. Ближайшая (хотя и не полная) аналогия здесь – современные компьютерные игры. Возможно станет не только имитация реальности (на сегодняшний день – довольно неуклюжая) или даже эмоций, но их осознанное моделирование. И кто знает, не возникнут ли произведения, погружение в которые будет приводить к получению мистического или религиозного опыта? Не станет ли компьютер не только разновидностью психоделика, но дверью в Иное? И кто ждет человека за этой дверью? "Неведомый Бог" или Его вечный противник? А может, человек столкнется лицом к лицу со своим зеркальным отражением – но без маски, к которой мы так привыкаем…
Пока же можно лишь отмечать симптомы проявления новой культуры, в которой интеллектуальная мысль уживается с чувственными ценностями. А это значит, что интегральная культура, провозвестником которой является новая религиозность, приближается к нам с каждым днем.
[424] Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 447.
[425] Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 450, 452.
[426] Характерно уже само наименование массового искусства: "шоу-бизнес", в котором коммерческое превалирует над художественным.
[427] Хренов Н.А. Социальная психология искусства: переходная эпоха. М., 2005. С. 408.
[428] Якимович А.К. Магическая вселенная. Очерки по искусству, философии и литературе ХХ века. М., 1995. С. 11, 12.
[429] Соловьев В.С. Три речи в память Достоевского // Соловьев В.С. Избранное. М., 1990. С. 79.
[430] Николаева О. Современная культура и Православие. М., 1999. С. 157.
[431] Якимович А.К. Магические игры на горизонтальной плоскости // Мировое древо, 1993, №2. С. 123.
[432] Там же. С. 129.
[433] Например, в предыдущем разделе мы говорили о культе Героя, преодолевающего ограниченность бытия, как бы соединяющего мир земной и мир сверхъестественный. Очевидно, что Герой "выпадает" из привычного нам мира, не подчиняется его законам, - но само его существование в нынешних формах определяется массовой культурой, которая приемлет любые системы ценностей, лишь бы они не мешали сложившемуся порядку. Жесткий диктат традиционных ценностных иерархий сменяется "мягким" диктатом масскульта, который лишь внешне выглядит антииерархичным.
[434] Бычков В.В. Художественная культура ХХ века // КорневиЩе 0А: Книга неклассической эстетики. М., 1999. С. 226.
[435] Бычков В.В. Эстетика. Краткий курс. М., 2003. С. 280.
[436] Там же. С. 281-282.
[437] Батракова С.П. Искусство и миф: Из истории живописи ХХ века. М., 2002. С. 49.
[438] Бычков В.В. Авангард // Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура ХХ века. / Под ред. В.В.Бычкова. М., 2003. С. 23.
[439] Ringbom S. The Sounding Cosmos. A Study in the Spiritualism of Kandinsky and the Genesis of Abstract Painting // Acta Academiae Aboensis, ser. A. Humaniora. Vol. 38, No. 2. Abo, 1970.
[440] Рейнгарт Л. Абстракционизм. - В сб.: Модернизм. Анализ и критика основных направлений. М., 1987. С. 150.
[441] Языкова И. "Черный квадрат" К. Малевича как антиикона // "Страницы", 1997, т. 2, вып. 2. С. 273-277.
[442] Бычков В.В. Эстетика. Краткий курс. М., 2003. С. 285.
[443] Андреева Е.Ю. Актуальное искусство ХХ века и религиозное сознание // Религиоведение, 2005, № 1. С. 99-117.
[444] Бердяев Н. Пикассо // "София", 1914, № 3. С. 58.
[445] Булгаков С. Труп красоты. По поду картин Пикассо // "Русская мысль", 1915, август.
[446] См.: Линник Ю. Путь к Плеядам: Русские художники-космисты. Петрозаводск, 1995.
[447] Несомненному влиянию если и не самой теософии, то, по крайней мере, "духа эпохи" подверглось даже "естественнонаучное направление русского космизма (К. Циолковский, А. Чижевский, В. Вернадский). По мнению Чижевского, "в каждый данный момент органический мир находится под влиянием космической среды и самым чутким образом отражает в себе, в своих функциях перемены или колебания, имеющие место в космической среде" (Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. М., 1976. С. 31). С этими словами охотно согласились бы практически все эзотерики последнего столетия.
[448] Бычков В.В. Эстетика. Краткий курс. М., 2003. С. 292.
[449] Бычков В.В. Эстетика. Краткий курс. М., 2003. С. 293.
[450] Генис А. Вавилонская башня: искусство настоящего времени. М., 1997. С. 231.
[451] Клюева И.В. Феномен панэстетизма: от романтизма к постмодерну // От массовой культуры к культуре индивидуальных миров: новая парадигма цивилизации. (Сб. статей). М., 1998. С. 74-88.
[452] См., напр., художественный альбом "Русь и христианство" (М., 1991) со вступительной статьей О. Кандаурова.
[453] Багдасаров Р.В. За порогом: Статьи, очерки, эссе. М., 2003. С. 179.
[454] Кириллова Н.Б. Медиакультура: от модерна к постмодерну. М., 2005. С. 31.
[455] Кириллова Н.Б. Медиакультура: от модерна к постмодерну. М., 2005. С. 9.
[456] Платон. Государство // Платон. Собр. соч. в 4-х тт. Т. 3. М., 1994. С. 85.
[457] Жабский М., Тарасов К., Фохт-Бабушкин Ю. Кино в современном мире: Функции - воздействие - востребованность. М., 2000. С. 98-104.
[458] См.: Там же. С. 105-126.
[459] Якимович А.К. Магическая вселенная. Очерки по искусству, философии и литературе ХХ века. М., 1995. С. 104.
[460] Там же. С. 116.
[461] Лотман Ю. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Таллин, 1973. С. 16, 18.
[462] Кириллова Н.Б. Медиакультура: от модерна к постмодерну. М., 2005. С. 112.
[463] Максимов Ю. Восприятие религии в современном массовом кинематографе. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http:// www.pravoslavie.ru/jurnal/arts/kino.htm
[464] Сайр Дж. Парад миров. СПб., 1997. С. 166.
[465] Нечай О. Ракурсы. О телевизионной коммуникации и эстетике. М., 1990. С. 14.
[466] Цуладзе А. Политическая мифология. М., 2003. С. 251.
[467] Разлогов К. Экран как мясорубка культурного дискурса // Языки культур: Взаимодействия / Сост. и отв. ред. В. Рабинович. М., 2002. С. 273.
[468] Герасимова С.А. Телевидение как средство формирования культурных ценностей личности. Дисс. ... канд. культурологии. СПб., 2000. С. 109-110, 116.
[469] Соколов Е.Г. Аналитика массовой культуры. Дисс. ... д-ра филос. наук. СПб., 2002. С. 105-107, 109.
[470] Хотя внешне "традиционные" формы могут сохраняться.
[471] Сундеева А.В. Эволюция культуры в техноцентрическом обществе. Дисс. ... канд. филос. наук. СПб., 2000. С. 137.
[472] В.М. Розин. Природа виртуальной реальности (условие философского дискурса) // Виртуальные реальности. Труды лаборатории виртуалистики. Выпуск 4. М., 1998. С.197.
[473] Копылов Г.Г. От культур - к инженерным мирам // От массовой культуры к культуре индивидуальных миров: новая парадигма цивилизации. (Сб. статей). М., 1998. С. 25-26.
[474] Штепа В.В. RUтопия. Екатеринбург, 2004. С. 73.
[475] Романов О.В. Философия Интернета (генезис и синтез фундаментальных идей). Самара, 2003. С. 157.
[476] Никитаев В.В. Пространство и время WWW // Влияние Интернета на сознание и структуру знания. М., 2004. С. 86.
[477] Там же. С. 88.
[478] Эко У. От Интернета к Гутенбергу // Общество и книга: От Гутенберга до Интернета. М., 2000. С. 276-279.
[479] Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 2005. С. 241-242.
[480] Бурлаков И. Homo gamer. Психология компьютерных игр. М., 2000. С. 72.
[481] Массовая культура России конца ХХ века (фрагменты к...). Часть I. СПб., 2001. С. 146. Здесь же приводится достаточно характерный пример операционной системы Inferno (в пер.: "ад, преисподняя"), в состав которой входят язык программирования Limbo ("преддверие ада") и коммуникационный протокол "Styx" (река смерти).
[482] Рашковский Е.Б. Постмодерн: культурная революция или культурная контрэволюция? // Христианство в истории, №11. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://www.krotov.info/yakov/dnevnik/1994/hvi11_05.html
[483] Шехтер Т.Е. Процессы маргинализации в современной художественной культуре. Дисс. ... д-ра филос. наук. СПб., 1998. С. 302-303.
[484] Жидков В.С., Соколов К.Б. Искусство и картина мира. СПб., 2003. С. 71-76.
[485] Жидков В.С., Соколов К.Б. Искусство и картина мира. СПб., 2003. С. 71.
[486] Бычков В.В. Телесность // Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура ХХ века. М., 2003. С. 435.
[487] Пирумов А. Кое-что о рэйве // Вавилонская башня. “Новое религиозное сознание” в современном мире. Сб. статей. М., 1997. С. 36.
[488] Шичанина Ю.В. Феномен иномерности в современной культуре (философско-культурологический анализ). Ростов н/Д., 2004.
[489] Викторов А.Ш. К проблеме особенностей развития русской художественной культуры в конце ХХ века // Личность. Культура. Общество М., 1999. Т. 1. Вып. 1. № 1-2. С. 95-102.
[490] Здесь и далее под словами "рок", "рок-музыка" мы будем понимать не только и не столько "классический" рок-н-ролл 1950-60-х годов, сколько совокупность всех направлений современной массовой музыки - от собственно рок-н-ролла и ритм-энд-блюза до рэйва и эмбиента.
[491] Летов Е. Я не верю в анархию. М., 2001. С. 35.
[492] Разница в том, что представители церкви особенно подчеркивают оккультный характер рок-музыки: "Использование магических предметов, наркотиков, а также волшебство и заклинание оккультных сил стали составной частью искусства не только сегодня… Во всех областях искусства находят их следы, и рок-н-ролл также не свободен от этого. Может быть, рок-н-ролл даже особо пригоден для этих влияний" (Боймер У. Нам нужна только твоя душа. Рок-сцена и оккультизм: даты, факты, подоплека. Bielefeld, 1992. С. 6). К "оккультистам" огульно причисляют практически все известные группы, даже Beatles. Примеры положительного отношения церкви к рок-музыке также существуют (например, о. Сергий (Рыбко)), но они не так многочисленны.
[493] Касьянова Е.В. Рок-культура в контексте современной культуры. Дисс. ... канд. филос. наук. СПб., 2003. С. 73.
[494] Посиделов В. Магия рок-музыки. Ростов н/Д., 2001. С. 12.
[495] Касьянова Е.В. Рок-культура в контексте современной культуры. Дисс. ... канд. филос. наук. СПб., 2003. С. 97.
[496] См.: Тернер С. "Лестница в небо". Рок-н-ролл в поисках искупления: история рока и религии. М., 2001. На сегодняшний день это наиболее фундаментальная книга по рассматриваемой проблеме, доступная русскоязычному читателю.
[497] Чапнин С. Вавилон - это состояние ума // Вавилонская башня: "Новое религиозное сознание" в современном мире. Сб. статей. М., 1997. С. 31.
[498] Касьянова Е.В. Рок-культура в контексте современной культуры. Дисс. ... канд. филос. наук. СПб., 2003. С. 24.
[499] См.: Еремеева О.В. Джим Моррисон: Логос смерти // "Мир культуры", №1, 2002. С. 22-35.
[500] Именно эти группы чаще всего обвиняются (часто справедливо) в сатанизме и оккультизме.
[501] Зуева М. Черное на черном // Развлекательное искусство в социокультурном пространстве 90-х годов. СПб., 2004. С. 82
[502] Там же. С. 91.
[503] Цит. по: Тернер С. "Лестница в небо". Рок-н-ролл в поисках искупления: история рока и религии. М., 2001. С. 121.
[504] Посиделов В. Магия рок-музыки. Ростов н/Д., 2001. С. 31-32.
[505] Камша В. Люди в черном на наших улицах: Кто такие готы? // Независимая газета, 30.09.2005.
[506] Ambient // Энциклопедия стилей альтернативной музыки. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://websiter.ru/nikitin/ mus.styles/
[507] Родионов С.В. Рэйв: философско-культурологнческие аспекты. Саратов, 2000. С. 12.
[508] Там же. С. 21.
[509] Корнев С. Трансгрессивная революция. Посвящение в постмодерн-фундаментализм. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://kitezh.onego.ru/trans_4.html
[510] См.: Кормильцев И., Сурова О. Рок-поэзия в русской культуре: возникновение, бытование, эволюция // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сб. научн. трудов. Тверь, 1998. С. 5-33.
[511] Е. Дайс, рассматривая сферу религиозных представлений русских рокеров, особо выделяет манихейские и гностические базовые ментальные установки, т.е. дуализм, бинарные оппозиции (Дайс Е. Русский рок и кризис современной отечественной культуры // Нева, 2005, №1). Но, на наш взгляд, этот дуализм носит скорее внешний характер и обусловлен определенными социально-политическими причинами; в целом же для русского рока характерна постмодернистская игра со смыслами, реже - нигилистический пафос.
[512] Ветюков В. Крестом и гитарой // "НГ-Религии", 5 ноября 2003 г. С. 8.
[513] Слово о русском шамане. Встреча редколлегии "Мифов и Магии" с Дмитрием Ревякиным ("Калинов Мост") // Мифы и магия индоевропейцев. Вып. 9. К., 2000. С. 161.
[514] Дунаев С. "Боже мой, не проси танцевать на погосте..." [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://kitezh.onego.ru/nau.html
[515] Штепа В. ИNВЕРСИЯ. Петрозаводск, 1998. С. 228.
[516] Массовая культура России конца ХХ века (фрагменты к...). Часть II. / Под ред. Б.Г. Соколова и Е.Г. Соколова. СПб., 2001. С. 206, 209.
[517] Фохт-Бабушкин Ю.У. Искусство в жизни людей (конкретно-социологические исследования искусства в России второй половины ХХ века. История и методология). СПб., 2001. С. 410.
[518] Массовая культура России конца ХХ века (фрагменты к...). Часть II. СПб., 2001. С. 197.
|
