Дональд Гатри

ВВЕДЕНИЕ В НОВЫЙ ЗАВЕТ

К оглавлению

Глава 4. Евангелие от Луки

Это Евангелие имеет какую-то особую притягательную силу. Оно изобилует изумительными повествованиями и оставляет у читателя сильное впечатление о личности и учении Иисуса. Может быть, именно поэтому многие предпочитают его другим Евангелиям. Оно имеет много особенностей, которые отличают его от других.

I. ХАРАКТЕРИСТИКА

A. Обширность материала

Евангелие начинается с предсказаний о рождении Иоанна Крестителя и Иисуса и дает самые исчерпывающие повествования о детстве Иисуса. Заканчивается оно описанием вознесения Иисуса, которого нет ни у Матфея, ни у Марка. Оно длиннее, чем все другие синоптические Евангелия, и особенно подробно описывает последнее путешествие в Иерусалим. Это фактически самая длинная книга во всем Новом Завете¹.

Б. Универсализм

На некоторых примерах Лука показывает универсальное значение Евангелия Христа: (1) Благовестие Ангела обращено ко всем людям (2.10). (2) Симеон предсказывает, что Иисус будет светом для язычников (2.32). (3) Когда Иоанн Креститель описывается словами Исайи, как "глас вопиющего в пустыне", Лука продолжает цитату, включая слова: "И узрит всякая плоть спасение Божие" (Ис. 40.3-5 в Лк. 3.4-6). (4) Самаряне ставятся на один уровень с евреями (10.33; 17.16). (5) Лука приводит два примера, которые Иисус взял из Ветхого Завета, касающиеся не израильтян, а вдовы в Сарепте и Неемана Сириянина (4.2S-27)². (6) Важное, по сравнению с Матфеем, дополнение к притче о пире, ибо Лука говорит, что рабы были посланы по дорогам и изгородям, чтобы убедить многих людей прийти наполнить зал (у Матфея рабы стоят "на распутье") (Лк. 14.16-24; Мф. 21.1-14). (7) Как и у Матфея, великое поручение направлено на все народы (24.47).

B. Интерес к людям

Интерес в Евангелии от Луки к людям проявляется различными путями:

1. Особый интерес к отдельным людям

Большинство притч, характерных для Луки, сосредоточено на людях, тогда как у Матфея - на Царстве Божьем. Его описания людей бесподобны. Такие люди, как священник Захария, родственницы Елисавета и Мария, сестры Мария и Марфа, начальник мытарей Закхей, печальный Клеопа и его спутник и многие другие предстают, как живые. Несомненно, что забота Иисуса об отдельных людях особенно поразила Луку.

2. Интерес к отверженным

В большей степени, чем другие синоптики, Лука описывает глубокую жалость Иисуса к отверженным. Он пишет о грешнице (7.36 и далее), перемене в Закхее (19.8 и далее), покаянии разбойника (23.39 и далее) и помещает три притчи, показывающие милосердное отношение к ближнему - о блудном сыне, о двух должниках и о мытаре. Об отношении Иисуса к отверженной евреями самарянке мы уже говорили.

3. Описание женщин

Лука пишет о тринадцати женщинах³, о которых ничего не говорится в других Евангелиях, включая двух из притч. Особый интерес представляют повествования о вдове Наинской, о грешнице, о женщинах, которые поддержали Его своими дарами, и о тех, которые "плакали и рыдали" о Нем, когда Он шел на Крест. Особое внимание уделяется женщинам в повествовании о Рождестве и Воскресении Иисуса (ср. 23.49 /у креста/; 23.55 - 24.11 /у гроба/). Как язычник Лука много знал о падших женщинах и хотел подчеркнуть все, что он слышал об отношении к ним Господа⁴.

4. Интерес к детям

Только Лука сообщает о детстве Иоанна Крестителя и Иисуса. В трех случаях он говорит о "единственных" детях (7.12; 8.42; 9.38). Когда Лука пишет о детях, приведенных к Иисусу, он использует слово "младенцы" (brefh /brefe/18.15) тогда как у Матфея и у Марка употребляется слово "дети" (paidia /paedia/).

5. Общественные связи

Лука сообщает о трех случаях, когда Иисус ел с фарисеями (7.36-50; 11.37-44; 14.1-4) Он пишет, что Иисус беседовал с людьми в Вифании (10.18-42), в доме Закхея (19.1-10) и в Эммаусе (24.13-32). Он дает много примеров милосердия Иисуса, например, в притче о запоздалом путнике, нуждавшемся в приюте и еде (11.5-10), потерянной драхме (15.8-10), празднике по случаю возвращения блудного сына (15.22 и далее), о добром самаритянине (10.30-37).

6. Бедность и богатство

Много специальных притч у Луки связаны с вопросом денег, например, о двух должниках, о безумном богаче, о строителе башни, о потерянной драхме, о неверном управителе, о богаче и Лазаре, о десяти минах. К "нищим" и "униженным" Спаситель часто проявляет милосердие (6.20, 30; 14.12 и далее). Фарисеи называются "сребролюбивыми" (16.14). Иоанн Креститель в своей проповеди предостерегает мытарей от вымогательства, а воинов от недовольства своим жалованием (3.13 и далее). В Назарете Иисус благовествует "нищим" (4.17-21). В "Величит душа моя" алчущие насыщаются, а богатые отпускаются ни с чем (1.53). В проповеди Христа первое "горе вам" обращено к богатым, так как они уже получили свое утешение (6.24), а первое блаженство обещается нищим, без добавления "духом" как у Матвея (ср. Лк. 6.20; Мф. 5.3), хотя этот смысл может подразумеваться⁵.

Г. Особые акценты

В Евангелии от Луки, больше чем в других Евангелиях, говорится об учении Иисуса на такие темы, как:

1. Молитва

В Евангелии от Луки дается девять молитв Иисуса, из которых только две имеются в других Евангелиях. Эти молитвы связаны с важными событиями: во время крещения (3.21), после совершения чудес (5.15-16), перед избранием учеников (6.12), перед первым предсказанием Страстных событий (10.17-21), во время преображения (9.29), перед тем, как учить учеников, как молиться (11.1), в Гефсимании (22.39-46), на Кресте (23.34,46). Один раз Он ушел молиться в пустыню (5.16), другой раз провел всю ночь в молитве (6.12). Две притчи посвящаются специально молитве: о друге в полночь (11.5 и далее) и о докучливой вдове (18.1-8) (ср. также о фарисее и мытаре, 18.9-14). Только Лука говорит, что Иисус молился за Петра (22.31-32), повелел ученикам молиться в Гефсимании (22.40), молился за Своих врагов (23.34), молился за Себя (22.41). Любовь Иисуса к тихим местам показана в 4.42 ("пустынное место"), 9.10 ("близ города" Вифсаиды) и в 21.37 ("ночи, выходя, проводил на горе, называемой Елеонскою").

2. Святой Дух

В Евангелии говорится, что когда Иисус был искушаем диаволом, Он был исполнен Духа Святого и поведен был Духом в пустыню (4.1). Он начинает Свое служение "в силе духа" (4.14). Он возрадовался, когда творил молитву: "Славлю Тебя, Отче", приводящую к осознанию того, что Он - Сын (10.21-22). Ученикам повелевается ждать, пока они не облекутся "силою свыше" (24.49), что является явным намеком на сошествие Святого Духа в Пятидесятницу.

3. Радость

Лука много раз употребляет слова, выражающие радость (напр., 1.14, 44, 47; 10.21), а также слова "возрадоваться" (6.23), "воссмеяться" (6.21) и "веселие" (15.23,32). В трех притчах у Луки также присутствуют элементы радости, когда находится потерянная овца (15), и в повествовании о Закхее. Евангелие начинается и кончается выражением радости (ср. 1.47; 24.52-53). Только у Луки встречаются такие величественные гимны, как "Величит душа Моя" /Magnificat/ (1.46-55), "Благословен Господь" /Benedictus/ (1,68-79), "Слава в вышних Богу" /Gloria in Excelsis/ (2.14) и "Ныне отпускаешь раба Твоего" /Nunc Dimittis/ (2.29-32).

II. ЦЕЛЬ

Когда автор говорит о своем намерении, этому всегда необходимо придавать большее значение, чем всем научным предположениям. К счастью, в предисловии к Евангелию Лука говорит нам о своей цели "по порядку описать"⁶ известные события, и если он и не имел в виду строго хронологический порядок во всех подробностях, к его словам надо отнестись со всей серьезностью. Кроме того, он ясно показывает, что его целью является тщательное исследование всех фактов⁷. Короче говоря, Лука собирался написать историческое повествование⁸.

Однако, признавая Евангелие историческим повествованием, очень важно сделать различие между этим Писанием и беспристрастной и простой историей, как древней, так и современной⁹. Так как эта история касается уникальной Личности, неудивительно, что мы не найдем в ней точных аналогий по жанру. Евангелие, как литературная форма, является фактически в такой же мере уникальным, как и Личность, в связи с Которой оно было создано. Как средство объяснения основных исторических событий, на фоне которых появилась христианская вера, оно идеально. В подтверждение этого надо отметить, что Лука, как и другие евангелисты, ставит особый акцент на повествовании о Страстях и Воскресении. Они были главными темами первохристианской проповеди, о которых Феофил уже, видимо, знал (1.4). Но целью Луки было описать события, которые привели к Страстям.

Было выдвинуто несколько теорий, согласно которым Лука руководствовался богословскими мотивами¹⁰, но его богословский подход отличался от его источников, и поэтому его модификации надо рассматривать как свидетельство его собственного богословия. Никто не станет отрицать, что цель Луки была богословской. Но это отнюдь не значит, что история была подогнана под его богословие, как считает Тюбингенская школа¹¹. Правильнее будет сказать, что Лука показывает богословскую важность истории. Интересным тому примером служит особое значение, которое в своем повествовании Лука придает Иерусалиму¹², хотя он и не вводит специфического материала о Иерусалиме, который имеется у Иоанна. Скорее всего он описывает драматическое развитие событий на пути Иисуса из Галилеи в Иерусалим. Весь ход событий имеет для него значение. Иисус шел в Иерусалим, чтобы умереть. И именно в этом заключается суть богословия Евангелия. Это также было и центром богословия всей ранней Церкви. И все же есть особый смысл в том, что Лука отражает свой особый богословский интерес в выборе и расположении материала. Это проявляется не только в географических, но и исторических деталях (например, в большем акценте на универсальном характере миссии Иисуса).

Здесь надо повторить, что, говоря о цели Луки, его Евангелие нельзя рассматривать без его продолжения, книги Деяний. Можно со всем основанием считать, что все мотивы, которые мы видим в Деяниях, берут свои корни в Евангелии, и если это предположение правильно, то возможно, что эти две работы имели апологетическую цель. Поэтому, если считать, что одной из целей Луки в Деяниях было показать, что христианство еще не подвергалось гонению и, как продолжение иудаизма, имело право на такую же защиту со стороны государства¹³, то надо полагать, что благовестие о нашем Господе было написано с такой же целью. Но не все согласны, что Деяния были написаны с апологетической целью, и еще меньше само Евангелие¹⁴. Можно, по крайней мере, сказать, что Евангелие имело целью описать начало процесса, который вышел за рамки Иерусалима и достиг самого центра империи, Рима. Однако можно утверждать, что само Евангелие является законченным¹³, ибо оно дает суть проповеди, которая составила основу Деяний¹⁶.

Евангелие от Луки рассматривалось некоторыми исследователями как собрание, основанное на цикле богослужебных чтений. Оно построено по такому же образцу, который предполагается для Евангелия от Матфея. Но это вызывает ту же проблему, что и в отношении Евангелия от Матфея, так как мы не имеем никаких данных о практике таких чтений в ранней Церкви. И все же это предположение заслуживает внимания¹⁷.

III. ЧИТАТЕЛИ

Предисловие Евангелия помогает нам также определить его читателей. Оно обращено к одному человеку, Феофилу, который называется "достопочтенным" (kratiste /cratiste/), что, очевидно, указывает на его высокое общественное положение¹⁸. Некоторые считают, что Феофил - вымышленное имя для каждого "любящего Бога", но ввиду официального характера предисловия и общепринятой практики адресовать свои труды уважаемым людям, более естественным будет считать Феофила реальным лицом¹⁹. Он, несомненно, был язычником и уже получил какое-то катехизическое обучение, если в таком свете толковать 1.4²⁰. Это предполагает, что Евангелие было написано прежде всего для всех людей данной категории.

Есть очень много данных, позволяющих считать, что Евангелие предназначалось для язычников, о чем мы уже говорили, когда рассматривали одну из его основных характеристик - универсализм²¹. Некоторые утверждают, что Лука писал для еврейско-христианской среды²². Это мнение основывается на предположении, что целью Луки было желание объяснить связь между христианами из евреев и из язычников, но это само по себе не требует предназначения Евангелия христианам из евреев. Правильнее будет считать, что оно предназначалось всем, кто вне христианского мира не отвращался от христианства и был заинтересован в том, чтобы иметь историческое описание его происхождения.

Существуют ли какие-нибудь данные, позволяющие нам более точно определить первую группу читателей? Мы знаем, где находился Лука, когда писал свое Евангелие, но это отнюдь не означает, что там находились и его читатели. В прологе "Против Маркиона" говорится, что Лука был в Ахаие, когда писал Евангелие, что также говорит и Иероним²³ в одной из своих книг, хотя в другой он говорит, что Деяния были написаны в Риме. Из этого следует только то, что скорее всего это был Рим, так как кульминационным моментом Деяний является приезд Павла в Рим. Но это только предположение, и мы должны признать, что не знаем, кому предназначались эти два труда.

IV. СТРУКТУРА

Так как Лука прямо говорит, что намеревается описать все по порядку, большой интерес вызывает структура его Евангелия и сравнение ее с другими синоптическими Евангелиями. Он использует ту же общую схему, что и Матфей и Марк, хотя в деталях его структура имеет много специфических особенностей²⁴. Его повествования о детстве Иисуса Христа гораздо полнее, чем у Матфея, и имеют особое значение благодаря своему акценту на рождении Иоанна Крестителя, которому Лука несомненно придает большую важность. Эта особенность дает один из основных ключей к структуре его Евангелия. Для него все события являются частью Богооткровения, но в несколько ином смысле, чем у Матфея. Он не приводит специально факты, которые показывают исполнение пророчества. Но для него очень важны события сами по себе, и в повествованиях о детстве Иоанн Креститель играет большую роль, так как общественное служение Иисуса тесно связано с Иоанном. Поэтому шесть дат в 3.1 Лука связывает со служением Иоанна, а не Иисуса. Для него основным в откровении о рождении Иисуса является его чудесный характер, который показывал, что историей Иисуса управляло вмешательство Бога.

Галилейский период служения у Луки (3.1-9.50) по своей структуре аналогичен Матфею и Марку, а более поздний период отличается от них. В 9.51-18.14 Лука описывает путешествие Иисуса из Галилеи в Иерусалим²⁵. Это его особая модификация синоптической структуры, и мы к ней вернемся, когда будем рассматривать синоптическую проблему. В этой части Лука не только включает много материала, который содержится только в его Евангелии, но и располагает его таким образом, чтобы сосредоточить все внимание на Иерусалиме, как подготовке к повествованию о Страстях. Иудейский период и повествование о Страстях следуют такому же образцу, что и у других синоптиков, хотя опять же с некоторыми отклонениями в подробностях²⁶. Однако повествование о Воскресении типично только для Луки, и опять же одной из самых поразительных особенностей является то, что все явления нашего Господа происходят в Иерусалиме или возле него и ничего не говорится о явлениях в Галилее, как у других синоптиков²⁷.

Структуру Евангелия от Луки нельзя рассматривать, не учитывая литературной теории и концепции "истории редакций". На них мы подробно остановимся ниже, но акцент на том, что Лука был богословом²⁸, а не историком, оказал сильное влияние на современные исследования структуры Его Евангелия. Внимание уделяется его модификациям материала Марка и его подходам к другим его источникам. Но дискуссии по поводу идентификации этих источников показали, что подходить к редакционным методам Луки надо с большой осторожностью.

Многие ученые считают бесспорной богословскую цель Луки и соответственно рассматривают его метод написания Евангелия. Тем не менее надо помнить, что если бы Лука был серьезным историком, то это должно было бы отразиться на его Евангелии и его методах.

С чисто литературной точки зрения было высказано предположение, что как в Евангелии, так и в Деяниях можно найти несколько образцов соответствий²⁹. Однако, хотя некоторые параллели и бесспорны, как, например, между Петром и Павлом в Деяниях, это еще не позволяет считать, что такой параллелизм лежит в основе структуры Евангелия.

По мнению Е.Е. Элиса³⁰ структура Евангелия предполагает шесть тем. Он разделяет все Евангелие на несколько разделов, содержащих по шесть подразделов. Но едва ли можно допустить, чтобы Лука имел в виду столь подробное числовое распределение материала, когда писал свою книгу. Тем не менее это интересная попытка отойти от традиционного метода анализа Евангелия от Луки.

Была выдвинута еще одна гипотеза, согласно которой структура Евангелия отражает антигностическую цель. Толберт³¹ сосредотачивает свое внимание на начале и конце Евангелия, крещении и вознесении. Гностики истолковывали вознесение в духовном смысле, а крещение как момент сошествия духа. Из этого Толберт делает вывод, что Евангелие от Луки является ответом на докетизм в истолковании Керинфа. Такая теория требует более поздней датировки Евангелия, около конца I века и начала II века, так как у нас нет данных о существовании докетизма в более раннее время. Но хотя и можно сказать, что Евангелие от Луки могло быть использовано в антидокетических целях, это отнюдь не значит, что Лука написал свое Евангелие для этих целей. С другой же стороны, гностический докетизм мог зародиться и в первом веке.

Несколько другим подходом к структуре Евангелия является точка зрения, что Лука составил сначала черновик Евангелия (Прото-Лука), где отсутствовал параллельный материал Марка, который был внесен позже, и поэтому в изучении структуры Евангелия основным материалом должен быть Прото-Лука, а не все Евангелие от Луки в целом. Но даже если и согласиться с теорией Прото-Луки, то надо отметить, что она говорит нам больше о редакционном процессе, чем о структуре Евангелия.

V. АВТОРСТВО ЕВАНГЕЛИЯ И ДЕЯНИЙ

А. Предисловие

Само Евангелие ничего специфического не говорит нам об авторе, но оно говорит нам о его методе. Предисловие к Евангелию соответствует литературным приемам того времени и является единственным в Новом Завете примером формального введения. Из этого мы можем сделать следующие выводы: автор явно не был очевидцем, так как он говорит, что получил сведения от других, которые были "очевидцами и служителями Слова". Более того, он утверждает, что имел повествования, которые уже составили другие, но которые он считает недостаточными для своей цели. Кроме того, он сам провел тщательное исследование фактов, что, как он говорит, позволило ему все записать по порядку³². Все это, учитывая стиль предисловия, предполагает, что автор был культурным человеком. Он также был и внимательным писателем, который не входил в круг непосредственных последователей нашего Господа.

Для выяснения личности автора прежде всего надо рассмотреть внешние свидетельства, а затем тщательно изучить внутренние данные. С этой целью, наряду с проблемой авторства Евангелия, надо рассмотреть и проблему авторства книги Деяний.

Б. Свидетельство предания

Самые ранние свидетельства авторства Евангелия относятся к концу II века по Р.Х., но последующее свидетельство позволяет предположить, что к этому времени предание уже существовало. Мураториев канон, Пролог "Против Маркиона", Ириней, Климент Александрийский, Ориген и Тертуллиан - все они утверждают, что Лука был автором не только Евангелия, но и книги Деяний³³. Более того, никогда авторство Луки не подвергалось сомнению, и никаких альтернатив не обсуждалось. Едва ли можно было бы иметь более веские свидетельства предания, но некоторые ученые не придают ему должного значения.

Так, например, Дж. Кедбери утверждает³⁴, что в самом раннем свидетельстве, Мураториевом каноне, нет ничего, чего нельзя было найти в самом Новом Завете, и поэтому он делает выводы, что авторство Луки, по всей вероятности, было результатом предположения, основанного на "мы-разделах" (разделах, в которых повествование идет от первого лица) в Деяниях. Он объясняет это предположение некритическим подходом Мураториева канона к авторству вообще, как в случае Евангелия от Иоанна, о чем мы будем говорить ниже. Поэтому он не придает большого значения преданию. Конечно, надо сразу же признать, что у нас нет веских данных утверждать, основано ли все внешнее свидетельство на твердом знании или же на предположениях, но первая возможность довольно сильна. Нельзя отрицать, что первоначальное предположение могло повториться в последующих свидетельствах, пока его не стали считать фактом, как это показывает история современной критики, но точка зрения Кедбери предполагает длительный и весьма сложный процесс. При наличии различных возможностей почему же выбор пал на Луку? Кедбери³⁵ и другие историки предлагают процесс исключения, но он не объясняет, почему этот процесс привел к выбору Луки. Почему не Марка или Епафраса? Во всяком случае, почему Церковь II века приписывает третье Евангелие и книгу Деяний не апостолу³⁶, а ничем не выделявшемуся Луке? И почему вывод, сделанный на основании самих книг, не вызвал никакого сомнения у отцов Церкви? Эти вопросы требуют более конкретных ответов, чем те, которые дает Кедбери, прежде чем так легко отвергать предание как относительно не важное для проблемы авторства.

В. Внутреннее свидетельство

Сильные внешние данные заставляют обратиться к свидетельству самих книг. Подтверждает ли оно предание или ставит его под сомнение? По этому вопросу существуют разные мнения, и нам надо кратко рассмотреть аргументы за или против каждого из них, начиная с мнений в пользу предания.

1. Одно авторство третьего Евангелия и книги Деяний

Так как внешнее свидетельство предполагает одно авторство Евангелия и Деяний и есть все основания считать, что книга Деяний была без всяких колебаний включена в Новый Завет из-за тесной связи с Евангелием от Луки, важно рассмотреть основания, позволяющие утверждать эту связь: (1) Обе книги посвящены одному и тому же человеку, Феофилу; (2) Деяния ссылаются на первую книгу, которая скорее всего была Евангелием; (3) Обе книги отличаются большим сходством языка и стиля³⁷; (4) Обе они выражают общие интересы³⁸; (5) Деяния естественно вытекают из Евангелия от Луки, хотя многие ученые видят проблему в связующих звеньях³⁹.

Из этого мы можем сделать вывод, что свидетельство говорит в пользу одного автора двух книг, и немногие современные ученые станут оспаривать это мнение⁴⁰. Этот вывод говорит в пользу авторства Луки, поскольку он подтверждает традиционное свидетельство и делает более веским мнение, что предание было правильным относительно авторства Евангелия.

2. Данные, свидетельствующие, что автор был спутником Павла То, что в Деяниях есть несколько отрывков, в которых первое лицо множественного числа используется вместо третьего лица (16.10-17; 20.5-15; 21.1-18; 27.1-28.16), дает основание полагать, что автор этих разделов был очевидцем описываемых событий и поэтому спутником апостола Павла⁴¹. Если согласиться с этим выводом, то это значит, что автор: (1) сначала присоединился к Павлу в Филиппах; (2) снова появляется при возвращении Павла в Филиппы; (3) сопровождает апостола Павла в Иерусалим и остается с Филиппом в Кесарии; (4) у них обоих одни интересы; (5) после двухлетнего заточения Павла в темнице в Кесарии (а где был автор в то время, нам точно не известно) сопровождает Павла в Рим и терпит с ним кораблекрушение. Это также значит, что автор не мог быть одним из спутников Павла, названных по имени в этих разделах (Сила, Тимофей, Сосипатр, Аристарх, Секунд, Гаий, Тихик, Трофим).

Такое толкование "мы-разделов" также поддерживается употреблением первого лица единственного числа в введении к обеим книгам (Лк. 1.1-4; Деян. 1.1)⁴², и, конечно, самым естественным будет предположить, что автор хотел, чтобы его читатели знали, что он сам был очевидцем описываемых событий. Однако, хотя это предположение и кажется самым естественным, оно не получило общего признания, о чем мы будем говорить ниже.

3. Косвенные свидетельства в пользу авторства Луки

Так как повествование в Деяниях заканчивается заточением Павла в Риме, весьма вероятно, что автор был одним из сотрудников Павла, упоминаемых в Посланиях из заточения, но не включенных в "мы-разделы" (Марк, Иисус Иуст, Епафрас, Димас, Лука и Епафродит). Сила этого аргумента естественно будет зависеть от решения проблемы происхождения этих Посланий⁴³, но если предание в пользу Рима правильно, то вполне вероятно, что автор был среди вышеназванных лиц. С другой же стороны, это не исключено и в случае, если эти Послания были посланы из Ефеса, хотя тогда возникает проблема из-за отсутствия "мы-разделов" в период Ефесского служения Павла. Однако, так как маловероятно, что Послание к Колоссянам и Послание к Филимону были посланы из Ефеса, то аргумент в пользу авторства Луки заслуживает внимания, а так как предание приписывает ему авторство, то нет и причин искать другого автора.

Авторство Луки поддерживается и некоторыми косвенными данными. Ни в одном Послании, написанном во время второго и третьего путешествий (к Фессалоникийцам, Галатам, Коринфянам, Римлянам), Лука не упоминается, но так как ни одно из них не было написано в период, охватывающий "мы-разделы", то это говорит в пользу предания. Кроме того, как видно из Послания к Колоссянам 4.10, 14 и к Филимону 23, Лука был вместе с Марком, что объясняет элементы из материала Марка в Евангелии от Луки и влияние Марка в первой части Деяний. А также, когда Павел называет Луку "врачом возлюбленным", это означает не только то, что автор, несомненно, был культурным человеком, но и то, что его язык позволяет считать его врачом. Это особенно сильно подчеркивал В. Хобарт⁴⁴ и, хотя и несколько сдержанно, А. Гарнак⁴⁵. Однако, если и имеются параллели в языке Луки и таких врачей-писателей, как Гиппократ, Гален и Диоскорид, то, по мнению Дж. Кедбери⁴⁶, параллели большинства приведенных примеров можно найти и у других образованных греческих писателей того времени. Иными словами говоря, ничто специфически медицинское не отличает язык Луки. И благодаря трудам Кедбери этому аргументу теперь придается меньше значения, чем раньше, однако критика Кедбери не исключает возможности использования этого аргумента для выяснения авторства, хотя никто не станет утверждать, что он доказывает авторство Луки⁴⁷. В Евангелии есть несколько случаев, в которых Лука с большей медицинской точностью, чем другие синоптики, описывает болезни и недомогания. Так, в Лк. 4.38 теща Петра страдала от "сильной" горячки, а в 5.12 говорится, что человек был "весь в проказе". Необходимо также отметить, что в случае с женщиной, страдавшей кровотечением, Лука упускает тот факт, что она потратила все свое состояние на докторов и не излечилась (ср. Мр. 5.26; Лк. 8.48)⁴⁸. Кроме только того, что Лука был врачом и сотрудником Павла (Кол. 4.14; 2 Тим. 4.10; Филим. 23), Новый Завет ничего больше нам не говорит о нем, хотя и предполагает, что он был из язычников, так как в списке приветствий в Кол. 4 Лука упоминается отдельно от обрезанных. Некоторые предания связывают его с Антиохийской Церковью⁴⁹, тогда как "мы-разделы" в Деяниях, которые начинаются в Филиппах, позволяют предполагать, что Филиппы были его родным городом. Так, Рамсей⁵⁰ считает, что именно Лука был тем "мужем Македонянином", которого Павел увидел в своем видении и который призывал его прийти в Европу. Это интересная гипотеза, но не более того. Возможно, что Лука присоединился к Павлу в его миссионерских путешествиях, когда апостолу была нужна медицинская помощь. И, по-видимому, Лука впервые услышал о христианстве от Павла⁵¹. Но ничего определенного мы не знаем⁵², кроме только того, что христианской Церковь благодарна ему за его замечательное описание жизни и Страстей нашего Господа и ранней христианской истории.

Традиционный взгляд на авторство Луки, хотя и считается самым лучшим для объяснения всех данных, тем не менее имеет своих противников. Если Кедбери⁵³ прав, что предание было не чем иным, как логическим выводом из новозаветных данных, то это предание было очень веским и широко распространенным и, во всяком случае, могло быть действительно правильным выводом. Тем не менее, несмотря на убедительность внешних и внутренних данных, предание подверглось сильной критике. Так, в 1922 г. Г. Виндиш⁵⁴ выступил с его резкой критикой, и его возражения, как и возражения других более поздних ученых, мы рассмотрим ниже. Большинство аргументов касается проблем, связанных с книгой Деяний.

1. Исторические противоречия

Точка зрения, что Деяния противоречат Посланиям Павла, была самым распространенным аргументом против авторства Луки, так как считалось, что сотрудник Павла никогда не мог бы сделать таких грубых ошибок, в которых обвиняется автор Деяний. Среди часто упоминаемых противоречий отмечаются такие, как появление Анании в повествовании об обращении Павла, что якобы противоречит словам Павла в Послании к Галатам о том, что в его обращении не было человеческого посредника⁵⁵; сообщение о посещениях Павлом Иерусалима отличается от их описания в Послании к Галатам; разное отношение Павла к закону в случае обрезания Тимофея и принятия Павлом еврейского обета (по сравнению с его отношением к обрезанию в Посланиях); проблема постановлений собора и маловероятность, чтобы Павел был готов признать какие-либо ограничения относительно христиан из язычников в свете его аргументов в Послании к Галатам; проблема спора между Петром и Павлом в Антиохии. Весь вопрос признания Луки как надежного историка мы рассмотрим ниже, но здесь надо указать, что эти противоречия скорее кажущиеся, чем реальные и, хотя не все проблемы можно до конца разрешить из-за отсутствия необходимых данных, другие толкования делают силу этого аргумента значительно слабее. Например, сразу же можно опровергнуть противоречие относительно обращения Павла, так как Деяния совершенно ясно указывают на сверхъестественный характер этого события; о посещениях Иерусалима мы будем говорить ниже⁵⁶, но можно уже здесь сказать, что они подтверждают независимость двух книг, не исключающую возможность авторства Луки; постановления собора не налагали невозможного бремени, потому что все они являлись уступкой со стороны Иерусалимской Церкви, а не со стороны Павла. По крайней мере можно сказать, что предполагаемые противоречия, которые поддаются объяснению, являются недостаточным основанием для отвержения предания⁵⁷.

2. Разные толкования "мы-разделов"

Существует теория, что "мы-разделы" можно толковать иначе, чем это делают сторонники традиционного авторства. Первое лицо множественного числа не обязательно должно указывать на автора, который был сотрудником Павла, но это может быть либо литературным приемом, либо заимствованием из более раннего письменного источника (своего рода личного дневника).

Гипотеза литературного приема была выдвинута некоторыми учеными, которые не отрицают авторства Луки, как, например, М. Дибелиус⁵⁸, который считает, что автор употребил "мы-разделы" с целью показать свою причастность ко всем событиям, кроме повествования о кораблекрушении, которое, по его мнению, было заимствовано Лукой из более раннего светского источника (в этой теории Дибелиус следует Е. Нордену⁵⁹). Предположение, что Лука употребил "мы-форму" с целью показать, что он был сотрудником Павла, является поэтому, с точки зрения Дибелиуса, правильным только отчасти. Другие ученые считают, что то, что по общему мнению произошло в повествовании о кораблекрушении, могло произойти и в других случаях, и поэтому для выяснения личности автора "мы-формой" можно пренебречь. Сторонник такой теории Генхен⁶⁰ утверждает, что "мы" - только стилистический прием для усиления значения повествования и не имеет никакого исторического значения. Надо отметить, что Генхен, который не признает авторства Луки⁶¹, должен допустить иное объяснение "мы-разделов".

Другой возможностью толкования "мы-разделов", которое разделяет ряд ученых, является использование писателем более раннего источника, написанного от первого лица⁶². Это мог быть дневник или путевые заметки, о чем мы будем говорить ниже. При помощи этой теории некоторые ученые пытаются доказать, что предание об авторстве Луки касается не всей книги, а только этого отдельного источника⁶³. Но если бы это было так, то возникают два важных вопроса. Почему автор не указывает имени Луки, чтобы придать больший вес своему использованию рассказа этого очевидца? Или, если он не собирался включать этот источник, почему он сохранил первое лицо множественного числа? До сих пор у нас нет удовлетворительных ответов на эти вопросы. "Мы-разделы" едва ли могли рассматриваться непредвзятым читателем как указание на письменный источник очевидца - факт, который ничем больше не подкреплялся. Более естественным будет предположить, что читатель посчитает очевидцем самого автора. Более того, как подчеркивает и Гарнак⁶⁴, стиль и язык "мы-разделов" настолько похож на стиль и язык остальной части книги, что никак нельзя допустить использование другого источника. И на основании этих свидетельств "мы-разделы" остаются сильным доводом в пользу автора, бывшим сотрудником Павла.

3. Богословские трудности проблемы

Самое веское возражение против авторства Луки или вообще любого из сотрудников Павла основывается на богословских различиях между Деяниями и Посланиями Павла⁶⁵. Некоторые ученые считают, что у Луки учение Павла столь радикально отличается от собственного его изложения Павлом, что можно сделать только один вывод, а именно, что автор не знал Павла. Первым богословским различием является решение Павла проблемы закона⁶⁶. В Деяниях нет и намека на богословскую проблему, которая отражена в Послании к Галатам, где говорится, что закон налагает бремя, от которого Христос освободил людей. В Деяниях Павел даже поддерживает обрезание (в случае Тимофея), хотя и выступает против него в Послании к Галатам. Однако, если нельзя отрицать, что отношение Луки к закону отличается от отношения к нему Павла, все же нельзя утверждать, что между ними имеется противоречие. Нет никаких оснований требовать от Луки, чтобы в своей исторической книге он излагал богословие Павла в точно такой же форме, в которой Павел излагает его в своих пастырских и учительных Посланиях. То же самое относится и к речам, приписываемым Павлу в Деяниях, где считается, что либо сам автор составил речи Павла без ссылок на его Послания и поэтому не старался сообразовать их со взглядами Павла, либо Лука применил к ним какую-то существовавшую форму, как в случае речи Павла в ареопаге (Деян. 17)⁶⁷. Если и можно считать, что речь в ареопаге была использована Лукой с целью дать пример культурным людям, какой должна быть проповедь, как это считает Дибелиус⁶⁸, то в равной степени можно также считать, что речь Павла выражает его собственные мысли по данному вопросу⁶⁹. К каким бы выводам мы ни пришли, несомненно, что никакой основанный на них аргумент не может стать решающим в вопросе авторства. То же самое можно сказать и о слове Павла в Антиохии Писидийской (Деян. 13.16 и далее)⁷⁰. Едва ли можно думать, чтобы в своей проповеди апостол излагал свое учение (как по форме, так и по содержанию) точно так же, как он это делал, когда писал Послания к людям, уже принявшим христианскую веру⁷¹. Например, богословские рассуждения, как в Послании к Римлянам, едва ли были бы приемлемы для первой проповеди Евангелия. И возражения, основанные на непавловском характере этого слова апостола Павла в Антиохии Писидийской, которые не учитывают исторической ситуации, должны быть отвергнуты⁷².

Тесно связанным с проблемой, основанной на предполагаемых богословских различиях, является различие между Павлом Деяний и Павлом Посланий⁷³. Об этом мы будем говорить ниже, когда коснемся историчности Деяний, но если образ Павла в Деяниях не соответствует образу, который он сам себе дает, то, очевидно, трудно будет согласиться с мнением, что автор был личным сотрудником апостола. Тем не менее мы постараемся показать, что различие это преувеличено и никаких доказанных противоречий не существует. Разные же акценты, которые надо признать, к авторству Луки не имеют никакого отношения. И ничего нет удивительного в том, что образ человека, который дает нам его близкий товарищ, отличается от образа, который дает нам сам этот человек⁷⁴. Конечно же, у нас нет достаточно данных утверждать, что автор Деяний - человек до апостольского века⁷⁵. И у нас нет богословских оснований отрицать, что автор Евангелия от Луки и Деяний не был сотрудником Павла. Если Лука проявляет независимость от Павла⁷⁶, то противоположность взглядов у них ничем не подтверждается.

4. Литературные параллели

Недавно был выдвинут еще один вид аргумента против авторства Луки, который основывается на литературном сравнении Деяний и трудов Иустина Мученика. Такого мнения придерживается О'Нейл⁷⁷, который считает, что эти два автора имели общие богословские позиции и Евангелие от Луки и Деяния следует отнести ко второму веку, что сразу же исключает авторство Луки⁷⁸. Но эта теория не уделяет достаточного внимания другому объяснению параллелей, т. е. что Иустин заимствовал свое богословие у Луки, о чем мы будем говорить ниже.

Г. Вывод

По-видимому, есть все основания считать правильным предание об авторстве Луки как для Евангелия, так и для Деяний. Это мнение подтверждается тем фактом, что защитники авторства Луки относятся к совершенно различным богословским школам⁷⁹.

VI. ДАТИРОВКА

По некоторым данным, Евангелие от Луки по времени связано с Деяниями, но целесообразнее будет начать с рассмотрения данных, касающихся только Евангелия.

А. Внешнее свидетельство

Внешние данные говорят, что Евангелие было широко признано в первой части II века, и мы вправе утверждать, что оно было уже хорошо известно в конце I века. Оно получило отражение в Дидахе⁸⁰ и трудах гностиков, Василида и Валентина⁸¹, тогда как Маркион⁸² пользовался искаженной формой этого Евангелия и исключил все другие. В середине второго века широко пользовался им Иустин⁸³.

Б. Аргументы в пользу датировки II веком

Однако не все ученые согласны с тем, что, если отрицать авторство Луки, внешнее свидетельство требует датировать Евангелие I в. Общепризнанно, что раннее свидетельство (Дидахе, Василид и Валентин) мало что дает для датировки⁸⁴, тогда как свидетельство Маркиона и Иустина, хотя обычно и не считается убедительным, признается некоторыми учеными. Так, Дж. Нокс⁸⁵ утверждает, что Маркион пользовался не Евангелием от Луки, а более ранним, которое было позднее использовано писателем канонического Евангелия. Но по ряду причин с этой теорией нельзя согласиться. Так, ортодоксальные апологеты несомненно считали, что Маркион пользовался Евангелием, которое основывалось на каноническом Евангелии от Луки. Если бы сторонники Маркиона знали, что оно было неправильным, то они могли сразу же опровергнуть ортодоксальные аргументы. Трудно поверить, чтобы защитники веры основывали свои нападки на столь шатком аргументе, как древность и апостольское происхождение четырех Евангелий, если права теория Дж. Нокса. Кроме того, известная нам тенденция в редактировании Евангелия предполагает, что редакторы обычно опускали какой-то материал из своих источников и в то же время добавляли другой. Но Маркион не включил никакого материала, которого бы не было у Луки, хотя и опустил из него значительную часть. Хорошо известна тенденция Маркиона сокращать материал, хотя не совсем ясно, почему он это делал в некоторых случаях в отношении Евангелия от Луки. Надо также отметить, что восстановленный текст Евангелия от Луки, которым пользовался Маркион, сделанный А. Гарнаком и использованный Ноксом как основание для своих лингвистических и стилистических аргументов, является по своему характеру гипотетическим и не может быть поэтому основанием для отвержения общепринятого утверждения, что Маркион использовал Евангелие от Луки. Сам Нокс не отрицает этого фактора, но он считает, что в какой-то степени на восстановленный текст можно полагаться. Значение его теории для датировки Евангелия от Луки несомненно, так как она предполагает, что окончательная форма Евангелия от Луки появилась позже, чем та, которой пользовался Маркион.

Против утверждения, что Иустин использовал Евангелие от Луки, возражает О'Нейл⁸⁶, по мнению которого Иустин пользовался тем же источником, что и Лука⁸⁷. О'Нейл считает, что этот источник относится к более раннему периоду, а само Евангелие было составлено незадолго до времени Иустина, и предлагает датировать Евангелие и Деяния между 115 и 130 гг.⁸⁸. Из этого следует, что за 10-20 лет это Евангелие завоевало такой авторитет в христианской Церкви, что Маркион мог быть уверен в правильности своего выбора Евангелия от Луки. Но такое положение совершенно невозможно, и оно должно быть сразу же отвергнуто. Более ранние данные свидетельствуют, что ко времени Маркиона другие два синоптических Евангелия уже широко употреблялись, и едва ли можно поверить, чтобы Маркион выбрал Евангелие от Луки, которое появилось всего за несколько лет до того и все же было взято им за основу для своего "Апостоликона".

Иногда предлагалось датировать Евангелие от Луки 100 г. на том основании, что Лука знал и консультировал "Древности" Иосифа Флавия (опубликованные около 94г.). О подтверждении этой теории в Деяниях мы будем говорить ниже, что же касается Евангелия, то, согласно этой теории, между Лк. 3.1-2 и Иосифом видна явная связь. Этот аргумент предполагает, что когда Лука называет Лисания тетрархом Авилинеи, то он берет эти сведения у Иосифа. В одном месте Иосиф⁸⁹ называет Авилинею областью, которая раньше находилась в тетрархии Лисания, а в другом⁹⁰ он упоминает просто Авилинею Лисанийскую. С другой же стороны, Иосиф также упоминает Лисания, который был убит Антонием (36 г. до Р.Х.)⁹¹, и если Лука, как предполагается, имел в виду этого человека, то хронология Луки была явно неправильна. Но так как этот Лисаний царствовал недолго и область эта была названа по его имени, то можно предположить, что один из его потомков с таким же именем мог быть впоследствии назначен тетрархом. А так как у нас нет данных утверждать, что Иосиф имел в виду только одного Лисания и что Лука не мог получить этих сведении из другого источника, нет основания считать, что Лука писал после Иосифа. Так, Вильям Рамсей⁹² ссылается на надпись из древней Авилинеи, где говорится о Лисаний, который был там тетрархом между 14 г. и 20 г. после Р.Х., что вполне согласуется со свидетельством евангелиста. Теория, основанная на свидетельстве Иосифа Флавия, должна быть серьезно пересмотрена⁹³.

В. Аргументы в пользу конца I века

Датировка Евангелия 80-ми годами I века поддерживается большинством ученых на следующих основаниях:

1. Согласно теории, что Лука использовал Марка, естественно следует, что Лука писал после Марка, т. е. после 68 г.

2. Сравнение Мк. 13.14 и Лк. 21.20 показывает, что для Марка "мерзость запустения" произойдет "где не должно", тогда как Лука пишет, что Иерусалим будет окружен войсками. Обычно считается, что Лука умышленно изменил Марка, так как к тому времени, когда он писал, он точно знал, что произошло⁹⁴, т. е. это было vaticinium ex eventu (лат. "предсказание после события"), и поэтому Лука должен был писать после 70 г.

3. По мнению некоторых ученых, тот факт, что Лука писал после того, как уже многие пытались "составить повествования", требует датировки его Евангелия после 70 г., так как нет никаких данных, чтобы до 70 г. уже существовало "много" Евангелий⁹⁵.

4. Иногда считается, что между написанием Евангелия от Луки и Евангелия от Матфея не прошло много времени⁹⁶, а так как последнее обычно датируется 80-ми годами, к этому же периоду надо отнести и Евангелие от Луки.

Странно, что такие неубедительные данные, о которых мы говорили выше, могли привести к столь широко признанному мнению, что Евангелие было написано между 75 г. и 85 г., но ненадежность этих данных станет совершенно очевидной, если учесть следующие соображения. Несомненно, что эта датировка основывается на общепризнанном мнении, что нет более убедительных данных. Использовал ли Лука Марка как письменный источник или нет, не является основанием для большого между ними интервала, потому что, если он и использовал Евангелие от Марка, то мог получить его вскоре после того, как оно было написано. Как-никак, оба они принадлежали к группе сотрудников Павла. А так как было показано выше, что Евангелие от Марка не обязательно надо датировать периодом непосредственно перед осадой Иерусалима, то и Лука мог написать свое Евангелие в этот же период⁹⁷.

Аргумент на основании Лк. 21.20 не является убедительным по следующим причинам:

1. Он предполагает, что это утверждение Луки было сформулировано только после события, но даже если аргумент и правилен, то почему описание Луки такое туманное?⁹⁸ Почему Лука ничего не говорит о природе осады, что позволило бы определить, где это произошло?

2. Более того, можно ли с уверенностью говорить, что это утверждение у Луки не могло быть подлинным предсказанием Иисуса? Обычно считается, что в данном случае один автор модифицировал другого по каким-то специфическим причинам, будь то богословским, историческим или, возможно, лингвистическим. Но ведь вполне возможно, что Марк (и Матфей) использовал более туманное выражение "мерзость запустения", а Лука более точное, "Иерусалим, окруженный войсками", потому что оба эти выражения употребил наш Господь". Для Матфея это выражение сразу же связывало предсказание Господа с книгой Даниила, где стоит эта же фраза, и поэтому подчеркивало его значение как исполнение ветхозаветного пророчества. Для Луки же, который писал, имея в виду особенно язычников, объяснение, касающееся окружающих войск, лучше отвечало его цели¹⁰⁰. То, что такое объяснение слов Господа существовало до 70 г., подтверждается тем фактом, что многие иерусалимские христиане бежали в Пеллу, послушав своего Учителя, когда римские войска начали осаду Иерусалима¹⁰¹. Более того, если Лука истолковал Мк. 13 после события, то почему не сделал того же Матфей, так как и его Евангелие обычно датируется тем же временем? Кроме того, история знает и другие случаи точного предсказания за несколько лет до события (например, предсказание Савонаролы о взятии Рима¹⁰²), и учитывая характер и личность нашего Господа, от Него можно было ожидать такого предсказания. И поэтому аргумент, основанный на Лк. 21.20, не выглядит очень убедительным.

Приведенные выше третий и четвертый доводы в пользу датировки Евангелия от Луки концом I века являются не более чем сомнительными выводами. В предисловии Луки ничего не говорится, когда были сделаны "многие" другие попытки написать Евангелие, и нет ничего, что бы исключало наличие такой литературной работы до 70 г. О связи между Евангелиями от Матфея и от Луки мы еще будем говорить, когда коснемся синоптической проблемы, но для датировки здесь надо отметить, что пока не будет точно определена литературная связь между Евангелиями, их относительная датировка невозможна.

Г. Аргументы в пользу периода до 70 г.

Сторонники датировки Евангелия до 70 г. обычно относят его к 60-61 гг.¹⁰³ Подтверждающие эту дату аргументы тесно связаны с датировкой Деяний, но если последние можно датировать 63 г. (о чем мы будем говорить ниже), то Евангелие от Луки несомненно было написано раньше. Кроме того, Лука провел некоторое время в Палестине, когда Павел находился в заточении в Кесарии. И "мы-разделы" предполагают, что Лука был с Павлом, когда Павел пришел к Филиппу благовестнику. И можно в равной степени с основанием предположить (хотя только предположить), что Лука собрал большой материал, когда находился в Кесарии, и вскоре после этого написал свое Евангелие¹⁰⁴. Если эти предположения правильны, то они поддерживают предложенную выше дату Евангелия.

VII. ЯЗЫК

Греческий язык Луки отличается своей гибкостью. Предисловие написано по классическим образцам, которые обнаруживают его культурный фон. Но после 1.1-4 литературный стиль сменяется греческим языком с сильным налетом семитизмов, особенно в повествованиях о детстве. Затем следует хороший литературный греческий язык койне (Koine)¹⁰⁵, хотя и с употреблением некоторых семитских слов. Лука несомненно понимал, что литературный стиль предисловия не подходит для описания жизни и учения Иисуса. Но в своем выборе соответствующего литературного стиля он проявил себя как хороший литературный писатель.

Особенно отличительным является греческий язык Септуагинты в повествованиях о детстве, отражающих сильное влияние стиля гимнов, которые он включил в свои повествования¹⁰⁶. Глубоко гебраистический характер греческого языка Луки в этом разделе позволяет связать воплощение Иисуса с ветхозаветной историей, что Лука несомненно хотел показать. Знакомство с Септуагинтой, которую он часто цитирует во всем Евангелии, ввело в греческий язык Луки гебраизмы. В то же время словарь Луки исключительно богат и отличается от новозаветных писателей употреблением нескольких сотен слов¹⁰⁷, которых они один из других новозаветных писателей не употребляет¹⁰⁸.

СОДЕРЖАНИЕ

1. ПРОЛОГ (1.1-4)

2. ПОВЕСТВОВАНИЯ О ДЕТСТВЕ (1.5 - 2.52)

Предсказание о рождении Иоанна Крестителя (1.5-25). Благовещение Марии (1.26-38). Мария посещает Елисавету (1.39-56). Рождение Иоанна (1.57-80). Рождение Иисуса (2.1-20). Обрезание и представление Христа перед Господом (2.21-40). Иисус в Иерусалиме, когда ему исполняется 12 лет (2.41-52).

3. ПРИГОТОВЛЕНИЕ К СЛУЖЕНИЮ (3.1 - 4.13)

Миссия Иоанна Крестителя (3.1-20). Крещение Иисуса (3.21-22). Родословие Иисуса (3.23-38). Искушение (4.1-13).

4. ГАЛИЛЕЙСКОЕ СЛУЖЕНИЕ (4.14 - 9.50) А. Начало (4.14-44)

Иисус отвергнут в Назарете (4.16-30); чудо в синагоге в Капернауме (4.31-37); исцеление тещи Петра (4.38-39); другие исцеления вечером (4.40-41); уход Иисуса в "пустынное место" и дальнейшее благовествование по другим городам (4.42-44).

Б. Призвание учеников (5.1-6.16)

Чудесный лов рыбы и призвание Симона (S. 1-11); исцеление прокаженного и расслабленного (5.12-26); призвание Левин (5.27-32); вопрос о посте (5.33-39); спор по поводу субботы (6.1-11); назначение Двенадцати (6.12-16).

В. Проповедь "на ровном месте" (6.17-49)

Введение (6.17-19); Блаженства (6.20-23); осуждения (6.24-26); другие изречения (6.27-49).

Г. В Капернауме и его окрестностях (7.1 - 8.56)

Исцеление слуги сотника (7.1-10); воскрешение сына вдовы в Наине (7.11-17); вопрос Иоанна Крестителя об Иисусе (7.18-23); свидетельство Иисуса об Иоанне (7.24-30); Его отзыв о Своем роде (7.31-35); помазание грешницей (7.36-50); ученицы Иисуса (8.1-3). Притча о сеятеле и семени и ее толкование; причина говорить притчами и их правильное употребление (8.4-18). Истинная семья Иисуса (8.19-21). Несколько чудес (8.22-56): укрощение бури и исцеление гадаринского одержимого бесами, женщины с кровотечением и дочери Иаира.

Д. Двенадцать апостолов (9.1-50)

Их миссия (9.1-6); реакция Ирода на дела Иисуса (9.7-9); возвращение Двенадцати и насыщение 5000 (9.10-17); исповедание Петра в Кесарии Филипповой (9.18-21); первое предсказание о Страстях (9.22); условия для ученичества (9.23-27); преображение (9.28-36); исцеление бесноватого отрока (9.37-43); второе предсказание о Страстях (9.44-45); спор, кто больше (9.46-48); отношение Иисуса к другому экзорцисту (9.49-50).

5. ИЗ ГАЛИЛЕИ В ИЕРУСАЛИМ (9.51 -19.27)

A. Иисус и самаряне (9.51 -10.37)

Самарянское селение отказывается принять Иисуса (9.51-56); испытания для желающих быть учениками (9.57-62); миссия семидесяти (10.1-20); Иисус прославляет Отца и благословляет учеников (10.21-24); вопросы законника и притча о милосердном самарянине (10.25-37).

Б. О ценности созерцания и молитвы (10.38 - 11.13)

Мария и Марфа (10.38-42); Господня молитва (11.1-4); друг в полуночи (11.5-13).

B. Иисус и фарисеи (11.14-54)

Споры по поводу Веельзевула (11.14-23); возвращение беса (11.24-26); благословение Матери Иисуса (11.27-28); Иисус осуждает Своих современников за желание иметь знамение (11.29-32); изречения о свете (11.33-36); критика фарисеев и законников (И.37-54).

Г. Совет Иисуса ученикам (12.1-53)

Увещевание не бояться свидетельства (12.1-12); притча о безумии богатого (12.13-21); о заботе (12.22-34); о бодрствовании и ответственности (12.3548); предостережение о влиянии миссии Иисуса на семейную жизнь (12.49-53).

Д. Разные изречения и события (12.54 -19.27)

О толковании знамений (12.54-56); об улаживании правовых споров (12.57-59); примеры катастроф с целью показать необходимость в покаянии (13.1-9); исцеление скорченной женщины и споры в связи с этим о субботе (13.10-17); притчи о горчичном зерне и закваске (13.18-21); изречения о грядущем Царстве (13.22-30); Иисус уходит из Галилеи (13.31-33); сетование об Иерусалиме (13.34-35). Исцеление в субботу человека больного водянкой (14.1-6); изречение об избрании последних мест (14.7-14); притча о большом ужине (14.15-24). Изречения об ученичестве (14.25-35); цена ученичества (14.25-33); изречения о соли, потерявшей силу (14.34-35). Притчи о потерянной овце, о потерянной драхме, о блудном сыне и о неверном управителе (15.1 - 16.13). Предостережение о фарисейском лицемерии (16.14-18). Богач и Лазарь (16.19-31). Учение о соблазнах, прощении, вере и наградах (17.1-10). Исцеление десяти прокаженных (17.11-19). Учение о конце веков (17.20-37). Притчи о докучливой вдове, о фарисее и мытаре (18.1-14). Благословение младенцев (18.15-17). Богатый начальник (18.18-30). Третье предсказание о Страстях (18.31-34). События в Иерихоне (18.35 - 19.27); исцеление слепого; Закхей принимает Иисуса; притча о десяти минах.

6. В ИЕРУСАЛИМЕ (19.28 - 21.38)

Торжественный въезд (19.28-38). Предсказание о разрушении Иерусалима (19.39-44). Очищение храма и каждый день учение в нем (19.45-48). Вопрос о власти Иисуса (20.108). Притча о злых виноградарях (20.9-19) и вопросы о подати, воскресении и сыне Давидове (20.20-44). Предостережения и похвалы (20.45 - 21.4). Эсхаталогиче-ская беседа (21.5-36). Обобщение Иерусалимского служения (21.37-38).

7. ПОВЕСТВОВАНИЯ О СТРАСТЯХ И ВОСКРЕСЕНИИ (22.1 - 24.53)

Приготовление (22.1-13). Установление последней вечери (22.14-20). Предсказанное предательство (22.21-23). Спор учеников, кто больше (22.24-30). Предсказанное отречение Петра (22.31-34). Два меча (22.35-38). В Гефсимании (22.39-46). Арест, суд и распятие (22.47 - 23.49). Погребение (23.50-56). Воскресение, явления на пути в Еммаус и в Иерусалиме (24.1-49). Вознесение (24.50-53).

Примечания

¹ I. H. Marshall, Luke: Historian and Theologian (1970), p. 222. Автор делает вывод, что Лука с одной стороны перекрывает Евангелия и Послания Деяниями, с другой - увязывает их друг с другом. Действительно, связь между Евангелиями и Посланиями без писаний Луки была бы не столь очевидна.
² Дж. А. Сандерс обращает внимание на то, каким образом Лука использует цитаты из Ветхого Завета для того, чтобы показать свое понимание действий Бога: "Isaiah in Luke", Interpretation 36 (1982), pp. 144-155. Образцом применения Лукой цитат служат два примера, приведенные здесь.
³ Ср.: V. Taylor, The Gospels, p. 70.
⁴ Дж. Квеснел доказал, что, по мнению Луки, на Вечере Господней вместе с двенадцатью апостолами присутствовали и женщины; Cassidy-Scharper (eds), J. Quesnel, Political Issues in Luke-Acts (1983), pp. 59-79.
⁵ Новейшие исследование, посвященное категориям богатства и бедности в Евангелии от Луки и Деяниях: W. Е. Pilgrim. Good News to the Poor (1981). Ср. также дискуссию: R.J.Cassidy, Jesus, Politics and Society: A Study of Luke's Gospel (1978), pp. 20-49. К дискуссии о политических проблемах у Луки см. статью Р. Ф. О'Тула в Cassidy-Scharper, pp. 1-17. Ср. также: L. Т. Johnson, The Literary Function of Possession in Luke-Acts (1977); D. P. Seccombe, Possessions and the Poor in Luke-Acts, 1983.
⁶ Греческое слово kaqexhs (cathexes) означает "последовательно" и, казалось бы, предполагает хронологическую и историческую последовательность (ср.: J. M. Creed, The Gospel according to St. Luke, 1930, p. xi). Г. Дж. Кедбери (The Making of Luke-Acts, 1958, p. 345) проводит различие между "соответствием последовательности событий порядку изложения" (которое, по его мнению, здесь неприемлемо) и "повествованием упорядоченным и цельным самим по себе" (которое здесь для него предпочтительно). Ср.: G. Schneider, "Zur Bedeutung von Katheses in lukanischen Doppelwerk", ZNTW 68 (1977), pp. 128-131.
⁷ В предисловии Луки содержится разъяснение относительно его собственного подхода к поставленной задаче. Он добивается полного и тщательного исследования значительного периода, что свидетельствует в пользу серьезности его цели. Более того, Лука допускает, что другие предварительно попытались выполнить эту задачу, но его высказывания предполагают, что их писания недостаточны (ср. : N. В. Stonehouse, The Witness of Luke to Christ, 1951, pp. 24-45, с тщательным анализом предисловия Луки. Ср. также комментарии Кедбери на эту тему в The Beginning of Christianity, P, 1922, pp. 489-510). Новейшая литература по этому вопросу - в прим. 9.
⁸ Г. Салин (Der Messias und das Gottesvolk, 1945, Acta Uppsala xii), рассматривающий Евангелие от Луки и Деяния в целом, утверждал, что намерение автора состояло в том, чтобы дать краткое описание служения Павла, так как он предполагал, что "другие" писатели были свидетелями и временными секретарями, знавшими об этом понаслышке. Но его точка зрения подверглась критике: Michaelis, Einleitung, p. 15:
⁹ Всякое обращение к историкам наподобие Фукидида или любому современному историку для сопоставления с работой Луки едва ли уместно, поскольку его писания разительно отличается от их работ. Ср.: R. J. Dillon, "Previewing Luke's Project from his Prologue (Luke 1:1-4)", CBQ 43 (1981), pp. 219-223; W. C. van Unnik, "Once more St. Luke's Prologue", Neotestamentica 7 (1973), pp. 7-26; I. J. du Plessis, "Once more the Purpose of Luke's Prologue", Nov. Test. 16 (1974), pp. 259-271. И. Ж. дю Плесси предполагает, что, хотя Лука и использует общепринятую форму, он придает ей христианскую окраску. Ср. также Т. Callan, "The Preface of Luke-Acts and Historiography", NTS 31 (1985), pp. 576-581; S. Brown, "The Role of the Prologue in Determining the Purpose of Luke-Acts", in C. H. Talbert (ed ), Perspectives of Luke-Acts (1978), pp. 99-111.
¹⁰ Ср.: Н. Conzelmann, The Theology of St. Luke (I960), англ. пер. его же Die Mitte der Zeit (1960). Ср.: E. Lohse, En Th XTV (1954), pp. 256-275. Об утверждении, что Лука является как историком, так и богословом, см.: I. Н. Marshall, Luke: Historian and Theologian (1970). См. также дискуссию по Деяниям в разделе IV главы 8 данной книги. Для обзора литературы о Луке как о богослове, изданной с 1950 по 1975 гг., ср.: F. Bovon, Luc le Theolgien. Vingt-cinq ans de recherche (1950-1975) (1978). Он рассматривает предмет сквозь призму различных богословских тем. Метод "истории редакций" поглотил сам предмет исследований. Много литературы появилось со времени издания монографии Концельмана, которая представляет основную точку зрения, в связи с чем нет необходимости поддерживать его аргументы. Ср. также: М. Rese, "Das Lukas - Evangelium. Ein Forschungsbericht", in Aufsteig П, 25.3, pp. 2258-2328, для обзора исследований. Ср.: A. J. Mattill, Jnr, Luke and the Last Things (1979); J. A. Fitzmyer, The Gospel according to Luke (1981); C. H. Talbert, Reading Luke. A Literary and Theological Commentary on the Third Gospel (1982). Сдержанное применение редакционных подходов см.: I.H. Marshall, Luke (1978).
¹¹ Воззрения этой школы состоят в том, что цель писаний Луки (особенно Деяний) заключалась в примирении двух антагонистических групп - последователей Петра и Павла. Историческое повествование, следовательно, было подчинено этому стремлению.
¹² Ганс Концельман (Conzelmann, op. cit, pp. 132 ff.) специально выделяет этот момент, когда рассматривает эсхатологию Луки. Ср. критику: Michaelis, Einleitung, pp. 67-69. Гастингс в своей книге Prophet and Witness in Jerusalem. A Study of the Teaching of St. Luke (1958), уделяет большое внимание значимости Иерусалима. О подобном же феномене в Деяниях см.: J. Cambier, NTS 8 (1962), pp. 249-257.
¹³ Ср. точку зрения С. М. Гилмора: S. M. Gilmour, The Gospel according to St. Luke (Ш, 1952), pp. 5-7.
¹⁴ Ср. Лк. 23.4,14,22, где Пилат три раза провозгласил Иисуса невиновным.
¹⁵ Ср.: Creed, op. cit., p. xi.
¹⁶ Недавно были предприняты попытки показать, что цель Луки в этих двух работах состояла в том, чтобы провести параллели между жизнью Иисуса и жизнью Павла. Ср.: W. Radl, Paulus und Jesus im lukanischen Doppelwerk: Untersuchungen zur Parallelmotiven im Lukasevangelium und in der Apostelgeschichte (1975).
¹⁷ Ср.: M. D. Goulder, The Evangelists' Calendar. A Lectionary Explanation of the Development of Scripture (1978).
¹⁸ Вне всякого сомнения, этот титул выражал почтение и уважение. Менсон (W. Manson, The Gospel of Luke, MC, 1930, pp. 2-3) предположил, что этот эпитет указывает на обладателя прокураторской или подобной ей должности в империи. О Феофиле ср.: I. H. Marshall, Luke: Historian and Theologian, p. 38; Haenchen, Acts, p. 136 n; Ellis, Luke, p. 34 (патрон Луки); Bruce, Acts, pp. 31 f. (представитель среднего класса); Streeter, Four Gospels, pp. 535-539 (псевдоним Флавия Клемента); Wikenhauser, New Testament Introduction, p. 219 (представитель новообращенных). W. G. Marx, "A New Theophilus", EQ 52 (1980), считает Феофила представителем АгриппыП.
¹⁹ Ср.: Creed, op. cit., p. 5.
²⁰ Существуют различия в толковании слова kathchqhs (catechethes). Возможно, оно определенно обозначает установленную инструкцию в христианской вере (см.: Creed, op. cit., ad loc.), при которой Феофил должен был стать христианином. С другой стороны, если это слово указывает на информацию, которая должна быть усвоена, то Феофил не был христианином, но заинтересовался христианством (по Менсону: Manson, op. cit., р.З). Кедбери (Cadbury, The Beginning of Christianity, П, pp. 508 ff.) утверждал, что это слово могло подразумевать враждебные слухи, и, что эта книга написана доя того, чтобы противодействовать им (против этой идеи см.: F. H. Colson, JTS 24 (1923), р. 303). W. Е. Bundy (Jesus and First Three Gospels, 1955, p. 4) думает, что использование Лукой этого термина, приобретшего смысл соблюдения формальных правил и норм, указывает на то, что Феофил не был человеком, сочувствующим христианству.
²¹ К. H. Rengstorf (Das Evangelium nach Lukas, 1958, p.6). Автор подчеркивает то, что у Луки содержится относительно мало критики в адрес книжников и фарисеев, что рассчитано на круг читателей, не заинтересованных в проблемах иудаизма первого века от Р.Х.
²² Ср.: J. Jervell, Luke and the People of God (1972). Фицмайер (Fitzmyer, pp. 58-59) всячески поддерживает мнение Джервелла за исключением идеи о предназначении Евангелия.
²³ В своем комментарии Матфея он упоминает части Ахаии и Беотии, но в работе De Viris Illustrious он отстаивает местонахождение в Риме. О Риме см.: Michaelis, Einleitung, p. 78. Ср. также: E. J. Goodspeed, INT (1937), p. 208. Фицмайер (Fitzmyer, Luke, p. 57) наиболее осторожен в вопросе о месте написания Евангелия и допускает любое предположение.
²⁴ Одна из специфических черт Евангелия от Луки состоит в любви автора к супружеским парам, чему Р. Моргенталер (R. Morgenthaler, Die lukanische Geschichtsschreibung als Zeugnis, 1949) придает большое значение. О соотношении Лк. 1 и 2 к остальному Евангелию от Луки и Деяниям см.: R. Е. Brown, The Birth of Messiah (1977) pp. 239 ff.
²⁵ Одно из последних исследований начала повествования Луки о путешествии: М. Myoshi, Der Anfang des Reiserberichts (1974).
²⁶ Г. Шурман на основе тщательного и всестороннего анализа отрывка Лк. 27.7-38 (Н. Schumann, Quellenkritische Untersuchung des lukanischen Abend-mahlsberichtes, 1953-7) утверждает, что некоторые части этого отрывка заимствованы не из источника Марка, а из другого, отредактированного Лукой. Ср. обзор выводов Шурмана В. Тейлором (V. Taylor, ET 74 (1962), pp. 7-81. Ср.: J. Jeremias, NTS 4 (1958), pp. 115-119. Иоахим Иеремиас также поддерживает Шурмана в том, что в фрагменте Лк. 22.14 и далее Лука не связан с Марком. Мнение о том, что Лука использовал Марка (Мк. 14.22-25), не согласующееся с Иеремиасом, см.: Н. F. D. Sparks, NTS 3 (1957), pp. 219-223. Новейшее исследование повествования о Страстях у Луки см.: J. Neyrey, The Passion according to Luke (1985).
²⁷ Лини (A. R. C. Leaney, NTS 2 (1955), pp. 110-114) предположил, что повествование Лк. 24 и Ин. 20 заимствовано из общего источника. Примечательно, что Иоанн включает приложение о появлении воскресшего Иисуса в Галилее. Ср. комментарии Б. Линдарса (В. Lindars, NTS 7 (1961), pp. 142-147) к точке зрения Лини. Дискуссию, посвященную повествованию о Страстях у Луки, см.: R. J. Karris, Luke: Artist and Theologian: Luke's Passion Narrative as Literature (1985).
²⁸ Это особенно характерно для Ганса Концельмана: Н. Conzelmann, The Theology of St. Luke (I960), p. 62. Карл Людвиг Шмидт (К. L. Schmidt, Der Rahmen der Geschichte Jesu, 1919, p. 269) не считает, что эта часть представляет собой описание путешествия, так как Иисус по пути в Иерусалим никогда реально не делал все то, что описано у Луки. Рудольф Карл Бультман (R. Bultmann, The History of the Synoptic Tradition, pp. 25-26) относится к путешествию через Самарию как к сочинению самого Луки. Теория Концельмана подверглась критике со стороны Робинсона: W. С. Robinson, Jnr, in Der Weg des Herrn (1964). Робинсон согласен с тем, что главный тезис Луки заключается в теме путешествия, но он не связан с некоторыми специфическими местами, как это утверждает Концельман (ср.: J. Rohde, Rediscovering the Teaching of the Evangelists, 1968, pp. 236 ff). Ср. также критику Эллиса о непоследовательности воззрений Концельмана в связи с тем, что Лука сам оставляет некоторые эпизоды неизменными, которые, в свою очередь, несовместимы с понятием Концельмана о богословских целях автора (Е. Е. Ellis, The Gospel of Luke, NCB, 1966, p. 147). Эллис предпочитает тематическую интерпретацию этого центрального места у Луки. Другой современный автор Джонсон (S. Е. Johnson, JBL 87 (1968), pp. 136-150), исследуя понятие об Иисусе Христе как о Царе из рода Давидова, усматривает в этом богословские позиции Луки и делает вывод, что Евангелие от Луки говорит об иудейском происхождении Иисуса, в то время как Евангелие от Матфея - о галилейском.
²⁹ Ср.: С. Н. Talbert, Literary Patterns, Theological Themes and the Genre of Luke-Acts (1974). Этот исследователь составил также комментарии к Евангелию от Луки: Reading Luke. A Literary and Theological Commentary on the Third Gospel (1982).
³⁰ В его комментарии: Luke.
³¹ NTS 14 (1968), pp. 259-271.
³² На основе исследования пролога Луки Маршалл (I. H. Marshall, Luke: Historian and Theologian, 1970) придерживается мнения, что Лука старался быть как историком, так и богословом. Маршалл отвергает точку зрения Перрена о том, что богослов не мог писать историю: N. Perrin, Rediscovering the Teaching of Jesus, pp. 47 ff.
³³ Джозеф Фицмайер (Fitzmyer, Luke, pp. 37-40) подвергает обстоятельному анализу внешние свидетельства.
³⁴ Ср. его статью: "The Tradition" in Foakes Jackson-Lake's The Beginning of Christianity, П, pp. 209-264. О Мураториевом каноне см.: ibid, pp. 255 ff. Генхен (Е. Haenchen, Acts (англ. пер. 1971), pp. 3-14) придерживается линии рассуждений, схожей с мнением Кедбери, и обращает внимание на слабые стороны, выделенные им во внешнем свидетельстве. Однако, необходимо отметить, что слабые стороны и фактические противоречия в некоторых видах свидетельств не умаляют всего свидетельства.
Датировка Мураториева канона четвертым веком, приведенная в статье: А. С. Sundberg, Jnr. (HTR 66 (1973), pp. 1-41), вызвала дебаты о времени его написания.. См. обзор этой проблемы у М. Мецгера: М. Metzger, The Canon of the New Testament, pp. 191-201. Мнение Зундберга подверглось критике: Е. Ferguson, Studia Patristica 18 (1982), pp. 677-683; A. B. Du Toit, Guide to the New Testament I (eds. J. H. Roberts and A. B. Du Toil, 1979), pp. 237,244.
³⁵Ibid.,p.261.
³⁶ Фицмайер (Fitzmyer, Luke, pp. xiii-xvi) поддерживает Крида в том, что если традиция необоснованна, то нет никаких явных доказательств авторства Луки Евангелия и Деяний.
³⁷ Недавние исследования, основанные на стилометрии, показали единство авторства этих книг (A. Kenny, A Stylometric Study of the New Testament, 1986).
³⁸ Ф. Брюс (F. Bruce, The Acts of the Apostles, 1952, p.2) приводит следующие аргументы: (1) стремление к вселенской общности; (2) интерес к язычникам; (3) внимание к женщинам; (4) схожие апологетические тенденции; (5) появление воскресшего Иисуса ограничено Иудей; (6) появление Христа перед Иродом Антипой упоминается в обеих книгах и более нигде в Новом Завете.
³⁹ Ср. статью: P. H. Menoud, "Remarques sur les textes de Г ascension dans Luc-Actes", in Neutestamentliche Studien filr Rudolf Bultmann (1954), pp. 148-156. Ср. также: W. G. Kummel, TR 22 (1954) p. 196; A. N. Wilder, JBL 62 (1943), pp. 307-318; H. Conzelmann, The Theology of St. Luke (I960), pp. 93-94. Все они склоняются к теории интерполяции, включающей конец Евангелия от Луки и начало Деяний. Против этой теории ср.: P. A.van Stempvoort, NTS 5 (1958-9), pp. 30-42). Ср. также более поздние комментарии Кюммеля: W. G. Kummel, INT (1965), pp. 109 ff.
⁴⁰ Эти данные оспаривал Кларк: А. С. Clark, The Acts of the Apostles (1933), pp. 393 ff. Cp. резкую критику аргументов Кларка: W. L. Knox, The Acts of the Apostles (1948), pp. 2-15.
⁴¹ Ириней (Ad. Haer. 3.14.1) говорит о Луке как о неразлучном спутнике Павла, однако, как верно отметил Фицмайер (Fitzmyer, Luke, p. 48), это утверждение едва ли верно, так как Лука не участвовал в большинстве миссионерских путешествий Павла. В статье: М. A. Siotis, "Luke the Evangelist as St. Paul's Collaborator", in Neues Testament und Geschichte (Cullmann's festschrift - сборник статей в честь Оскара Кульмана), pp. 105-111 автор подвергает сомнению результаты большинства современных исследований на основе критического анализа, которые отрицают тесную связь между Лукой и Павлом и недооценивают достоверность предания, утверждающего эту связь. Но Фицмайер игнорирует подход Сиоти на основании того, что он сам требует критического анализа (Luke, p. 51). Тем не менее свидетельства должны иметь больший вес, чем тот, который склонен им придавать Фицмайер. Н. Ричардсон (N. Richardson, The Panorama of Luke (1982) высказывает сомнения относительно того, что Лука знал Павла. Он не видит необходимости увязки писаний Луки с писаниями Павла.
⁴² О значении "мы-разделов" для дискуссии по поводу происхождения предисловия к Евангелию от Луки ср.: W. G. Kummel, INT, pp. 178-179; H. J. Cadbury, NTS 3 (1957), pp. 128-131. Последний автор признавал, что слово Луки parhkolovqhkoti (parykoluthykoti) свидетельствует о том, что автор был очевидцем по крайней мере некоторых событий, записанных им, в то время как Кюммель занимал противоположную позицию.
⁴³ Ср. дискуссию в главе 12 данной книги.
⁴⁴ The Medical Language of St. Luke (1882).
⁴⁵ Lukas der Arzt (1906; англ. пер. Luke the Physician, 1907).
⁴⁶ Style and Literary Method of Luke (1920). Современные дискуссии о Луке как о враче см.: М. S. Enslin, in Aune, Studies, pp. 135-143; W. G. Marx in ET 91 (1980), pp. 168-172. Пролог Луки был тщательно сопоставлен с предисловиями Гиппократа, Галена и Диоскорида Г.Линдебумом (G. A. Lindeboom, на которого ссылается Фицмайер: Fitzmyer, op. cit., p. 53). Линдебум приходит к заключению, что между Лукой и этими авторами нет ничего общего.
⁴⁷ Ср. замечания Дж. Крида: J. M. Creed, The Gospel according to St. Luke (1930), pp. xviii ff.
⁴⁸ K. H. Rengstorf, Das Evangelium nach Lukas, 1958, p. 12. Ренгшторф правильно отметил, что ни Евангелие от Луки, ни Деяния не содержат ничего противоречащего тому, что их автором был Лука. Ср. также мнение Дж. Крида: J. M. Creed., pp. xviii ff.
⁴⁹ Например, Пролог "Против Маркиона". Если западный текст Деяний 11.28 (в Codex Bezae) верен, первый "мы-отрывок" относится к Антиохии. Ср.: Eusebius, HE, ш, 4.6.
⁵⁰ St. Paul the Traveller and Roman Citizen (1920), pp. 200-203; Luke the Physician (1908), pp. 35 ff.
⁵¹ Ср.: S. C. Carpenter, Christianity according to St. Luke (1919), pp. 11-12.
⁵² Отсутствие данных порождает различные предположения относительно Луки. Предполагали, что он был одним из семидесяти и единственным, кто записал миссионерское послание к этой группе (Лк. 10). Или, что он был безымянным спутником Клеопы по дороге в Эммаус (Лк. 24.13 и далее). Или, что он даже был знаменитым братом, упоминаемым Павлом в 2 Кор. 8.18. Все эти точки зрения имеют подкрепления в патристической литературе (см.: Michaelis, Einleitung, p. 61, за редким исключением), но их гипотетический характер очевиден. Интересно широко распространенное предание, что Лука был художником, но его происхождение неизвестно.
⁵³ В статье в кн. The Beginnings of Christianity, P, pp. 250-264.
⁵⁴ В статье в кн. Beginnings, P, pp. 298-348.
⁵⁵ W. Prentice, ZNTW 46 (1955), pp. 250-254. Автор заходит так далеко, что считает рассказ Луки народной легендой. О более плодотворном подходе, признающем историчность повествования Луки, см. статью Вуда об обращении Павла: Н. G. Wood, in NTS I (1955), pp. 276-282. Ср.: W. Hedrick, "Paul's Con-version/Call: A Comparative Analysis of the Three Reports in Acts", JBL 100 (1981), pp. 415-432.
⁵⁶ Ср. прим. 65 к гл. 8 и дискуссию в гл. 11.
⁵⁷ Кюммель (W. G. Kummel, INT р. 181) полагает, что для спутника ал. Павла Лука был плохо информирован. К такому мнению Кюммель пришел на основе сопоставления упоминания о посещении Иерусалима, обращения Павла к иерусалимским апостолам и постановлений собора. Однако, автор игнорирует альтернативное объяснение трудностей. Фицмайер подверг критике Кюммеля (Fitzmyer, Luke, p. 49) на том основании, что он не принял во внимание факт отсутствия Луки при многих этих событиях. Более полно дискуссия о соборе и Законе излатается: W. G. Wilson, Luke and the Law (1983). Ср. также: Т. Holtz, Nov. Test. 16 (1974) pp. 110-148.
⁵⁸ Ср.: Studies in the Acts of the Apostles, pp. 104-105 к проблеме ранних "мы-форм" и к рассказу о кораблекрушении, pp. 204-206.
⁵⁹ Agnostos Theos (1913), pp. 313 if., 323 f.
⁶⁰ Acts, pp. 490^191.
⁶¹ Ср. особенно его статью: E. Haenchen, "Tradition und Apostelgeschichte", ZTK 52 (1955), pp. 205-225, и его же комментарий: The Acts of the Apostles, pp. 90-112.
⁶² Много ранних немецких критиков поддерживали это мнение. Ж. Дюпон в своей работе (J. Dupont, Les Sources du Livre des Actes (I960), pp. 76 ff., дает полезную библиографическую информацию на этот счет. Не все сторонники концепции "мы-источника" полагали, что Лука был автором, предлагалось авторство Тимофея, Силы, Тита и даже Епафраса. Некоторые полагают, что Тит и Сила были соавторами. Однако, в основе всех этих предположений лежит убеждение в том, что автор или редактор целиком использовал чьи-либо мемуары.
⁶³ Особ.см. статью Виндиша: Н. Windisch, in Beginnings, P, pp. 342 ff.
⁶⁴ Luke the Physician (1907), pp. 1 ff.
⁶⁵ См. раздел Генхена: Haenchen, "Luke and Paul" in The Acts of the Apostles (англ, пер.), pp. 112-116.
⁶⁶ Haenchen, op. cit, pp. 112-113.
⁶¹ Так, см.: E. Norden, op. cit., pp. 3-83. Ср. также: H. Hommel, ZNTW 46 (1955), pp. 145-178; 48 (1957), pp. 193-200; W. Nauk, ZTK 53 (1956), pp. 11-52; W. Elteser in N. T. Studien fur R.Bultmann (1954), pp. 202-227; J. Dupont, Nouvelles Etudes sur les Actes des Apotres (1984), pp. 380423.
⁶⁸ Op. cit., pp. 26-77. Генхен (Haenchen, Acts, pp. 528-529) отстаивает мнение Мартина Дибелиуса в противовес критике.
⁶⁹ Ср.: A. Wikenhauser, Die Apostelgeschichte und ihr Geschichtswert (1921), pp. 390-394; N. B. Stonehouse, Paul before the Areopagus (1957), pp. 1-40. Ср. более раннее исследование: F. H. Chase, The Credibility of the Book of the Acts of the Apostles (1902), pp. 204-234. Ср. также специальное рассмотрение этого вопроса: В. Gartner, The Areopagus Speech and Natural Revelation (англ, пер.: С. H. King, 1955). Гертнер делает вывод, что характер речи свидетельствует в пользу Павла, хотя он и признает влияние Луки в терминологии и литературной форме (ср.: pp. 248 ff.).
⁷⁰ Виндиш (H. Windisch, op. cit., p. 337) категорически отрицает возможность того, что автором речи мог быть спутник Павла, по трем причинам: (1) она основана на Евангелии от Луки; (2) она предполагает, что Павел не был свидетелем воскресенья (стих 30); (3) она связана с речью Петра на Пятидесятницу (стихи 34-37). Эту связь с речью Петра отметил также Дибелиус (М. Dibelius, op. cit., pp. 105, 119), хотя последний и не приходит к выводам Виндиша. Дибелиус считает подражание Петру работой Луки.
⁷¹ Исключительно речь в Деяниях имеет аналогию в посланиях Павла - обращение Павла к Эфесским старейшинам в Милете. Большое значение имеет тот факт, что эта речь наиболее близка к посланиям Павла по смыслу и языку (ср.: F. H. Chase, op. cit., pp. 234-288).
⁷² Ученые, приписывающие сочинение речей в Деяниях Луке, как и следовало ожидать, не придают значения рассмотрению этого вопроса. Ср.: U. Wilckens, Die Missionsreden der Apostelgeschichte (1963). Автор полагает, что все речи в Деяниях (2-5, 10 и 13) принадлежат Луке. О выражениях и оборотах, характерных для Павла, ср.: P. Vielhauer, En Th 10 (1950), pp. 1-15; SLA, pp. 33-50.
⁷³ Краткую дискуссию по этой проблеме см.: F. F. Bruce, "Is the Paul of Acts the Real Paul?", BJKL 58 (1975-6), pp. 282-305. Брюс отвечает утвердительно на этот вопрос.
⁷⁴ Эту точку зрения признает Л. Моррис (L. Morris, Luke, p. 20).
⁷⁵ Ср. дискуссию у Генхена о богословии Луки: Haenchen, Acts, pp. 91-98.
⁷⁶ Ср.: J. Creed, The Gospel according to St. Luke (1930), p. xviii; R. M. Grant, A Historical Introduction to the New Testament, 1963, p. 135. Последний автор указывает, что тот, кто считает Луку подражателем Павла, не придает должного значения разнообразию мнений внутри единой ранней церкви. Блейбен решительно отвергает идею влияния Павла на Луку (Т. Е. Bleiben, JTS 45 (1944), pp. 134-140) на основании того, что Павел и Лука имели разные воззрения относительно вопроса о Страстях.
⁷⁷ "The Theology of Acts (1961), pp. 10 ff., 21.
⁷⁸ Несомненно, О'Нейл занимается изучением параллелей между Деяниями и Иустином с сильным предубеждением против ранней датировки Деяний, и его суждения приукрашены нежеланием принять односложный характер этого писания (ср.: O'Neill, op. cit., pp. 4 ff.).
⁷⁹ Среди поддерживающих авторство Луки-врача можно отметить: F. F. Bruce, The Acts of the Apostles (1952), pp. 1-6; C. S. C. Williams, The Acts of the Apostles (BC, 1957), pp. 1 ff; W. Michaelis, Einleitung, pp. 61-64; Bo Reicke, Glaube und Leben der Urgemeinde (1957), pp. 6-7; F. V. Filson, Three Crucial Decades (1963), p. 10; M. Dibelius, Studies in the Acts of the Apostles (англ. пер. 1956), p. 123; R. M. Grant, A Historical Introduction to the New Testament (1963), pp. 134-135 (хотя он не рассматривает специально проблему авторства, считая ее менее важной, чем дискуссия о цели). В. Gartner, The Areopagus Speech and Natural Revelation (1955) придерживается такого же мнения. Ср. также: W. L. Knox, op. cit.; R. R. Williams, The Acts of the Apostles (TC, 1953); E. M. Blaiklock, The Acts of the Apostles (TNT, 1959); W. Grundmann, Das Evangelium nach Lukas, p. 39. Более современное исследование ср.: I. H. Marshall, Acts (1980), pp. 44-45. См.: W. G. Kummel (INT, p. 184), который называет следующих современных ученых, отрицающих авторство Луки: Концельман, Генхен, Марксен, Вильхауер, Клейн, Эванс и О'Нейл (Conzelmann, Haenchen, Marxsen, Vielhauer, Klein, Evans, O'Neill), к которым необходимо добавить и самого Кюммеля. В монографии: Е. Trocme, Le "Livre des Actes" et I'Histoire (1957) автор употребляет термин "l'auteur ad Theophilum" (автор "к Феофилу"). Вилли Марксен (W. Marxen, INT, pp. 171 f.) не допускает возможности авторства Луки на основании того, что как Евангелие от Луки, так и Деяния отражают жизнь церкви в конце первого века по Р.Х. Швейцер (Е. Schweizer, The Good News according to Luke (англ. пер. 1984) p. 16) считает авторство Луки маловероятным ввиду разномыслия с посланиями Павла, хотя он и не аргументирует свою точку зрения. Швейцер, подобно Фицмайеру (Fitzmyer, Luke, p. 53), несколько уклончив.
⁸⁰ Ср. рассмотрение этих параллельных мест: Creed, op. cit., pp. xxv ff..
⁸¹ Ср. подробности: ibid, pp. xxvii-xxviii.
⁸² Ср.: Tertullian, Adv. Marc. iv.
⁸³ Ср.: Creed., op. cit., p. xxvii. J. N. Geldenhuys, Commentary on the Gospel of Luke, 1950, p. 30. Последний автор специально ссылается на диалог Иустина: Dialogue, 78, 88, 100, 103, 105, 106.
⁸⁴ К этим доказательствам можно добавить свидетельство Поликарпа (см. прим. 21 к главе 1 о мнении Кестера на этот счет).
⁸⁵ Marcion and the New Testament (1942).
⁸⁶ Op. cit., pp. 28 ff.
⁸⁷ В своем обзоре книги О'Нейла Спаркс отвергает идею о том, что Иустин не знал Луку, которая является основой датировки Евангелия от Луки и Деяний (Н. F. D. Sparks, JTS, n.s. 14 (1963), pp. 457 ff).
⁸⁸ Op. cit, p. 25.
⁸⁹ Antiquities, xx. 7.1.
⁹⁰ Antiquities, xix. 5.1.
⁹¹ Antiquities, xv. 4.1.
⁹² The Bearing of Recent Discoveries on the Trustworthiness of the New Testament (1915), pp. 297 f.
⁹³ Согласно мнению А. Эрхарта (A. Erhart, St Th 12, 1958), эту теорию нельзя принимать во внимание.
⁹⁴ Крид (J. Creed, The Gospel according to St. Luke, 1930, p. xxii) рассматривает это как убедительное доказательство, взятое у Лк. 21.20, которое делает невозможной датировку Евангелия от Луки раннее 70 г. по Р.Х.
⁹⁵ Гельденхайз (J. N. Geldenhuys, Commentary on the Gospel of Luke, 1950, p. 33) упоминает этот взгляд как второстепенный аргумент в пользу данной датировки.
⁹⁶ Ср.: V. Taylor, The Gospels, p. 73; G. D. Kilpatrick, Origins of the Gospel according to St. Matthew, p. 7. Последний автор считает, что независимое использование Матфеем и Лукой двух общих источников, писания Марка и Q, предполагает, что это использование не должно разниться друг от друга по времени. В противном случае независимость одного источника от другого утрачивается.
⁹⁷ Менсон (Т. W. Manson, Studies in the Gospels and Epistles, pp. 28 ff.), который датирует Евангелие от Марка ок. 60 г. по Р.Х., увязывает писания Луки с временем ок. 70 г., что несколько ранее той даты, которой в общем придерживается эта теория.
⁹⁸ Ср.: G. В. Caird, Luke (1968), p. 231. Автор указывает, что у Луки нет ни одной отличительной черты, которая присутствовала бы в описании осады у Иосифа. Скорее всего, на изложение Луки оказали влияние ветхозаветные тексты.
⁹⁹ Ср.: F. Blass, Philology of the Gospels (1898), p. 46.
¹⁰⁰ Гельденхайз (J. N. Geldenhuys, op. cit., p. 32) выдвигает мнение о том, что читателями Луки были главным образом римские христиане, и предполагает, что Лука ни в коем случае не мог бы называть римскую армию и римского императора "мерзостью".
¹⁰¹ По сообщению Евсевия (НЕ, ш, 32). Это сообщение о Пелле было подвергнуто серьезному исследованию со стороны Брендона, Стрекера, Фармера и Кека (Brandon, Strecker, Farmer and Keck) (см. комментарии P. Мартина: R. P. Martin, Mark, pp. 71-72. Ср. также: G. Ludemann, "The Successors of Pre-70 Jerusalem Christianity. Evaluation of the Pella Tradition", in Jewish and Christian Self-Definition I (ed. E. P. Sanders, 1980), pp. 161-173. Бест (Е. Best, Mark. The Gospel as Story (1983), p. 29) обсуждает достоверность сообщения о Пелле.
¹⁰² Упоминается у Бласса (Blass, op. cit, pp. 41 ff.). Додд (С. H. Dodd, JRS 37 (1947), pp. 47-54) утверждает, что версия Луки не навеяна событиями 66-70 гг. от Р.Х. Фактически, она стилизована ссылками из Ветхого Завета о падении Иерусалима в 586 г. до Р.Х. Р. Грант (R. М. Grant, A Historical Introduction to the New Testament, 1963, p. 69) одобрительно отзывается об аргументах Чарльза Гарольда Додда.
¹⁰³ Адольф Гарнак (A. Harnack, The Date of Acts and the Synoptic Gospels, 1911, pp. 90 ff.) был выдающимся сторонником ранней датировки Евангелия от Луки на основании ранней датировки Деяний. Дж. А. Т. Робинсон (J. А. Т. Robinson, Redating the New Testament, pp. 86-92) отстаивает время написания до падения Иерусалима. Он уделяет большое внимание концовке Деяний и поддерживает мнение Гарнака по этому поводу. Фицмайер (Fitzmyer, Luke, pp. 55-57) отвергает аргументы Робинсона, мотивируя это тем, что конец Деяний представляет собой литературный прием. Автор делает вывод, что Лука приспособил цитату из Марка к падению Иерусалима и провозглашает этот факт доказательством того, что Евангелие было написано после штурма города. Тем самым автоматически исключается более ранняя датировка Деяний. Маршалл (I. H. Marshall, Luke, p. 35) считает, что датировка концом 60-х гг. отвечает всем требованиям критики. Началом 60-х гг. датирует: A. J. Mattill, Jnr, "The Date and Purpose of Luke-Acts: Rackham reconsidered", CBQ 40 (1978), pp. 335-350.
¹⁰⁴ Кто принимает авторство Луки, но датирует Евангелие временем около 80 г., должен допустить, что Лука в течение двадцати лет собирал сам себе информацию. Трудно поверить в то, что он записал свидетельство, воспринятое им до 60 г., и ничего не делал в последующие 20 лет. Гипотеза Прото-Луки (см. пункт В раздела VI следующей главы) нисколько не облегчает положение, так как первый черновик Луки по времени написания не мог намного отстоять от окончательного варианта. Ср.: Streeter, The Four Gospels, pp. 217-221; V. Taylor, Behind the Third Gospel, 1926, pp. 202-215. Оба автора полагают, что писание Прото-Лука было создано вскоре после отезда Луки из Цезареи.
¹⁰⁵ Знакомство Луки с хорошим литературным стилем очевидно для большей части Евангелия, где он использует определенные идиомы, не встречающиеся у других новозаветных авторов, например, оптатив, составной инфинитив, использование артиклей в косвенных вопросах, использование prin (prin) с условным наклонением и оптативом (ср. подробности и примеры: J. Creed, The Gospel according to St. Luke, 1930, p. Ixxxi). См.: F. L. Horton, in Talbert, Perspectives, pp. 1-23. Автор исследует семитизмы в Евангелии от Луки и Деяниях и делает вывод, что писаниям Луки присущ особый вид библейского греческого языка, используемый для культовых целей. Ср. анализ греческого стиля Луки у Джозефа Фицмайера: Fitzmyer, Luke, pp. 107-125.
¹⁰⁶ Более полную дискуссию о лингвистических характеристиках повествования о детстве Иисуса см. в пункте Б раздела VII следующей главы. Мнение о том, что Лука подражал Септуагинте, вызвало полемику. Ср.: W. G. Most, JSNT 15 (1982), pp. 30-41. Автор отрицает подражание на том основании, что Лука редко использует аподиктическое (однозвучное) kai (сае, древнеевр. bаb). Но Фицмайер (Fitzmyer, Luke, pp. 114-116) подготовил огромный список выражений и оборотов из Септуагинты, обнаруженных им у Луки. Ср.: N. Turner, "The quality of the Greek in Luke-Acts", in Studies in New Testament Language and Text (ed. J. H. Elliott, 1976), pp. 387-400.
¹⁰⁷ Сэр Дж. Хокинс (Sir J. С. Hawkins, Horae Synopticae, 1909, pp. 201-207) дает список 261 слов, употребляемых только в Евангелии от Луки, 58 - и в Евангелии, и в Деяниях, и 413 -только в Деяниях. Р. Моргенталер (R. Morgenthaler, Statistik des Neutestamentlichen Wortschatzes, 1958, p. 170) дает значение чисел: 266,60 и 415 соответственно, исключая имена собственные.
¹⁰⁸ Лингвистические штудии широко использовались в дискуссии об общем авторстве Евангелия от Луки и Деяний. Этих аргументов придерживался Кларк (А. С. Clark) и более поздний автор: A. W. Argyle, NTS 20 (1974), pp. 441-445. Однако, доказательства Аргайла подверглись резкой критике: В. Е. Beck, NTS 23 (1977), pp. 346-352.

Глава 5. Синоптическая проблема

I. СУЩНОСТЬ ПРОБЛЕМЫ

Детальное изучение синоптической проблемы Евангелий поставило важный вопрос об их связи друг с другом. Данная проблема определяется следующими основными факторами:

A. Сходство в расположении материала

Все эти Евангелия имеют одну общую историческую структуру. Они начинаются с крещения и искушения Иисуса; они описывают, различаясь только в деталях, общественное служение в Галилее; все они представляют исповедание Петра в Кесарии Филипповой как поворотный момент в служении; все они описывают последнее путешествие в Иерусалим, суд, распятие и воскресение. Кроме того, большая часть евангельского материала одинакова во всех трех Евангелиях¹.

Б. Сходство стиля и формулировок

Многие разделы Евангелий отличаются не только сходством содержания, но и лексики. Примеры такого лексического сходства можно найти в следующих эпизодах: исцеление прокаженного (Мф. 8.1 и далее; Мк. 1.40 и далее; Лк. 5.12 и далее), вопрос о власти Иисуса (Мф. 21.23 и далее; Мк. 11.27 и далее; Лк. 20.1 и далее), части эсхатологического поучения (Мф. 24.4 и далее, 15 и далее; Мк. 13.5 и далее, 14 и далее; Лк. 21.8 и далее, 20 и далее), и просьба Иосифа Аримафейского отдать ему тело Иисуса (Мф. 27.58; Мк. 15.43; Лк. 23.50)².

B. Сходство только между двумя Евангелиями

1. В некоторых случаях разделы, имеющиеся во всех трех Евангелиях, обнаруживают более тесное сходство стиля и формулировок в двух Евангелиях по сравнению с третьим, и это имеет значение для определения их происхождения и связи.

2. Особенно это касается Евангелия от Матфея и от Луки, которые содержат значительную часть общего для них обоих материала, опущенного у Марка. Большая часть этого материала представляет собой учение Иисуса и очень незначительная -повествования Что же касается общего материала во всех трех Евангелиях, то сходство его у Матфея и у Луки часто касается формулировок (Ср. Мф. 3.7-10; Лк. 3.7-9, где речь идет о проповедовании Иоанна Крестителя; Мф. 6.24; Лк. 16.13, о служении двум господам; Мф. 11.4 и далее; Лк. 7.22 и далее, содержащий ответ Иисуса на вопрос Иоанна Крестителя; Мф. 23.37-39; Лк. 13.34-35, описывающий плач Иисуса об Иерусалиме).

Г. Различия

Эту проблему было бы легче разрешить, если бы не значительное расхождение в деталях расположения материала и лексики. В одних разделах, содержащих одинаковый материал, лексическое сходство очень незначительно, тогда как в других отражена совершенно разная историческая ситуация. Исцеление слуги сотника, например (Мф. 8.5 и далее; Лк. 7.1 и далее), не только стоит в другой последовательности в двух Евангелиях, но и описания его отличаются друг от друга. Повествования о Страстях в трех Евангелиях, хотя и стоят в одной последовательности, тем не менее очень отличаются в деталях и формулировках.

Кроме упомянутых различий, каждое из трех синоптических Евангелий имеет разделы, характерные только для него. Это особенно относится к Евангелиям от Матфея и от Луки. В первом и третьем Евангелиях повествования о Рождестве совершенно различны и почти не связаны друг с другом. У Луки имеется длинный раздел, обычно называемый "повествованием о путешествии" (9.51-18.14), который содержит главным образом его собственный материал. Матфей сообщает такие детали, как хождение Петра по воде и четыре драхмы во рту рыбы, которых нет в других Евангелиях. Нагорная проповедь у Матфея только в общих чертах напоминает проповедь "на ровном месте" у Луки, которая значительно короче, хотя какая-то часть опущенного материала имеется у Луки в других контекстах. О других подробностях мы будем говорить ниже, когда подойдем к рассмотрению теории источников.

Разделы, имеющиеся в трех Евангелиях, часто отличаются у Матфея и Марка от Луки, у Луки и Марка от Матфея и, хотя и редко, у Матфея и Луки от Марка³.

Мы указали на основные положения, которые вызывают проблему. Теперь мы постараемся дать краткий исторический обзор разных предложенных решений этой проблемы.

II. КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР ПРЕДЛОЖЕННЫХ РЕШЕНИЙ

До XVIII в. згой проблеме уделялось очень мало внимания, хотя существование ее было известно с давних времен. Большое влияние Диатессарона (Diatessaron) Татиана является убедительным доказательством желания разрешить эту проблему путем гармонизации. Даже когда отдельные Евангелия, несмотря на гармонию Татиана, были приняты в Восточной Церкви и были признаны бесспорными в Западной, это было сделано путем соединения без всяких попыток разрешить проблему происхождения или связи Евангелий. Фактически к этим вопросам начали серьезно подходить только с появлением рационализма в XVIII в.⁴.

А. Гипотеза первоначального Евангелия

Первое решение проблемы связи синоптических Евангелий было предложено Лессингом⁵, исходившим из предположения, что наши Евангелия являются разными переводами или извлечениями из арамейского Евангелия Назореев, которое по свидетельству Иеронима употреблялось в секте назореев в IV в. Эта теория была затем развита довольно сложным и искусственным путем Эйхгорном⁶, по мнению которого, не только девять Евангелий произошли от первоначального арамейского Евангелия (которое он считал апостольским черновиком для наставления учителей), но и синоптические Евангелия представляли собой окончательную стадию этого литературного процесса⁷.

Б. Теория фрагментов

Неудовлетворительный характер решения синоптической проблемы Эйхгорном заставил Фридриха Шлейермахера⁸ выдвинуть другую, хотя и ненамного более удовлетворительную гипотезу, согласно которой апостолы записали слова Иисуса в том виде, в котором они были известны очевидцам. Впоследствии необходимость в этих записях появилась за пределами Палестины, и были составлены разные их собрания. Один учитель мог собрать повествования о чудесах, другой - изречения Иисуса, третий - повествования о Страстях и т. д. Пролог Евангелия от Луки приводился как подтверждение этой гипотезы, и затем стали считать, что собрания этих записей были использованы при составлении канонических Евангелий. Основной слабостью этой гипотезы является отсутствие каких бы то ни было следов таких ранних записей и неспособность объяснить множество аналогий в синоптических Евангелиях, и не только в словаре, но и в последовательности событий. Однако нельзя не видеть важности этой теории, так как она имеет много общего с некоторыми методами "истории форм". Можно сказать, что она явилась предпосылкой для появления других видов теории фрагментов в попытках разрешить другие новозаветные проблемы⁹.

В. Устная теория

Ввиду отсутствия достаточных данных о структуре первоначальных евангельских преданий, естественно предположить, что сходства и расхождения могли возникнуть в ходе устной передачи. Хотя эта теория и не нашла в наше время широкого признания, она должна быть тщательно изучена, так как в какой-то мере она связана с методом "истории форм".

В период появления необходимости изучения Нового Завета Г. Гердер¹⁰ выдвинул гипотезу о том, что в основе синоптического материала лежало устное предание. Вскоре после этого, в 1818 г., И. Гизелер¹¹ предложил своего рода прототип устной теории, согласно которому апостольская проповедь приняла форму одинаковых устных преданий, которые затем составили основное устное Евангелие. Это устное Евангелие сохранялось на арамейском языке, но нужды миссии к язычникам потребовали перевода его на греческий язык. Это основное первоначальное арамейское Евангелие и его греческий перевод стали затем основным источником для трех евангелистов, каждый из которых использовал его по-своему. 'Так, Матфей составил подлинно палестинское Евангелие, Марк модифицировал, а Лука следовал Павлу. Литературное различие между ними обуславливается литературными возможностями и способностями каждого писателя. Между этой и последующими устными теориями имеется некоторое сходство, но здесь надо отметить одно важное между ними различие. Гизелер оспаривал возможность систематического заучивания на память, на чем Весткотт, например, делал особый акцент.

Формулировку устной теории, предложенную Весткоттом, можно считать классической¹², которая имела много сторонников, особенно среди противников немецких теорий источников, господствовавших в его время. Основные идеи его теории можно кратко изложить следующим образом:

1. Так как евреи не записывали своих преданий, едва ли это делали христиане¹³. Литературные еврейские предания с их большим акцентом на устной передаче, как главном образовательном средстве, заставляли Церковь предпочитать устное обучение письменному, а это значит, что устная форма существовала длительное время.

2. Так как апостольский круг состоял главным образом из проповедников, а не писателей, запись устных преданий началась не сразу¹⁴. По этому поводу Весткотт замечает, что, с одной стороны, работа проповедования отнимала у апостолов столько времени, что исключались какие бы то ни было литературные методы пропаганды, а, с другой стороны, по своему образованию и культуре эти люди не подходили для выполнения этой задачи, даже если и признать их возможности. Тем не менее Весткотт считает, что это нежелание сразу же записывать евангельский материал в дальнейшем сыграло огромную роль, так как "сама форма Евангелий определялась только учительным опытом"¹⁵.

3. Так как Евангелия появились вследствие необходимости в них в общине, основное внимание естественно было направлено на те повествования, которые больше всего использовались в апостольской проповеди, и это объясняло большое место, которое отводилось повествованиям о Страстях и Воскресении¹⁶. Это же относится как к свидетельству Деяний, так и к Посланиям.

4. Весткотт утверждает, что свидетельство Отцов Церкви подтверждает устную теорию¹⁷. Палий, например, сам явно отдавал предпочтение устному свидетельству и, очевидно, отражал значительно более раннюю тенденцию. Кроме того, по его свидетельству, Марк записал то, что он услышал от Петра.

5. Признавая, что Евангелие от Марка, благодаря своей "живой простоте", было "самым непосредственным изложением евангельского предания", которое явилось общей основой всех остальных Евангелий, Весткотт¹⁸ считал Евангелия от Матфея и от Луки своего рода редактированием простого повествования. Евангелие от Матфея сохранило еврейскую форму предания, а Евангелие от Луки представляет собой греческую форму¹⁹.

Развивая дальше теорию Весткотта, Ветцель и Райт внесли важные в нее модификации. Так, Т. Ветцель²⁰ разработал теорию, согласно которой один апостол (Матфей) записал устные наставления. В результате постоянного повторения этих наставлений предание приобрело определенную форму. Слушатели передавали предание в полученной ими форме и часто делали заметки на память. Такие заметки были впоследствии использованы при составлении повествований, о которых говорит Лука в своем предисловии, а использование их писателями синоптических Евангелий объясняет, по мнению Ветцеля, сходство и различие в их повествованиях.

Другая модификация теории Весткотга была предложена Райтом²¹. По его мнению, Петр, будучи в Иерусалиме, давал устные наставления на арамейском языке, а Марк был его переводчиком для греко-язычных людей. Наставленные таким образом люди становились учителями других Церквей²². В то же самое время в Иерусалиме появилось другое собрание материала, которое Райт назвал "Логиа" (Logia). Он объясняет общую структуру повествований твердым порядком последовательности событий с целью их лучшего запоминания²³. Он также полагает, что устное Евангелие было разделено соответственно еженедельным церковным чтениям²⁴. Эта идея находит подтверждение в гипотезах о связи между Евангелиями и лекционариями²⁵. Большинство же ученых отвергает устную теорию на следующих основаниях:

1. Трудность в связи с последовательностью повествований. Большинство ученых считает, что едва ли точный порядок событий и во многих случаях точно те же слова могли сохраниться в устном виде в формах, в которых они записаны в канонических Евангелиях. По мнению Весткотта, "весь период по существу схватывает одно время, не разделенное по годам или праздникам, и все евангельское повествование отличается расположением материала не столько по временным периодам, сколько по группам событий"²⁶. Но обычно считается, что это не объясняет различия и сходства между евангельскими повествованиями. Тем не менее надо признать, что здесь нет реального основания для догматизма, так как мы очень мало знаем об устных преданиях ранней Церкви. Если еврейские образцы устной передачи авторитетных учений могут пролить свет на первохристианское предание, то сохранение последовательности повествований не является неразрешимой проблемой²⁷.

2. Считается, что использование письменного источника является более убедительным объяснением сохранения последовательности повествований. Эта линия аргументации приобретает особый вес в свете развития теории приоритета Евангелия от Марка. Если евангелисты использовали только устное предание, то тогда труднее объяснить их возвращение к твердому порядку изложения, после того, как они от него отошли. Но здесь также надо отметить, что твердый порядок мог сохраниться благодаря постоянному его повторению без всяких письменных заметок на память. Но это только предположение, и единственно, что можно с уверенностью сказать, так это то, что оно допустимо²⁸. Однако неудивительно, что сторонники критики источников отвергают устную теорию.

3. Сторонники теории приоритета Марка пришли к выводу, что устная теория не может объяснить, почему Марк опускает большой материал поучений, который ввели, каждый по-своему, в свои Евангелия Матфей и Лука. Так как Весткотт считал, что Евангелие от Марка было написано первым, то необходимо объяснить, почему в нем пропущен материал поучений. Этот довод против устной теории основывается на том, что любая теория, которая утверждает, что Матфей и Лука использовали Марка, едва ли может объяснить этот факт. Литературная критика обычно объясняет эту проблему тем, что Матфей и Лука пользовались письменным источником ("Q"), которого Марк не знал. Другим предположением является то, что если Марк написал свое Евангелие первым, то он предпочел повествовательный материал поучениям и поэтому предоставил последний записать другим евангелистам. Иными словами, его пропуск материала поучений ослабляет вескость устной теории только в том случае, если считать, что Марк записал несколько отрывков из устного предания. Но это условие не столь убедительно, если целью Марка было выдвинуть на первый план повествование, что он и сделал несомненно с большим мастерством.

Большинство ученых, тем не менее, считает, что приведенные причины позволяют отвергнуть устную гипотезу в пользу теории источников. Но смещение в последнее время акцента с детального анализа источников на метод "истории форм" снова привлекло внимание к устной стадии передачи Евангелия, и связь между устной теорией и методом "истории форм" требует поэтому некоторых комментариев.

Так как ниже мы подробно остановимся на методе "истории форм", здесь мы только покажем точки ее соприкосновения и расхождения с устной теорией.

1. Обе они подчеркивают большое значение долитературного периода. Важно то, что после ста лет существования критики источников, которая, в своих крайних формах, привела к предположению о слишком большой зависимости Евангелий от письменных источников, маятник критики качнулся в сторону устного предания, хотя и под совершенно другим углом зрения.

2. Если устная теория отрицает, что евангелисты пользовались письменными источниками, то метод "истории форм" обычно признает использование документов, но не ограничивается этими источниками. Таким образом, метод "истории форм" допускает дополнительный фактор (промежуточные источники), которые устная теория не считала нужным принимать во внимание. Тем не менее надо признать, что акцент на долитературной стадии не может полностью исключать обоснованности гипотез источников. Это станет ясным дальше, но если разные литературные формы могли возникнуть из устного предания, то, очевидно, можно предположить, что каждый евангелист мог брать свой материал из таких устных форм, и особенно, если он участвовал в их создании путем катехизических наставлений. Но эта последняя возможность обычно отвергается сторонниками как теории источников, так и метода "истории форм".

3. Устная теория отличается от подхода "истории форм" тем, что она оставляет устное предание без должного внимания, тогда как с помощью метода "истории форм" пытаются расположить различный материал по точным литературным категориям и потом выяснить историко-культурную среду их возникновения (Sitz im Leben). На первый взгляд последний метод выглядит более научным, и так как он ограничивается классификацией литературных форм, то и вполне оправданным. Однако, с точки зрения менее точной устной теории, можно сказать, что научное исследование не может основываться на недостаточном количестве данных, а никто не станет отрицать, что имеющихся данных недостаточно для изучения устного предания.

Малочисленность данных для изучения устного предания составляет одну из главных проблем метода "истории редакций", по крайней мере, там, где делаются попытки провести анализ литературных методов евангелиста Марка при отсутствии каких-либо сохранившихся известных нам источников. И даже в данном случае многие современные ученые признают, что устное предание играло определенную роль²⁹. Выдвинутое же в последнее время предположение, что устное предание могло сохраниться благодаря сосредоточению сведений вокруг какого-то центра, позволяет объяснить порядок расположения материала в синоптических Евангелиях³⁰.

Г. Гипотеза взаимозависимости

Другая теория, выдвинутая в XVIII в., которая подверглась многим модификациям, заключается в идее литературной взаимозависимости.

Грисбах³¹, следуя утверждению Августина, считал, что Евангелие от Марка было кратким изложением Евангелия от Матфея, тогда как даже Евангелие от Луки считалось более ранним, чем Евангелие от Марка. Но эта теория, несмотря на ее признание Тюбингенской школой критики, обычно отвергалась, так как считалось, что она не придает должного значения Евангелию от Марка³². Тем не менее, некоторые ученые последнего времени старались возродить эту гипотезу. Одним из главных ее защитников является В. Р. Фармер³³. Многие ученые поддержали его идею как альтернативную положению о приоритете Марка³⁴, о чем мы будем говорить ниже.

Так как широко признано, что теория, согласно которой первым было Евангелие от Марка, вторым - от Матфея и третьим - от Луки, принадлежала Лахману, то несомненно, что поддержка ученого такого уровня, как Лахман³⁵, много сделала для утверждения приоритета Марка. Но недавно было показано, что Лахман фактически не разделял эту теорию, а это было приписано ему Вейссе и его последователями³⁶. Во многих отношениях гипотеза приоритета Марка явилась реакцией на гипотезу Грисбаха и в значительной мере была обусловлена предполагаемой несостоятельностью последней³⁷.

Д. Документальная гипотеза

Основной идеей этой теории является то, что сходства и различия могут быть объяснены использованием Матфеем и Лукой двух письменных источников, одним из которых было каноническое Евангелие от Марка или ранняя его письменная форма, а другим - общий источник, который Матфей и Лука использовали каждый по-своему. Этот последний источник был назвал "Q", очевидно, .от немецкого "Quelle" (источник)³⁸. Теорию "Марк-Q" можно считать основным элементом современной критики источников синоптических Евангелий. Но многие расхождения между Евангелиями от Матфея и от Луки трудно объяснить этой теорией, что привело к появлению многих ее модификаций. Согласно многим гипотезам, "Q" представлял собой не единственный источник, а много его вариантов³⁹, что, естественно, ослабило вес этой гипотезы.

На основании универсальных характеристик так называемого "Q" - документа в теории двух документов Стритер⁴⁰ выдвинул гипотезу четырех источников, которая завоевала много сторонников и заслуживает широкого подробного изучения. Здесь же можно отметить, что гипотеза Стритера привела к двум новым линиям развития в изучении синоптической проблемы. Во-первых, он строго ограничил "Q" только тем материалом, который использовали Матфей и Лука, но не Марк, а два других источника "М" (Матфей) и "L" (Лука) - особым материалом изречений. Из этого следует, что Матфей использовал материал Марка, "Q" и "М" в качестве своих основных источников, а Лука использовал Марка, "Q" и "L". Во-вторых, Стритер посчитал необходимым определить место происхождения ранних источников. Так, по его мнению, Евангелие от Марка было Римским, "Q" - Антиохийским, источник "М" представлял собой Иерусалимский сборник изречений, a "L" - Кесарийское предание, по-видимому, устное по характеру⁴¹. Это мнение было признано гипотетическим, но Стритер считал, что связь источников с важными центрами гарантировала их авторитет, когда же Евангелия были признаны, пропала необходимость в них (кроме Марка). Несмотря на множество модификаций этой теории четырех документов и явное ослабление акцента на множестве вариантов письменных источников, главным образом, вследствие влияния метода "истории форм", она продолжает считаться, по крайней мере, среди британских ученых самой реальной гипотезой происхождения Евангелий⁴².

E. Метод "истории форм "

Гипотеза множества вариантов письменных источников и почти полное пренебрежение анализом источников привели к возникновению движения более тщательного изучения путей выделения этих источников из устного предания. Это движение, названное в Германии Die formgeschichtliche Methode (методом "истории форм"), обычно известное в Англии под названием "критики форм" (form criticism), имело своей целью не только классифицировать материал по "формам" предания, но и попытаться выяснить историко-культурную ситуацию (Sitz im Leben , нем., букв, "место в жизни"), в которой они возникли. Этот вид подхода мы подробно рассмотрим ниже, потому что он оказал большое влияние на новозаветную критику. Главными сторонниками этой теории были Мартин Дибелиус, Рудольф Бультман, Альбертц в Германии, Истон, Банда и Грант в Америке и Редлих, Лайтфут, Винсент Тейлор и Найнгем в Британии.

Большое внимание, придаваемое в последнее время теориям составления (метод "истории редакций"), привело к выработке метода, который основывается не только на критике источников, но и пытается выяснить индивидуальный вклад авторов методом, который "история форм" не допускала. Подробно этот подход будет рассмотрен ниже.

III. ТЕОРИЯ ПИСЬМЕННЫХ ИСТОЧНИКОВ

Большинство континентальных ученых продолжают разделять теорию двух документов, согласно которой Матфей и Лука использовали Марка и "Q". Но были и сторонники теории четырех источников Стритера, которая в принципе является модификацией теории двух источников. Обе эти теории сохранили то, что стало основным принципом синоптической критики, т.е. то, что сходство, наблюдаемое в синоптических Евангелиях, можно объяснить только на основании литературной зависимости. Стержнем всей этой гипотезы был приоритет Марка, который уже давно считался почти бесспорным критическим критерием. Причины этого мы рассмотрим в следующем разделе, но здесь надо отметить, что как бы серьезны ни были эти причины, выводы из них никогда не станут решающими.

Что касается "Q", то эта теория весьма гипотетическая, что становится ясным из утверждения Стритера, согласно которому "Q" следует ограничить материалом, общим для Матфея и Луки, но отсутствующим у Марка. Как мы увидим ниже, определение и даже само существование "Q" много обсуждались, особенно в последние годы, и концепцию Стритера нельзя считать бесспорной. Тем не менее гипотеза "Q" до сих пор признается основной для синоптической критики. Многие современные критики не признают, что общий материал поучений у Матфея и Луки можно объяснить использованием этими авторами раннего источника. Но новозаветный исследователь должен помнить, что то, что неприемлемо для него, необязательно является неправильным. В то время метод передачи идей мог быть совсем иным, чем в XX веке, и "Q" может быть не чем иным, как результатом современного предположения. Что же касается других источников по Стритеру, таких как "М" и "L", то возможность их столь же логична, как и возможность различных вариантов "Q", и не более того. Эта теория является более приемлемой, так как она допускает, что "L" мог быть устным преданием, а не письменным источником, но эта уступка устной

передаче делается только потому, что этот материал существует только в одном предании, а не в двух или трех⁴³.

Наша дальнейшая цель - проверить доказательства гипотезы четырех источников.

IV. ИСТОЧНИК МАРКА

А. Основания для его приоритета

Утверждение Августина, что Марк использовал Матфея, широко признавалось вплоть до начала XIX в., когда на основе критики появилась теория приоритета Марка, которая до последнего времени считалась бесспорной. Она основывалась на следующих предположениях:

1. Пропорция материала, воспроизведенного из Марка. Почти все Евангелие от Марка, кроме семи кратких отрывков, содержится в Евангелии от Матфея (около 90%), и почти половина - в Евангелии от Луки. У Матфея и Луки весь общий материал, кроме четырех разделов, такой же, как и у Марка⁴⁴. Больше половины общего материала у Матфея и Луки, аналогичного Марку, имеет большее или меньшее лексическое сходство. Однако сами по себе эти детали еще не доказывают приоритета Марка, который сейчас широко признается.

2. Первичный порядок расположения материала у Марка. В основном, все три Евангелия имеют одинаковый порядок расположения материала, но там, где они расходятся в деталях, это наблюдается больше между Матфеем и Лукой, чем с Марком за которым признается старшинство⁴⁵. Изменения у Матфея обычно можно объяснить желанием редактора сгруппировать материал по темам. Однако, как мы покажем ниже, сила этого аргумента была в последнее время также подвергнута сомнению.

3. Литературные характеристики. Ряд лингвистических и стилистических характеристик Марка указывают на приоритет его Евангелия⁴⁶. Во-первых, длинные подробности и даже целые разделы у Марка значительно короче у Матфея и Луки, как, например, "при наступлении же вечера" (1.32; Мф. 8.16), "зеленая" трава (6.39; Мф. 14.19; Лк. 9.14), "триста динариев" (14.5; Мф. 26.9). Примером сокращения всего повествования может быть повествование об исцелении множества народа (3.7-12; Мф. 12.15-16; Лк. 6.17-19). Во-вторых, стиль у Марка менее отшлифован, чем у Матфея и Луки. В общих у них трех отрывках живое историческое настоящее время у Марка (151 раз) значительно реже встречается у Матфея (21 раз) и только один раз у Луки.

Однако надо сказать, что Матфей использует историческое настоящее время 72 раза в своем материале, не имеющем аналога у Марка, и это надо учитывать при оценке данных в пользу приоритета. Во многих случаях у Матфея и Луки грамматика более совершенная, чем в аналогичном отрывке у Марка, как, например, отсутствие излишних отрицаний, необычных слов и трудных конструкций. В-третьих, важным также является введение восьми арамейских слов Иисуса у Марка, тогда как у Матфея имеется только одно и ни одного - у Луки. Считается, что арамейские слова скорее всего были опущены из имевшегося источника, чем добавлены в него.

4. Историческая непосредственность. То, что Марк часто пишет о человеческих чувствах Иисуса (о подробностях мы уже говорили выше) там, где в параллельных отрывках Матфей и Лука опускают их или модифицируют, заставило некоторых ученых думать, что он воспроизводит раннее предание. Модификации рассматриваются как признак большего благоговения. Такой же характер носят и те отрывки, в которых другие синоптики как бы смягчают утверждения, которые у Марка можно было бы рассматривать как слишком подчеркивающие ограниченные возможности Иисуса. Хорошо известный случай такой модификации мы находим в Мк. 6.5; Мф. 13.58, где Марк пишет, что Иисус не мог совершить никакого чуда в Назарете, тогда как у Матфея стоит "многих чудес", а Лука вообще опускает этот эпизод. Но надо сказать, что Марк говорит о нескольких больных, которые были исцелены, что в какой-то мере снижает степень приведенных видоизменений. В повествовании о проклятии смоковницы ее засыхание сильнее подчеркнуто у Марка, чем у Матфея (Мк. 11.12 и далее; Мф. 21.18 и далее), тогда как те слова у Марка, которые могли предполагать, что Иисус ожидал найти смоквы на дереве и, не найдя их, был разочарован, у Матфея отсутствуют, хотя мысль эта и предполагается. И хотя естественно считать эти модификации проявлением благоговения, нельзя исключать и другого их толкования. Это может быть случаем разных акцентов в аналогичных преданиях, и тогда это перестает быть доказательством более поздних модификаций Евангелия от Марка. Многие ученые считали, что если признать литературную зависимость, то можно предположить, что Матфей и Лука модифицировали Марка, а не наоборот.

Также считается, что непредвзятость Марка отражена и в описании учеников. Упрек ученикам в Мк. 4.13 за то, что они не поняли притчи о сеятеле, отсутствует как у Матфея, так и у Луки (Мф. 13.18; Лк. 8.11). В повествовании об укрощении бури у Марка вопрос Иисуса сформулирован так: "Как у вас нет веры?", тогда как у Луки -"где вера ваша?", а у Матфея - "что вы так боязливы, маловерные?" (oligopistoi /oligopistoi) (Мк. 4.40; Мф. 8.26; Лк. 8.25). В этом же самом эпизоде у Марка стоит вопрос, "неужели Тебе нет нужды, что мы погибаем?", у Матфея и у Луки - утверждение "погибаем".

5. Наименее ясное повествование. В повествовании об исповедании Петра в Кесарии Филипповой у Марка утверждение сформулировано: "Ты - Христос", а у Матфея и у Луки дается более широкое звание Иисуса ,(Мк. 8.29; Мф. 16.16; Лк. 9.20). Когда речь идет об Ироде, Марк называет его царем, а Матфей и Лука уточняют, - "четвертовластник" (Мк. 6.14; Мф. 14.1; Лк. 9.7). В повествовании о третьем предсказании Страданий Марк говорит "убьют", а Матфей - "предадут ... на распятие", хотя у Луки употребляется то же слово, что и в Евангелии от Марка (Мк. 10.34; Мф. 20.19; Лк. 18.33).

Эти различия у Матфея и Луки по сравнению с Марком считаются большинством⁴⁷ ученых достаточным свидетельством в пользу приоритета Евангелия от Марка. Гипотеза же, что Марк зависел либо от одного, либо от обоих других евангелистов, поднимает больше проблем. Даже если гипотеза приоритета Марка и имеет свои проблемы, то обычно считается, что она самая надежная, так как скорее всего правильна та теория, которая разрешает большее число проблем, другим доводом в пользу гипотезы приоритета Марка, которая признается почти как аксиома, является утверждение, что самое живописующее Евангелие должно быть скорее всего более ранним, так как живость изложения едва ли могла отразиться на существовавшем источнике. Однако нельзя исключать и возможности, что самое живое описание не всегда бывает самым ранним.

Б. Проблемы, связанные с теорией приоритета Марка

1. Первая проблема возникает в связи с утверждением, что Матфей и Лука следуют порядку расположения материала у Марка⁴⁸. Слишком уж неубедительно предположение, что синоптическую проблему легче разрешить, если два других Евангелия сравнить с Марком. Утверждение, что если бы не было Евангелия от Марка, то его главные характеристики можно было бы придумать⁴⁹, не является убедительным, так как невозможно было бы сказать, какой материал у Матфея или у Луки был взят из источника Марка⁵⁰.

2. Вторая проблема возникает в связи со сходством между Евангелиями от Матфея и от Луки и их расхождением с Марком⁵¹. Это сходство какое-то время стало основой теории существования раннего источника Евангелия от Марка (Прото-Марк), с которого Матфей и Лука списали свои Евангелия. Эти соответствия между Евангелиями по-разному расценивалось учеными различных школ и направлений. Так, по мнению Барнета Стритера⁵², его можно почти полностью исключить при помощи текстуальной критики, приписав его работе переписчиков. Но другие ученые, которые не признали объяснений Стритера, считают, что Матфей и Лука независимо друг от друга внесли исправления в материал Марка и что сходство между ними объясняется "естественностью" этих редакторских исправлений⁵³. Существует и такое мнение, что "Q" мог частично совпадать с источником Марка, а Матфей и Лука предпочли "Q" Марку, а также и то, что Матфей и Лука знали Евангелие от Марка на арамейском и на греческом языках и исправили греческий текст по арамейскому⁵⁴. Гипотетический характер большинства этих предположений станет вскоре очевидным и заставит признать, что гипотеза приоритета Евангелия от Марка поднимает свои проблемы⁵⁵. В то же время надо также признать, что указанное сходство касается только небольшой части общего материала⁵⁶.

3. Третья проблема касается пропуска у Луки полностью целого раздела в Евангелии от Марка (6.45-8.26). Столь поразителен этот пропуск, что он требует какой-то важной причины, и было предложено четыре вида решения этой проблемы.

(а) Редактор добавил этот раздел к первоначальному Евангелию от Марка, после того, как Лука использовал его как основу для своего Евангелия. Тогда это требует признания гипотезы Прото-Марка, о которой мы уже говорили выше, но почему более поздний редактор включил этот раздел, если его не было в первоначальной копии, не совсем ясно. Во всяком случае Матфей использовал многое из этого материала, что делает более трудным вышеупомянутое объяснение, так как тогда необходимо признать, что Матфей использовал отредактированную форму Евангелия, а не Прото-Марка.

(б) Лука случайно опустил этот раздел, перейдя от повествования о насыщении множества народа в Мк. 6.42-44 к аналогичному эпизоду в 8.19-21. По мнению Вильяма Сандея⁵⁷, древним писателям было гораздо труднее составлять документы, чем современным, особенно при использовании других письменных источников, так как было трудно сверять материал с громоздкими свитками. А в таком случае вполне вероятны ошибки. Если эти описание этих двух чудес о насыщении множества людей признать повествованиями, дублирующими друг друга, то можно считать, что Лука умышленно опустил одно из них. Однако теория дубликатов представляется весьма уязвимой для критики⁵⁸.

(в) Лука сознательно опустил этот раздел. Это может быть связано с тем, что либо он не отвечал его цели, либо Лука предпочел другой источник или объем книги не позволял ему использовать весь его материал. По мнению Хокинса⁵⁹, здесь можно допустить сочетание случайности и намерения, если Лука сначала случайно опустил этот раздел, а потом понял, что его введение ничего нового не добавит к его повествованию. Однако Винсент Тейлор⁶⁰, который разделяет гипотезу черновика Луки (о чем мы будем говорить ниже), считает, что Лука не посчитал нужным взять этот раздел, когда расширял свое Евангелие материалом из Марка⁶¹.

(г) Лука пользовался поврежденной копией Евангелия от Марка. Согласно этой точке зрения, выдвинутой Стритером⁶², копия Луки содержала только начало раздела, и он должен был соединить поврежденные его части. Стритер признает, что это только предположение, и не очень на нем настаивает⁶³.

То, что Лука опустил этот раздел, отнюдь не является решающим фактором против гипотезы приоритета Марка и не умаляет ее значения.

4. Более сильным возражением против гипотезы приоритета Марка являются вопросы, касающиеся всей ее основы. Возвращение к гипотезе Грисбаха, о которой мы говорили выше, ставит под сомнение утверждение, что первым Евангелием было Евангелие от Марка, и позволяет утверждать, что если считать первым Евангелие от Матфея, то многие проблемы, которые ставит гипотеза приоритета Марка, будут разрешены. Глубокое изучение Штольдом развития, утверждения и тупика, к которому привела гипотеза приоритета Марка, потребует от ее сторонников уделить больше внимания ее основе. Данную теорию уже нельзя больше рассматривать в качестве убедительного критического вывода⁶⁴.

В. Альтернативы гипотезе приоритета Марка

Большинство ученых считает приведенные данные достаточно убедительными в пользу этой теории. Фактически она почти всеми признается убедительным критическим выводом. Конечно, она является краеугольным камнем почти всей синоптической литературной критики. Гипотезы относительно Евангелия от Матфея и от Луки почти всегда основываются на предположении, что оба эти евангелиста использовали Марка как свой источник.

Несмотря на то, что большинство ученых признает теорию приоритета Марка убедительной, в последнее время были предприняты попытки разрешить синоптическую проблему без этой гипотезы. Эти попытки были сосредоточены главным образом на том виде теории, которая считает основным Евангелие от Матфея. Эта идея получила сильную поддержку со стороны Б. Батлера⁶⁵ в 1951 году и позднее В. Фармера⁶⁶ в 1964 году. По мнению Батлера, признание приоритета Матфея позволяет исключить существование "Q". Сила этого аргумента в значительной мере зависит от недопустимости объяснения случаев, где Евангелие от Матфея предстает как более раннее, ссылками на "Q". В качестве примера здесь можно привести повествования о проповедовании Иоанна Крестителя. Так как большинство сторонников критики источников продолжает разделять гипотезу "Q", аргумент Батлера был признан неубедительным.

Фармер также основывал свой подход к синоптической проблеме на приоритете Матфея и возглавил движение возвращения к гипотезе Грисбаха, согласно которой в таком источнике, как "Q", не было необходимости. По его мнению⁶⁷, результаты глубокого изучения текста, как и внутренних структур⁶⁸, делают убедительным предположение, что хронологический порядок Евангелий был Матфей-Лука-Марк. Хотя большинство ученых не считает гипотезу Грисбаха убедительной, она получает все большее признание и, несомненно, поставит под сомнение гипотезу приоритета Марка как убедительного критического вывода.

Среди других ученых, признавших теорию приоритета Матфея, был Л. Вагане⁶⁹, по мнению которого самой ранней была краткая форма Евангелия от Матфея, использованная Марком до появления длинной формы Евангелия от Матфея. Другим главным источником, по мнению Вагане, был источник изречений, использованный Матфеем и Лукой. Это было фактически видоизмененной формой теории двух документов. Другой римско-католический богослов Люсьен Серфо⁷⁰ выдвинул гипотезу Прото-Матфея, но одновременно признавал и господствующее мнение, что наши греческие Евангелия от Матфея и от Луки основаны на Евангелии от Марка.

Неудовлетворенность гипотезой приоритета Марка также привела к ее модификации путем признания пересмотренной формы теории приоритета Прото-Марка⁷¹. Но эта идея не получила широкого признания, так как она сталкивается с теми же возражениями против приоритета Марка, которые вызывает само Евангелие⁷².

Г. Источники Марка

Вообще говоря, критика источников долгое время ограничивалась изучением Евангелия от Марка как основного источника, не уделяя особого внимания его происхождению. Одним исключением можно назвать гипотезу, предложенную Т. Колани⁷³ в 1864 году, согласно которой Марк включил в свое Евангелие ранее существовавший еврейско-христианский апокалипсис (Мк. 13). Эта теория завоевала довольно большое признание в том смысле, что она стала рассматриваться почти что как факт синоптической критики⁷⁴. Главной основой этой теории являются предполагаемые несоответствия в этом отрывке, как мы его теперь имеем, несоответствия с учением Иисуса в других местах и расхождение между этим отрывком и непосредственным контекстом. Но эта гипотеза имеет и своих противников. Так, Бисли-Муррей⁷⁵ изучил развитие этой теории с самого ее начала и показал ненадежность ее оснований. Его работа открывает путь к более традиционному подходу и к признанию того факта, что Сам Иисус употреблял апокалиптический язык. Можно также показать, что предполагаемые несоответствия можно легко объяснить, не прибегая к помощи этой теории. Несмотря на то, что многие продолжают считать практически достоверным существование какого-то раннего источника, эта теория может потерять свой вес. Так, Кренфилд⁷⁶ приходит к выводу, что Мк. 13.5-37 дает в основном учение нашего Господа.

Что касается особых источников повествования о Страстях у Марка, то, по мнению некоторых ученых, Марк использовал два основных источника, один из которых был несемитский, содержавший простое повествование, а другой представлял собой сугубо семитское собрание самостоятельных повествований⁷⁷. Два эти источника, конечно же, были аналогичными, но независимыми друг от друга⁷⁸, и Марк объединил их в своем Евангелии.

Эта теория основывается главным образом на лингвистических и стилистических характеристиках и общем предположении критики источников, что лингвистическое сходство обусловлено общим источником, а расхождение указывает на разные источники. Если признать этот критический принцип, то теория двух источников повествования о Страстях у Марка становится в какой-то мере обоснованной, и можно предположить, что Марк использовал материал из разных преданий. По мнению Тейлора, Марк нашел повествование о Страстях в Риме и включил его в свое Евангелие. Но главным недостатком лингвистического анализа Тейлора является его сложный характер. Его источник А разделен на восемнадцать разделов соответственно семнадцати разделам источника В, многие разделы которого очень короткие⁷⁹. Очевидно, более правильным было бы говорить о редакторском процессе, а не источнике, по крайней мере, что касается его источника В. Здесь надо также сказать, что этот анализ основывается главным образом на наличии или отсутствии семитизмов (которых в А почти нет), но едва ли можно с уверенностью говорить о семитском характере всех примеров, которые приводит Тейлор.

С появлением метода "истории форм" стало обычным отделять повествование о Страстях от остальной части Евангелия, но в последнее время были предприняты попытки соединить этот разрыв при помощи редакционного метода. Это привело к ослаблению исторической достоверности повествования о Страстях и усилению его христологического характера. Единая структура указывает исключительно на Марка⁸⁰. Но тогда становится труднее определить, какими источниками пользовался Марк⁸¹.

Согласно одной из современных теорий, тесно связанных с теорией Прото-Марка⁸², которая теперь почти всеми отвергается, наше Евангелие от Марка было составлено редактором⁸³, соединившим первоначальную форму Евангелия (Мк.1), которая существовала на арамейском языке, с материалом из другого источника. Эта теория едва ли получит признание, но другие менее радикальные теории, которые основываются на группировке домарковского материала, привлекают к себе внимание⁸⁴. Хотя группировка материала в устном предании весьма проблематична, нельзя исключить, что Марк сам собрал материал и составил свое Евангелие.

Вопрос о том, составил ли Марк сам свое Евангелие, или он использовал материал в той форме, в которой он существовал в предании, не имеет большого значения. Более важным является то, почему Евангелие от Марка стало признанным авторитетным текстом. Дискуссии, которые в последнее время поставили вопрос о возможности использования Марком того же источника, который использовали Матфей и Лука⁸⁵, показали сложную природу любого предположения относительно источников Марка⁸⁶.

Были предложены самые разнообразные мнения об использовании Марком источника "Q" (о чем мы будем говорить в следующем разделе), но дискуссия эта не принесла почти никаких существенных результатов⁸⁷. Мы постараемся в дальнейшем продемонстрировать, почему "Q" считается не более чем удобным символом материала, общего для Матфея и Луки, но отсутствующего у Марка, что исключает возможность использования Марком источника "Q". Даже если и существовал какой-то особый письменный документ, который содержал более обширный материал, чем общий материал у Матфея и Луки, у нас все равно нет никакой возможности выделить этот дополнительный материал у Марка. В случаях же, где имеется сходство между Марком и "Q", было бы гораздо правдоподобнее утверждать существование устной основы для этого общего материала⁸⁸, либо предположить, что Марк использовал как Матфея, так и Луку, как это утверждает гипотеза Грисбаха⁸⁹.

Мы уже говорили о доводах за и против участия Петра в составлении Евангелия от Марка, но если довериться преданию, то мы должны иметь более достоверные сведения об источниках автора. Нам, конечно же, нет необходимости думать, что все сведения Марк получил через Петра, но ничто, однако, не исключает и этой возможности⁹⁰. Если Марк был тем юношей, который бежал из Гефсиманского сада⁹¹, то возможно, что он сам знал некоторые события Страстной недели. Но это не более чем догадка. Некоторые ученые не могут согласиться с таким толкованием потому, что признают хронологию Иоанна, согласно которой можно предположить, что тот юноша обязательно должен был знать точный день важнейших событий. Если бы можно было согласовать хронологию Иоанна и синоптиков (о чем мы будем говорить ниже), или если предпочесть хронологию Марка хронологии Иоанна, то эта трудность не возникла бы.

Некоторые ученые пытались выделить те части Евангелия, которые можно было бы приписать Петру. Так, Тернер ссылается на несколько отрывков, в которых используется третье лицо множественного числа, и эти отрывки, по его мнению, можно было бы приписать личному свидетельству Петра⁹². Менсон же пошел дальше и добавил многие отрывки к отрывкам Тернера, потому что они тесно между собой связаны⁹³. Таким образом большую часть материала можно приписать Петру. Остальной же материал мог представлять собой определенные блоки, которые могут указывать на уже существовавший порядок расположения домарковского материала.

Однако нельзя также забывать, что если считать правильным предание об авторстве Марка, он должен был знать многих очевидцев событий, побывав в Иерусалиме, и это во многом помогло ему при составлении Евангелия.

С появлением направления "истории редакций" эти рассуждения были почти полностью отвергнуты, но в связи с возникновением необходимости снова вернуться к синоптической проблеме и пересмотреть отвергнутые решения может также появиться и необходимость снова вернуться к раннему преданию о Петре и Евангелии от Марка.

V. ИСТОЧНИК "Q"

А. Причины ссылок на его существование

Из-за наличия большого немарковского материала как у Матфея, так и у Луки, многие ученые считают, что эти евангелисты должны были пользоваться одним источником. Это мнение основывается на отрицании всякой возможности, чтобы один евангелист использовал материал другого или оба они заимствовали общий, часто лексически очень схожий материал из устного источника. В начале развития теории двух документов второй был назван "Логия" (Logia) и ассоциировался с утверждением Палия, о котором мы говорили выше. Сначала считалось, что этот источник не представлял собой повествования. Но когда было признано, что он являлся повествованием, ибо иначе Матфей и Лука не могли бы зависеть исключительно от Марка и Логии, было предложено назвать его более подходящим термином, символом "Q"⁹⁴. Когда новозаветные штудии привели к выводу, что Евангелия основывались на письменных документах, "Q" как письменный источник был признан более обоснованным и фактически обязательным. Эта гипотеза основывалась на следующих предположениях:

1. Большой объем общего материала у Матфея и Луки (до 250 стихов), отсутствующего у Марка, большая часть которого имеет лексическое сходство, можно объяснить не чем иным, как существованием общего письменного источника⁹⁵.

2. Порядок, в котором Матфей и Лука использовали свой общий материал, почти один и тот же. Однако некоторые отклонения от этого порядка естественно поставили вопрос, кто из них ближе придерживается первоначального порядка в "Q", и мнения ученых здесь расходятся. Те, кто предпочитает Матфея, утверждают, что его литературный метод отличается от свободного художественного метода Луки⁹⁶. Но это противоречит общепризнанной привычке Матфея объединять свои источники. Для Луки, который обычно вводил свои источники "блоками", было меньше оснований, чем для Матфея, изменять порядок⁹⁷. Поэтому, хотя к общему порядку надо подходить с некоторыми оговорками, большинство сторонников гипотезы "Q" считает его достаточно веским доказательством в пользу использования общего источника.

3. Существование так называемых дубликатов у Матфея и Луки также считается подтверждением гипотезы "Q". Это дважды встречающиеся изречения, из которых одно взято у Марка, а другого из-за некоторых вариаций нет, и это требует существования другого источника, который содержал бы аналогичное предание⁹⁸.

4. Иногда сходство у Матфея и Луки выражается в необычных словах и выражениях или в грамматических особенностях".

По мнению Винсента Тейлора, "эти рассуждения позволяют нам считать, что при составлении своих Евангелий Матфей и Лука пользовались письменным источником, содержавшим изречения Иисуса"¹⁰⁰. Но не все ученые считают, что "Q" представлял собой единый источник. Так, В. Буссман¹⁰¹, например, разделяет его на два источника, арамейский "R" и греческий "Т". Последний использовался Матфеем и Лукой почти без изменений, а первый - со значительными вариациями. Однако эта теория не завоевала широкого признания¹⁰². По мнению В. Л. Нокса¹⁰³ некоторая часть материала из источника "Q" существовала сначала в виде своеобразных трактатов и имел два раздела, которые в общем соответствуют источникам Буссмана. Концепция единого источника потеряла свою вескость из-за тенденции считать "Q"

Автор предположил, что подлинное собрание изречений должно быть объединено в пять книг, в соответствии с расположением у Палия и общепринятым у иудеев, как в Пятикнижии, общим материалом, использованным Матфеем и Лукой, без уточнения представлял ли он собой один или много источников¹⁰⁴.

Из-за проблем, которые ставят источники "Q", Вагане¹⁰⁵ вообще отказывается от "Q" и заменяет его другим источником (Sg), который, по его мнению, лучше объясняет дублированное предание. Этот источник отличается от "Q" как своим характером, так и объемом. Он состоит главным образом из того рода изречений, которые Лука включил в свой документ "путешествий" (9.51-18.14), в большинстве своем такими же, как у Матфея, но многие стихи которого Матфей и Лука включают каждый по-своему. Считается, что этот источник, подобно Прото-Матфею Вагане, существовал в форме пяти книг, которые различались как лексически, так и стилистически. Эта теория основывалась на предположении Вагане, что первым было написано арамейское Прото-Евангелие от Матфея, а это требует существования другого источника для канонических Евангелий. По его мнению оба эти ранних источника были использованы евангелистами в их греческой форме. Но "Sg" Вагане не более убедителен, что касается содержания, чем "Q", который он заменяет и неизбежно должен зависеть от выбора того, кто его предлагает¹⁰⁶.

Еще одна гипотеза была недавно выдвинута П. Паркером¹⁰⁷, который называет первоначальный документ символом "К" (фактически Прото-Матфей) и допускает существование второго источника "Q". Его основная идея заключается в том, что Матфей и Марк использовали "К", а Лука узнал его только через Марка. Однако он считает, что и Матфей, и Лука использовали "Q"¹⁰⁸.

Из-за возвращения к гипотезе Грисбаха гипотеза "Q" была подвергнута большой критике. Несомненно, что, если Лука использовал Матфея, то пропадает необходимость в "Q"¹⁰⁹. Тем не менее, широкое признание "Q" заставило некоторых ученых определить его богословие¹¹⁰.

Б. Содержание "Q"

Среди сторонников "Q" мнения ученых относительно точных деталей его содержания весьма расходятся¹¹¹, но это не касается главных разделов. Ниже мы приводим основные отрывки, которые, как считается, относятся к "Q", хотя многие ученые дополняют их и другими отрывками, где лексическое сходство менее выражено или где только один евангелист использовал этот материал. Но эти последние детали надо считать гипотетическими.

1. Приготовление

Проповедь Иоанна о покаянии (Лк. 3.7-9; Мф. 3.7-10). Искушение Иисуса (Лк. 4.1-13; Мф. 4.1-11).

2. Изречения (Нагорная проповедь) Блаженства (Лк. 6.20-23; Мф. 5.3-4, 6, 11-12). Любовь к врагам (Лк. 6.27-36; Мф. 5.39-42, 44-48; 7.12). Об осуждении (Лк. 6:37-42; Мф. 7:1-5, 10:24-25; 15:14). Слушающие и исполняющие Слово (Лк. 6.47-49; Мф. 7.24-27).

3. Повествования

Слуга сотника (Лк. 7.1-10; Мф. 8.5-10, 13). Вопрос Иоанна Крестителя (Лк. 7.18-20; Мф. 11.2-3). Ответ Господа (Лк. 7.22-35; Мф. 11.4-19).

4. Об ученичестве

Его цена (Лк. 9.57-60; Мф. 8.19-22). Миссионерское поручение (Лк. 10.2-12; Мф. 9.37-38; 10.9-15). Проклятия на непокорные Галилейские города (Лк. 10.13-15; Мф. 11.20-24).

5. Разные изречения

Образец молитвы (Лк. 11.2-4; Мф. 6.9-13). Об ответах на молитву (Лк. 11.9-13; Мф. 7.7-11). О спорах по поводу веельзевула (Лк. 11.14-22; Мф. 12.24-32). О нечистых духах (Лк. 11.24-26; Мф. 12.43-45). Знамение пророка Ионы (Лк. 11.29-32; Мф. 12.38-42). О свете (Лк. 11.33-36; Мф. 5.15; 6.22-23).

6. Поучение

Предостережение против фарисеев (Лк. 11.37-12.1; Мф. 23.1-36).

7. Дальнейшие изречения

О безбоязненном исповедании (Лк. 12.2-12; Мф. 10.19).

О заботах о земном (Лк. 12.22-34; Мф. 6.19-21,25-33).

О верности (Лк. 12.39-46; Мф. 24.43-51).

О знамениях века сего (Лк. 12.51-56; Мф. 16.2-3).

О примирении с соперниками (Лк. 12.57-59; Мф. 5.25-26).

8. Притчи

О горчичном зерне и закваске (Лк. 13.18-21; Мф. 13.31-33).

9. Другие изречения

Осуждение Израиля (Лк. 13.23-30; Мф. 7.13-14; 8.11-12; 25.10-12).

Плач о Иерусалиме (Лк. 13.34-35; Мф. 23.37-39).

Цена ученичества (Лк. 14.26-35; Мф. 10.37-38; 5.13).

О служении двум господам (Лк. 16.13; Мф. 6.24).

О законе и разводе (Лк. 16.18; Мф. 5.32).

О соблазнах, прощении и вере (Лк. 17.1-6; Мф. 18.6-7, 15, 21-22).

День Сына Человеческого (Лк. 17.22-27, 33-37; Мф. 24.26-28, 37-39).

Хотя многие сторонники основной теории двух документов считают эту схему гипотетической, разные ученые предложили свои ее модификации, которые тем не менее не изменяют основного характера документа. Самым важным является вопрос, включал ли этот документ в себя повествования о Страстях, хотя большинство критиков считает, что не включал.

Дальше мы увидим, что воспроизведенный источник "Q" представляет собой документ, в котором почти нет явной связи и крайне мало повествовательного материала. Включение повествования об исцелении слуги сотника несомненно вводит в заблуждение. Кроме того, в нем отмечается явное преобладание отдельных изречений без видимой структуры, которая бы их объединяла.

Предложенный порядок расположения материала у Луки выражает общепринятое мнение, что он написал свое Евангелие до Матфея¹¹². Но тогда возникает несколько проблем. Во-первых, это значит, что составитель "Q" почти не обращал внимания на хронологическое или тематическое расположение материала, и его главной целью было сохранить учение Иисуса, не придавая большого значения его последовательности. Во-вторых, это значит, что у него не было причин включать повествования о Страстях. Однако трудно поверить, чтобы первоначальный документ мог существовать в такой форме, но проблема эта, конечно же, упрощается, если признать теорию разных трактатов, составлявших материал "Q". Однако, как мы говорили выше, множество вариантов "Q" сильно ослабляет вес всей этой гипотезы.

Может быть, более верным будет считать, если признать гипотезу приоритета Марка, что только часть "Q" сохранилась у Матфея и Луки, если судить по аналогии использования ими обоими материала Марка. Сторонники теории двух документов утверждают, что Евангелие от Марка можно восстановить по Евангелию от Матфея и от Луки¹¹³ и поэтому можно считать, что этот же метод можно применить и к "Q". Но источник, который мы имеем, и источник, который является абсолютно гипотетическим, это далеко не одно и то же.

Поразительно различие методов использования "Q" у Матфея и Луки. Также поразительно, что в предложенной выше схеме только один довольно длинный раздел имеет одинаковый порядок расположения материала у Матфея и у Луки, т.е. изречения из Нагорной проповеди, которые, по мнению Хокинса¹¹⁴, составили основу учения Иисуса. Но именно здесь становится особенно заметным то, что согласно общепризнанной теории источников, Матфей не только сгруппировал этот материал по темам, но и ввел другой материал в свой раздел изречений из других контекстов "Q" и из своих собственных особых источников.

Было предложено много объяснений, почему в некоторых отрывках "Q" имеется большое сходство, а в других - большое различие с Евангелиями. Винсент Тейлор¹¹⁵ предлагает четыре объяснения:

(1) редакторские модификации¹¹⁶;

(2) разные редакции¹¹⁷;

(3) параллельные версии¹¹⁸;

(4) теории множества вариантов "Q"¹¹⁹.

Он считает, что выбирать надо между вариантами (3) и (4), и вместе с другими сторонниками критики источников он предпочитает вариант (3), согласно которому, по Стритеру, "Q" и M частично совпадают. В этих случаях Лука следовал "Q", a Матфей - М. Но существование этих различных объяснений подчеркивает тот факт, что гипотеза "Q" имеет свои неразрешенные проблемы.

Идея разных редакций отодвигает проблему на один шаг назад. Так, если Лука использовал "Q1", а Матфей - "Q2", то тогда надо предположить существование "Прото-Q", из которого произошли обе редакции, в случае если "Q2" является отредактированной формой "Q1". Эту последнюю идею поддерживает Дж. Браун¹²⁰, который считает "Q" Матфея пересмотренной с церковной точки зрения формой материала "Q" Луки. Но трудно понять, как эта теория разных редакций может избежать проблем, которые имеет любая теория, согласно которой Лука использовал Матфея и наоборот.

В. Проблемы источника "Q"

Мы уже говорили об аналогичных отрывках у Матфея и Луки, но отсутствующих у Марка, и это приводилось как возражение против теории приоритета Марка. Но эти данные можно было бы считать подтверждением той теории, согласно которой Лука использовал Матфея (или наоборот), и тогда пропадает основание для существования "Q"¹²¹

Тем не менее согласиться с такой теорией трудно, потому что тогда становится непонятным, почему изменен порядок последовательности изречений Иисуса у Матфея. Это изменение могло быть вызвано желанием Луки сохранить исторический фон изречений, тогда как у Матфея порядок их был тематический, хотя такая теория предполагает, что у Луки были другие сведения о ситуации. И действительно, основная проблема расположения материала "Q" у Луки заключается в том, что у него она более естественная, чем у Матфея. Или, иначе говоря, тематическое расположение, будучи менее естественным, должно быть вторичным, и поэтому материал Матфея не мог быть основой для Луки. Несомненно, что первоначальный порядок материала "Q" имеет первостепенное значение¹²². Тогда приоритет Матфея и обоснованность существования "Q" теряют смысл (raison d'etre). Если же считать "Q" устным материалом, а не письменным¹²³, то существование "Q" как самостоятельного источника трудно себе представить, да и едва ли необходимо.

Однако классическая теория источников у Марка и "Q", как ее краеугольный камень, исключает идею использования Лукой материала Матфея и по другим соображениям. Нет необходимости придавать большое значение тому аргументу, что Лука не опустил бы так много материала Матфея, если бы он знал его¹²⁴, потому что Лука несомненно писал, преследуя особую цель, и мог опустить из своего источника все, что хотел. Другим аргументом является то, что некоторые изречения у Луки выражены в более примитивной форме, чем аналогичные изречения у Матфея¹²⁵, но слабость этого аргумента заключается в трудности определить приоритет. Так, можно в равной мере говорить, что все Евангелие от Матфея в целом выглядит более ранним, чем Евангелие от Луки, как, например, судя по его еврейско-христианскому акценту. Кроме того, можно показать, что Лука использовал материал Марка почти в том же самом порядке, в каком он стоит в Евангелии. Если же он использовал Матфея, то считается, что здесь он применил совсем другой метод. Однако непонятно, почему он не мог изменить свой метод соответственно своей цели. У нас слишком мало данных, чтобы с уверенностью говорить о литературных методах Луки¹²⁶. Кроме того, согласно предложенной гипотезе, Лука ввел больше материала Матфея, чем Марка, если пренебречь повествованиями о Страстях. Из этого можно сделать вывод, что, если Матфей помещает какие-то изречения из своего общего материала в контекст Марка, то Лука помещает их в другой контекст. Но этот аргумент можно использовать в двух направлениях. Либо оба евангелиста использовали "Q", но избрали для него разные контексты, либо Лука использовал материал Матфея, но расположил его в другом порядке. Но можно ли с уверенностью считать первое более вероятным, чем второе? Оно требует доказательства, если считать его подтверждением гипотезы "Q".

Другой проблемой теории "Q" является отсутствие литературы того времени, которая была бы аналогична такому типу документа, как предполагаемый "Q"¹²⁷. Это безусловно не было Евангелие, так как в нем нет самого характерного признака евангельской формы - повествования о Страстях¹²⁸. Хотя можно допустить существование документа, содержавшего главным образом учение, как это показывает апокрифическое Евангелие Фомы¹²⁹.

Учение Иисуса, естественно, имело такое же первостепенное значение для ранних христиан, как и для гностиков, и на первый взгляд может показаться, что аналогичная форма гностического Евангелия Фомы и предполагаемого "Q" является сильным аргументом в пользу первого. Но достаточно ли здесь близка аналогия? Если, что, по-видимому, самое вероятное, Евангелие Фомы содержит главным образом выдержки из наших письменных Евангелий, то оно сразу же теряет аналогию с "Q", который, несомненно, не имеет такой основы. Это значит, что форма Евангелия Фомы была продиктована принципом выбора, что исключено в случае "Q". Гностического составителя Евангелия не интересовал исторический контекст и поэтому он исключает весь повествовательный материал¹³⁰. А в "Q" не только имеется несколько повествовательных разделов, но и отсутствует догматическая цель Евангелия Фомы. Это говорит только о том, что в гностических кругах собранию изречений придавалось большое значение, как и среди ортодоксальных христиан¹³¹. В то же время существование документа, подобного "Q", в I век после Р.Х. надо считать уникальным. Уникальность документа "Q", конечно же, не противоречила бы этой гипотезе, если бы она имела достаточно убедительных оснований предполагать существование нового типа литературы. Однако существование источника "Q" является гипотетическим, не подтвержденным никакими внешними данными материалом и поэтому не может быть надежной основой для концепции уникального документа.

Некоторые ученые, которые не признают гипотезы использования Лукой материала Матфея, отвергают "Q", считая, что Лука использовал арамейский текст Прото-Матфея, как, например, утверждает теория Вагане, о которой мы говорили выше¹³². Но большинство ученых, которые продолжают поддерживать гипотезу "Q" только номинально, а не по существу, считают ее лишь удобным символом для общего материала Матфея и Луки¹³³.

Недавно были предприняты попытки проанализировать "Q" при помощи статистических методов. Но этот метод не смог ответить на вопрос, представлял ли собой "Q" составной¹³⁴ или единый документ¹³⁵. Это только лишний раз показывает, что любой анализ гипотетического источника имеет свои проблемы.

Появление метода "истории редакций" в подходе к Евангелиям привело к попыткам применить этот метод к "Q"¹³⁶. Но этот подход был отвергнут на том основании, что такой метод не может быть применен к изучению документа, которого мы не имеем¹³⁷.

Г. Возможная цель "Q"

Для сторонников гипотезы "Q" существенным является выяснить мотив его появления, и обычно это делается ссылкой на катехизические нужды ранней Церкви. Нетрудно понять, сколь полезно было собрание изречений Иисуса в первых общинах. Большинство сторонников "Q" ставят акцент на практические вопросы христианского обучения. Так, источник "Q", если он существовал, представлял собой своего рода первое руководство для учеников, которое основывалось на авторитете Самого Господа. Оно должно было помогать разрешать многие спорные проблемы, возникавшие в связи с распространением христианства в языческие страны¹³⁸. Так, например, в "Q" есть отрывки об Иоанне Крестителе, о его проповеди покаяния, его вопросе к Иисусу и о Его мессианском служении и об ответе Самого Иисуса Иоанну. Несомненно, что этот материал мог разрешить проблемы связи учеников Иоанна с христианской Церковью. Также и отрывки, в которых дается учение нашего Господа о подати, имели практическое значение для выполнения христианского долга перед государством.

Совсем недавно большое внимание было уделено богословию "Q" для более точного определения его цели¹³⁹. Конечно, можно предположить, что этот документ имел целью дать особую точку зрения или исправить некоторые искажения учения, но учитывая крайне гипотетический характер источника "Q", едва ли можно получить убедительные результаты.

Если признать эти возможные цели, то осуществить их можно было и другими путями. Учение по этим важным вопросам могло входить в процесс устного наставления, а не быть изложено в письменном документе. С другой стороны, эту же цель могли осуществлять уже составленные Евангелия, но тогда встает вопрос, мог ли "Q", если он существовал, быть более важным, чем Евангелие от Марка и от Луки.

Д. Ценность гипотезы "Q"

Можно сказать, что самое большое значение эта гипотеза имеет для христианского свидетельства, так как "Q" приближает письменные свидетельства ко времени Иисуса. В. Тейлор считает¹⁴⁰, что ценность "Q" заключается в следующем:

1. Он является самым ценным источником учения Иисуса, хотя надо заметить, что учение было записано и в других источниках.

2. Он позволяет глубже понять характер Иисуса. Многие изречения являются автобиографичными по характеру, показывающими духовное самосознание Иисуса (ср. Мф. 11.27; Лк. 10.22). Есть много ссылок на природу, показывающих ее реальную ценность. Много изречений стоят в поэтической форме¹⁴¹. Есть указания на исцеления, чудеса и посещения Иерусалима, не записанные в Евангелии, которые заканчиваются плачем о Иерусалиме.

3. Он показывает заботу нашего Господа об общинной жизни, особенно в селах, и это настолько сильно выражено, что, по мнению Крама¹⁴², документ "Q" должен был появиться в сельской местности.

Хотя сам Тейлор предостерегает против переоценки значения "Q", многие критики источников склонны придавать этому гипотетическому источнику большее значение, чем двум каноническим Евангелиям, которые содержат этот материал. Но нельзя забывать, что эти Евангелия получили авторитет, который "Q" никогда не имел, или даже если и имел, то не настолько высокий, чтобы сохранить его¹⁴³.

Е. Дата и место происхождения

Гипотетический характер источника "Q" не позволяет точно определить его дату происхождения. Поэтому предположение Б. Стритера¹⁴⁴ (и затем Менсона¹⁴⁵), что он был написан около 50 г. от Р.Х., возможно, в Антиохии, является только предположением, а так как у нас нет более убедительных данных, то оно так и остается только предположением. Во всяком случае обычно принято считать, что "Q" не мог появиться позже 60 г. от Р.Х.¹⁴⁶.

Ж. Авторство "Q"

Установить авторство некоторых имеющихся новозаветных писаний трудно, но вдвойне трудно говорить об авторе гипотетического источника. Предложенные гипотезы основывались главным образом на утверждении Папия, приведенном у Евсевия, о котором мы говорили выше. Согласно традиционной точке зрения, Папий утверждал, что Матфей написал свое Евангелие (ta logia /ta logia/) на еврейском диалекте, но после признания "Q" Логию Папия стали естественно отождествлять с этим источником. Если такое отождествление правильно, то оно является самым ранним свидетельством не только в пользу авторства "Q", но и самого его существования. Если, в таком случае, предположить, что Матфей не писал своего Евангелия и, если пойти дальше, писатель этого Евангелия использовал "Q", то это несомненно очень поможет объяснить, почему имя Матфея было приписано всему Евангелию, если было известно, что он был автором одного из его источников. Но кроме сомнительного утверждения Папия, в раннехристианской истории ничто не предполагает, чтобы Матфей написал только часть Евангелия, которое ему приписывается. Кроме того, тогда надо объяснить, почему такой апостольский источник, как "Q", уступил свой авторитет двум, как считается, неапостольским Евангелиям¹⁴⁷. Если Папий имел в виду наше каноническое Евангелие, а не "Q", то безнадежно искать автора гипотетического источника "Q". Он должен остаться одним из первохристианских анонимов, может быть, даже самым великим. Возможно, что это является еще одной причиной, хотя ни в коей мере не решающей, сомнительности ценности гипотезы письменного источника "Q".

3. Заключение

Как видно из сказанного выше, единого мнения относительно источника "Q" не существует. Однако, справедливости ради надо сказать, что многие ученые продолжают считать его, несмотря на трудности, которые он ставит, самым разумным объяснением происхождения двойного предания (Мф./Лк.). Кроме этой теории одного источника и другой теории, предполагающей, что оба автора заимствовали материал из устного предания, существуют другие различные предположения. Возможно, что Лука использовал Матфея, хотя само по себе это трудно допустимо. Может быть, лучше будет считать, что первые катехизические наставления включали в себя многое из учения Иисуса и приняли твердую форму. Из этого следует, что "Q" мог существовать в устной форме достаточно определенного характера, что объясняет как лексическое сходство, так и различие. Но можно также предположить, что часть материала изречений была записана в форме кратких заметок и затем использована Матфеем и Лукой в дополнение к другим устным преданиям. Одним из преимуществ этого предположения является то, что оно исключает четкое разграничение между "Q" и особым материалом Матфея и Луки. В области гипотетического изучения бессмысленно быть догматиком. Символ "Q" может быть использован как удобное обозначение общего материала, и каждому исследователю должна быть предоставлена свобода считать его по своему усмотрению либо письменным, либо устным материалом, либо комбинацией обоих.

VI. МАТЕРИАЛ, СОДЕРЖАЩИЙСЯ ТОЛЬКО У МАТФЕЯ

Согласно гипотезе четырех документов, Матфей использовал, кроме Марка и "Q", другие источники, которые либо не знали, либо не использовали другие евангелисты¹⁴⁸. Этот уникальный материал, который отличает это Евангелие от других, явился определяющим в дискуссиях об исторической ценности всего Евангелия в целом¹⁴⁹. Его можно разделить на три подгруппы: (а) собрание изречений¹⁵⁰; (б) testimonia (свидетельства); (в) повествования о Рождестве; (г) другие повествования.

А. Собрание изречений ("М")

Предложенный Стритером для Евангелия от Матфея источник "М"¹⁵¹ состоял из изречений, которые нельзя с уверенностью отнести к "Q" из-за отсутствия тесных аналогий между Матфеем и Лукой. Стритер приписывает этот источник М Иерусалиму из-за преобладания в нем еврейских характеристик.

1. Причины признания этого источника

(1) Основываясь на сходстве тем у Матфея и Луки, как и многих случаях расхождения лексических форм, было предложено считать, что источник, который в этих случаях частично совпадает с "Q", является причиной как сходства так и расхождения. Иными словами, эти разделы нельзя с уверенностью отнести к "Q", и поэтому они, видимо, были взяты из другого параллельного источника, который использовал только Матфей.

(2) Некоторые ученые считают, что эта теория основывается на методе Матфея соединять свой источник Марка с "Q" и поэтому позволяет думать, что он то же самое сделал с "М" и "Q". В подтверждение этого процесса В. Тейлор¹⁵² ссылается на Мф. 4.11; 10.9-15; 12.22-32; 13.31-32.

(3) Если Матфей соединил "М" и "Q", то Лука, следуя своему методу использования одного источника, очевидно, предпочел "Q". Тогда это объясняет как расхождения, так и принципы выбора двух евангелистов¹⁵³.

(4) На основании структуры и стереотипных объяснений можно говорить о различии между изречениями "М" и "Q"¹⁵⁴.

Являются ли эти причины достаточным основанием для предположения о существовании особого источника, зависит от различного подхода к этой проблеме. Например, если признать, что Евангелие от Матфея было написано до Евангелия от Луки, то доводов в пользу "М" становится меньше, во всяком случае в той форме, в которой их предлагает Стритер. Тогда труднее становится отличить уникальные изречения Матфея от изречений "Q". Просто этого не надо будет делать. Следовательно те, кто отрицает существование "Q", обычно отрицают и "М", во всяком случае как письменный источник¹⁵⁵, хотя символ этот можно продолжать использовать для материала, содержащегося только у Матфея. Кроме того, трудно решить, в какой степени взаимодействие устного предания и письменных источников могло создать параллельные предания с их сходством и различием, которые пытается объяснить гипотеза источников "М" и "Q"¹⁵⁶. в лучшем случае источнику "М", в любой из его предложенных форм, не хватает логической связи¹⁵⁷, и поэтому трудно понять, как он мог быть первоначально составлен.

2. Главные характеристики источника

Мы уже говорили о еврейском характере Евангелия от Матфея, но здесь надо отметить, что этот еврейский акцент наблюдается в отрывках, аналогичных и у Луки, хотя чаще всего в материале, содержащимся только у Матфея. Примером первого может служить утверждение о законе и пророках (Мф. 5.17-19; Лк. 16.17). У Матфея написано: "Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном". У Луки же это стоит в значительно более краткой форме и в совершенно другом контексте: "Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона прейдет". И далее Лука пишет в другом контексте: "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (21.33; ср. Мф. 24.35; Мк. 13.31). Дальше мы увидим, что то, что ясно сказано у Матфея, предполагается и у Луки, хотя и с меньшим акцентом, так как он имеет в виду главным образом языческих читателей.

Примеры иудаистического акцента в собственном материале Матфея можно увидеть в отдельных изречениях в контекстах "Q", таких как, например, в отрывках о погибших овцах дома Израилева (10.6) и в собрании изречений Матфей, как в утверждении о новом и старом в конце раздела притч (13.52), и далее в притчах о брачной одежде, о десяти девах, об овцах и козлах (22; 25). Изречения о Моисеевом седалище (23.2) и о двенадцати престолах Израилевых (19.28) относятся к этой же категории.

Если "М" существовал как источник, то его основной отличительной чертой является еврейский характер.

3. Возможное содержание источника

Так как существование "М" является еще более гипотетическим, чем "Q", и это признается даже сторонниками этой теории, то становится невозможным определить его первоначальное содержание¹⁵⁸. Можно только предположить, что это был материал собрания изречений, типичный только для Матфея. В случае же использования "Q" нельзя предположить, чтобы весь материал, который первоначально входил в "М", сохранился в Евангелии от Матфея. Приведенное ниже содержание надо рассматривать, даже с точки зрения критики источников, как весьма гипотетичное.

(1) Поучение содержит материал, который был главным образом антифарисейским и который был включен Матфеем в Нагорную проповедь. По мнению Мак-Нейла¹⁵⁹, сначала существовали две проповеди в письменной форме, вариант Луки и данное матфеевское поучение¹⁶⁰. Матфей, очевидно, объединил эти две формы.

(2) Считается, что такое же антифарисейское поучение, введенное в Мф. 23, также является объединением двух источников.

(3) Некоторые части миссионерского поручения отсутствуют в "Q", или, иными словами, у Луки.

(4) Собрание притч включало в себя такие, как о плевелах, о сокровище в поле, о драгоценной жемчужине, о неводе (Мф. 13), о немилосердном рабе (Мф. 18.23-25), о работниках в винограднике (20.1-16), о двух сыновьях (21.28-32), о брачной одежде (22.11 -14), о девах (25.1-13) и о овцах и козлах (25.31-33). Стритер добавляет еще три притчи, аналогичные Луке, о потерянной овце (18.10-14), о брачном пире (22.1-10) и о талантах (25.14- 30).

Кроме этих основных характеристик, многие другие изречение приписываются также особому источнику Матфея (напр., 12.11-12; 13.52).

4. Ценность источника "М"

Сторонники теории четырех источников обычно утверждали, что она может показать сравнительную ценность разных источников, которые располагаются по нисходящей степени важности, и естественно, что Марк и "Q" заняли первое место, а весь другой материал источников рассматривался как менее важный. И поэтому неудивительно, что признаки, которые предлагается считать отражением позднейшего еврейско-христианского влияния, отражены в "М", особенно в виду явно еврейского тона, наряду с такими другими влияниями, как учение Иоанна Крестителя¹⁶¹. Но вескость этого метода оценки зависит от признания того, являются ли источники Марк и "Q" достаточными критериями для оценки первоначальных документов. А это значит, что весь материал, который от них отличается, должен рассматриваться с предвзятостью. Эта тенденция в своей развитой форме ставит под сомнение все факты и изречения, которые имеются только у одного автора.

Винсент Тейлор¹⁶², который признает существование "М", по крайней мере как устное предание, если не как письменный источник, объясняет еврейский характер Евангелия от Марка. Но если эта еврейская окраска связана с собственным выбором Матфея, то многое становится ясным. Автор, или "редактор", Евангелия мог проявить больше личной инициативы, чем ему отводят многие критики источников. Более современное движение "истории редакций", которое считает писателей богословами, допускает такую личную инициативу. Те же, кто рассматривает "М" как символ всего устного предания, конечно же, не признают этого мнения, и это является причиной того, что они склонны использовать термин "слои" /strata/, а не "источники" /sources/¹⁶³.

5. Датировка и место происхождения

Всякий ученый, который пытается выяснить время и место происхождения "М", прекрасно понимает, что он может полагаться только на свои рассуждения. Стритер¹⁶⁴ предлагает дату около 65 года, а место происхождения - Иерусалим. Дата может быть установлена только произвольно, хотя и предшествовать изданию Евангелия, и поэтому, естественно, после Марка и "Q". Место происхождения можно определить по его еврейским характеристикам, хотя еврейское влияние было сильным не только в Иерусалиме. Вопрос этот не имеет большого значения для изучения происхождения Евангелия, так как его решение основывается исключительно на предположениях.

Б. Книга свидетельств (testimonia)

Многие цитаты из Ветхого Завета в Евангелии от Матфея можно разделить на две четкие группы. Большинство из них воспроизводят более или менее точно текст Септуагинты или, по крайней мере, греческого перевода еврейского текста¹⁶⁵. Небольшая группа цитат, приблизительно 12, несомненно взята из еврейского текста. Эти цитаты приведены только у Матфея, кроме одной, которая имеется также у Марка и Луки (а именно, отрывок о гласе, вопиющем в пустыне, приписанный Иоанну Крестителю - Мф. 3.3; Мк. 1.2-3; Лк. 3.4-6). Другими цитатами являются: повествования о Деве (1.23), о Вожде из Вифлеема (2.6), о воззвании из Египта (2.15), о Гласе в Раме в применении к убийству невинных младенцев (2.18), о наречении Назореем (2.23), о народе, сидящем во тьме, который увидел свет (4.15-16), о Том, Кто "взял на Себя наши немощи", в применении к служению исцеления (8.17) отрывок о Рабе, показывающий миролюбивое отношение Иисуса (12.18-21), утверждение о притчах (13.35), а также о Царе Иудейском, грядущем на ослице (21.5) и о тридцати серебренниках (27.9).

Так как каждая из этих цитат вводится одной и той же формулой: "тогда сбылось реченное.,.", было высказано предположение, что, кроме цитат в других местах Евангелия, существовало отдельное собрание ветхозаветных цитат. По мнению Ф. Бер-кита¹⁶⁶ и Дж. Р. Гарриса¹⁶⁷, этот вид собрания существовал в то время в еврейском мире¹⁶⁸. Они считают, что Матфей взял эти цитаты из арамейского собрания свидетельств. В некоторых случаях (например, 1.23) цитата отличается как Септуагинты от текста, так и еврейского, что можно, по-видимому, объяснить арамейским влиянием. Тогда это будет говорить в пользу арамейского оригинала. Мак-Нейл¹⁶⁹ считает же наоборот, что этот источник мог быть переведен на греческий язык до его использования Матфеем.

Гипотеза собрания свидетельств (testimonia) поддерживается интересом первых христиан к ветхозаветному свидетельству о Христе¹⁷⁰. Поэтому вполне вероятно, что такое христианское собрание существовало. Однако некоторые характеристики этой гипотезы не находят подтверждения.

1. На основании утверждения Папия о существовании Логии Матфея, Беркит и Гаррис считают, что Матфей был автором подобной книги свидетельств, но это маловероятно, так как Папий употребляет это слово по отношению к Иисусу, а не ветхозаветным изречениям (Logia)¹⁷¹.

2. Кроме того, эта теория ничего не принимает во внимание о раннехристианских параллелях, хотя доподлинно известно, что подобные "свидетельства" (testimonia) существовали во времена Тергуллиана и Киприана. А также эти более поздние книги дают совершенно другой образец последовательности и языка, чем тот, который мы имеем в Евангелии от Матфея¹⁷².

3. Некоторые, из этих "изречений" не были понятны, если они существовали отдельно от контекста, хотя нельзя исключить возможности, что им давались толкования. Христианский интерес к ветхозаветным "свидетельствам", как указывает Ч. Г. Додд¹⁷³, в большей степени был обращен на наиболее важные повествовательные отрывки, чем на изречения.

4. Сторонники этой теории не уделяют должного внимания связи этих цитат с контекстом у Матфея. А может быть эти "изречения" сами приходили на память, когда автор составлял Евангелие, как, например, цитата из Ос. 11.1 ("из Египта вызвал сына Моего"), с целью показать, что бегство из Египта было божественно предсказанным событием¹⁷⁴. Каким бы странным ни казалось это толкование для современных стандартов, вполне возможно, что писатель вспомнил этот отрывок из Осии, когда думал о самом этом событии. Либо автор выбирал свои события, чтобы подтвердить "свидетельства" (testimonia), но это маловероятно¹⁷⁵.

По мнению В. Л. Нокса¹⁷⁶ не все "свидетельства" (testimonia) взяты из одного источника. Первые пять из цитируемых только у Матфея включены в повествования о Рождестве и входили в тот источник. Из других шести четыре входили в другой источник, содержавший "свидетельства", а две были добавлены из еще одного источника, возможно, устного¹⁷⁷. Но наличие таких вариантов делает всю эту гипотезу менее убедительной¹⁷⁸. Даже если все нужные отрывки входили сначала в источник "свидетельств" (testimonia), то едва ли их было достаточно для составления книги.

Гипотеза Матфеевской школы, о которой мы говорили выше, когда обсуждали цель Евангелия¹⁷⁹, основывалась главным образом на показании Матфеем исполнения пророчеств Ветхого Завета. Толкование выбранных "свидетельств" (testimonia) было основным методом в новозаветной апологетике этой школы¹⁸⁰, и поэтому интерес Матфея к "изречениям" не удивителен. Но эта гипотеза не является наиболее правдоподобным объяснением интереса автора к толкованию. Если Матфей относился к группе, которая, подобно людям из Кумрана, занималась таким толкованием, то легко понять, почему столько текстов естественно приходило ему на ум, когда он писал свое повествование¹⁸¹. Но почему он предварял одну группу цитат специальной формулой, а другую нет? По-видимому, это делалось специально, чтобы привлечь внимание к исполнению пророчеств, которые христианские апологеты толковали с мессианской точки зрения.

В. Повествование о Рождестве у Матфея

Хотя это повествование рассматривается под отдельным подзаголовком, иногда его считают частью большого цикла повествований, характерных только для Матфея¹⁸². Однако полезно будет рассмотреть это повествование отдельно.

1. Повествование о Рождестве у Матфея совершенно иное, нежели у Луки, и несомненно взято из другого источника. Матфей уделяет больше внимания Иосифу, тогда как Лука - Марии.

2. Так как в этих повествованиях очень велик интерес к Ветхому Завету, Нокс считает, что "каждое повествование переплетено со "свидетельствами" (teStimonia) из Ветхого Завета"¹⁸³. Это слишком смелое утверждение, но несомненно, что древняя Церковь придавала особое значение ветхозаветным пророчествам о пришествии Христа, и это отразилось на форме, в которой сохранилось это предание. Но также не исключено, что сам автор первым записал эти особые предания¹⁸⁴ и сам ввел соответствующие "свидетельства", о чем мы говорили выше.

3. Было также выдвинуто предположение, что это повествование появилось в связи с христианизацией повествования о Моисее и Израиле¹⁸⁵, образовав своего рода комментарий к ним. Но хотя интерес к Ветхому Завету бесспорен, трудно допустить, чтобы Ветхий Завет стал основанием для составления повествований¹⁸⁶. В этом случае подобная компиляция подверглась бы тщательной проверке.

4, Часто считается, что повествование о Рождестве у Матфея не является историческим, а было написано позже с догматической целью приукрасить пришествие Иисуса. Однако такой взгляд в большей степени связан с непризнанием сверхъестественного и неверием в непорочное зачатие, чем с исторической оценкой¹⁸⁷.

Тем не менее надо сказать, что родословие у Матфея вызывает некоторые трудности из-за его стилизованной формы и непонятными пропусками и вставками. Но тогда надо ответить на вопрос, не исключают ли экзегетические проблемы, которые ставят эти повествования, всякую историческую основу. Мы можем ответить, что Матфей использует это повествование с целью выразить твердое убеждение в том, что Рождество Мессии не было исторической случайностью¹⁸⁸.

5. Многие ученые считают, что повествование Матфея было продиктовано богословскими мотивами¹⁸⁹. Однако нельзя считать, что богословский интерес исключает историческую основу материала¹⁹⁰.

Г. Другие повествования у Матфея

Главными повествованиями, которые не встречаются ни в одном другом известном нам источнике, являются:

(1) колебание Иоанна Крестителя при крещении Иисуса (3.14-15);

(2) хождение Петра по воде (14.28-31);

(3) четыре драхмы во рту рыбы;

(4) несколько эпизодов в повествованиях о Страстях; таких как торговля Иуды с первосвященниками (26.14-16), умывание рук Пилатом (27.24-25); землетрясение и воскресение некоторых святых (27.S1-S3); и в последнем разделе, такие как стража у гроба; Ангел, отваливший камень от гроба; взятка страже (27.62 - 28.15).

Килпатрик¹⁹¹ разделяет материал на три раздела: повествования о Петре (14.28-31; 16.17-19; 17.24-27; 18.15-22), повествования о Страстях и Воскресении (26.52-54; 27.3-10, 19, 24-25, 51-53, 62, 66; 28.2-4, 9-20) и разные повествования (3.14-15; 4.23; 9.35; 15.22-24; 17.6-7; 21.10-11, 14-16).

Многие ученые видят в этих разделах некоторое сходство и считают, что повествование о Рождестве должно иметь общий источник. Характерными особенностями, объединяющими этот материал, считаются следующие:

(1) стилистические признаки;

(2) ссылки на ангелов и пророков;

(3) акцент на чудесном;

(4) догматическая цель, подтверждающая древнее предание¹⁹².

Первой характеристике нельзя придавать большого значения, Так как в этом повествовании не так много признаков, которые стилистически отличались бы от остального материала, но другие три характеристики, несомненно, указывают на единый источник этого повествования. Интерес к ангелам, однако, не ограничивается этим особым источником, кроме как в выражении "Ангел Господень". Кроме того, об ангелах говорится и у Матфея, и у Луки, что должно предполагать общую характеристику древнего предания. Общепризнанно, что пророческий элемент больше выражен у Матфея, чем у других синоптиков, что несомненно выражает главным образом цель Евангелия. Может быть верно, что чудесный элемент сильнее подчеркнут в повествованиях у Матфея, чем в других синоптиков, но значительно слабее по сравнению со сверхъестественными приукрашиваниями в апокрифических Евангелиях. Поэтому неправильно было бы считать особый материал Матфея "апокрифическим"¹⁹³.

Попытка Петра пойти по воде не менее невероятна, чем действия Самого Иисуса, что касается физического аспекта, и это событие описано не только у Матфея. И действительно, результат этого эпизода предполагает совершенно другой мотив, чем приукрашивание, потому что нельзя сказать, чтобы после него Петр получил какую-то особую силу. В. Тейлор¹⁹⁴ видит догматическую цель в колебании Иоанна Крестителя, в повествованиях о четырех драхмах во рту рыбы и о воинах после Воскресения, и все они, по его мнению, разрешают существовавшие в то время трудности. Повествование о четырех драхмах, например, рассматривается как решение проблемы, должны ли или нет христиане платить подать¹⁹⁵. Но хотя такое предположение может объяснить происхождение этих источников, сами повествования отнюдь необязательно требуют такого объяснения. Если бы они имели историческую ценность, которую многие ученые отрицают, то они и сейчас бы разрешали некоторые проблемы. Часто считается, что повествования были написаны для разрешения этих проблем, но, несомненно, правильнее будет считать, что сами проблемы были основным фактором в процессе выбора и сохранения уже существовавшего материала.

Вывод Винсента Тейлора о том, что этот цикл преданий имел наименьшее значение в евангельских преданиях, вызван его недооценкой влияний, описанных выше. Мы уже говорили выше, сколь опасно таким образом подходить к исторической ценности материала.

VII. МАТЕРИАЛ, СОДЕРЖАЩИЙСЯ ТОЛЬКО У ЛУКИ

Объем материала, которого нет в других источниках, у Луки даже больше, чем у Матфея. По мнению Стритера этот особый материал "L" Лука собрал в Кесарии. Он существовал необязательно в письменной форме, и символ "L" поэтому, можно рассматривать как обозначение устного предания¹⁹⁶, по-видимому собранного Лукой, когда он был в Кесарии.

А. Общее содержание

Этот материал "L" содержит четырнадцать притч: о двух должниках (Лк. 7.41-43); о милосердном самарянине (10.29-37); о докучливом друге (11.5-8); о безумном богаче (12.13-21); о бесполезной смоковнице (13.6-9); о башне (14.28-30); о царе, идущем на войну (14.31-33); о потерянной драхме (15.8-10); о блудном сыне (15.11-32); о неверном управителе (16.1-9); о богаче и Лазаре (16.19-31); о рабах ничего не стоящих (17.7-10); о неправедном судье (18.1-8); о мытаре и фарисее (18.9-14). Если притчу о десяти минах (19.11-27) считать отличной от притчи о талантах, то необходимо добавить и ее, но многие ученые считают их вариантами одной и той же притчи. Однако различия между ними достаточно велики, что позволяет считать ее отдельной притчей.

Кроме этих притч, есть также и несколько отдельных изречений, таких как по поводу спора о наследстве (12.13-15), гибели галилеян в Силоаме (13.1-5), и изречения о смирении (14.7-14) и лицемерии (16.14-15).

Большой повествовательный материал также относится к "L", и его можно суммировать следующим образом:

1. В Галилейский период

Отвержение в Назарете (4.16-30).

Чудесный улов рыбы (5.1-11).

Сын вдовы в Наине (7.11-17).

Грешница (7.36-50).

Прислуживающие женщины (8.1-3).

2. В повествованиях о "путешествии" Самарянские селения (9.51-56).

Миссия Семидесяти (10.1-16).

Мария и Марфа (10.38-42).

Женщина, которая назвала блаженной Матерь Христа (11.27-28).

Скорченная женщина (13.10-17).

Человек, страждущий водяной болезнью (14.1-6).

Десять прокаженных (17.1-19).

Закхей(19.1-10).

3. Повествования о Страстях

Спор во время тайной вечери (22.15-30).

Пот, как кровь (22.40-46).

Арест (22.47-53).

Тройной суд (22.54 - 23.16).

Плачущие женщины (23.26-31).

Раскаявшийся разбойник на кресте (23.39-43).

4. Повествования о Воскресении Женщины у гроба (24.1-12).

По пути в Еммаус (24.13-35).

Явление в Иерусалиме (24.36-49).

Вознесение Иисуса (24.50-53).

Это содержание надо считать гипотетическим¹⁹⁷, так как некоторые повествования частично совпадают с повествованиями в других Евангелиях (например, 24.1-12), но между ними имеется большое различие, которое предполагает другой источник.

Важно отметить, что большинство особых притч и изречений у Луки помещены в его повествованиях о "путешествии" вместе со многими его особыми повествованиями. Из материала, рассмотренного выше, можно выделить некоторые характерные признаки особого источника Луки.

(1) Притчи не называются так часто, как у Матфея, притчами о Царстве, хотя, согласно И. Иеремиасу, они в равной мере изобилуют тайнами Царства. Особенно выделяется интерес к людям.

(2) Повествования содержат несколько чудес, и некоторые особенно удивительные, но критики источников обычно не относят их к той же категории, что притчи особого источника Матфея.

(3) Особый интерес проявляется к женщинам.

Мы уже говорили, что название отрывка Лк. 9.51 - 18.14 повествованием о "путешествии" не совсем удачно. Оно конечно заполняет разрыв между Галилейским и Иудейским служениями, который имеется у других синоптиков, но в нем фактически очень мало говорится о путешествии. В начале этого повествования Иисус находится в Галилее и собирается идти в Иерусалим (9.51), а после него Он находится возле Иерусалима (19.28), но само путешествие во всем этом разделе описано в общих чертах¹⁹⁸. Это привело к мнению, что Лука сам заполнил разрыв главным образом разным материалом из своего собственного материала и "Q", почти не вдаваясь в географические детали¹⁹⁹. И считается, что 13.31-33 не соответствует 9.51, так как в нем говорится, что Иисус только собирается уйти из Галилеи²⁰⁰. Но называется не Галилея, а только территория Ирода (которая включала часть Перею), и предполагаемого несоответствия не было бы, если бы Иисус был тогда в Перее. Так и 17.11, где говорится, что Иисус шел в Иерусалим, проходя между Самарией и Галилеей, считается трудным объяснить географически. Конечно, было бы странным, если бы в 13.31-33 было сказано, что до этого Иисус был в Перее. Возможно, что 17.11 является воспоминанием более раннего события, но в таком случае большой акцент на характере содержания отодвинул бы на второй план результат путешествия. Предполагается²⁰¹, что доминирующей особенностью материала, как его расположил Лука, является чередование наставлений и рассуждений, предназначенных специально для обучения проповедников и миссионеров, а также и то, что этот материал в большей степени, чем в других источниках, посвящен полемическим вопросам²⁰².

Б. Повествование о Рождестве

Относительно повествования о Рождестве у Луки существуют разные мнения. Обычно принято считать, что Лука имел особый источник для этого материала, и в таком случае он отличался от общего материала "L". Если "L" представлял собой устное предание, то тогда легче поверить, что повествование о Рождестве входило скорее в такое устное предание, чем в письменный источник. Это объясняется лингвистическими различиями между Лк. 1 и 2 и остальным материалом, содержащимся только у Луки. Особенности этих повествований можно кратко изложить следующим образом:

(1) Их язык и стиль очень отличаются от остальной части Евангелия. После литературного предисловия (1.1-4) стиль Луки в следующем разделе (1.5, 2.52) становится, по выражению В. Л. Нокса²⁰³, "разгулом гебраистического греческого с некоторыми усовершенствованиями". Мак-Нейл²⁰⁴ называет его язык "переводным греческим". Но как бы его ни определять, греческий язык этой части Евангелия сильно отличается от греческого до и после этой части, потому что, начиная с 3.31 и далее, стиль теряет сильные гебраистические особенности повествования о Рождестве и становится, по общему мнению, литературным греческим языком. Эта лингвистическая особенность требует объяснения.

(2) Содержание повествования о Рождестве необычное. Так, именно только в этом разделе Лука вводит гимны, и они написаны по образцу наиболее поэтических частей Септуагинты. Они изобилуют ветхозаветными ссылками.

(3) Это повествование отличается от такого же повествования у Матфея²⁰⁵. Лука уделяет больше внимания Назарету, чем Иудее, Марии - больше, чем Иосифу, связи между Иоанном Крестителем и Иисусом, а также детству Иисуса.

Были предложены разные объяснения происхождения этого повествования, но здесь мы можем только кратко их изложить.

1. Теория еврейского источника

Часто выдвигалась идея, что Лука пользовался древнееврейским источником²⁰⁶. Эта идея защищалась с разных точек зрения: так, одни считали, что Лука появился в секте Иоанна Крестителя²⁰⁷; другие основывались на том, что некоторые выражения в этом повествовании напоминают игру слов, столь характерную для еврейской литературы, что можно объяснить только тем, что Лука пользовался еврейским текстом²⁰⁸. Винтер²⁰⁹ считает, что Лука пользовался в этом повествовании несколькими источниками, так, "Величит душа Моя" (Magnificant) и часть "Благословен Господь" (Benedictus) взяты из воинственных гимнов Маккавеев, одна часть повествовательных разделов (Лк. 2.5-80; 2.1-21) из документа, приписываемого Иоанну Крестителю, а другая часть ассоциировалась с Иаковом, братом Господним (2.22-29; 41-51а).

Однако весьма сомнительно, чтобы Лука так радикально переделал источник Иоанна Крестителя, как предполагает эта теория, учитывая его привычку сохранять свои источники с наименьшими изменениями²¹⁰.

Если допустить использование Лукой древнееврейского источника, то все же остается вопрос, сам ли он перевел его на греческий язык или имел уже его перевод²¹¹. Однако для общей теории не имеет большого значения сам ли он или кто-то другой сделал этот перевод, так как считается, что он сохранил много семитских особенностей²¹².

2. Теория арамейского источника

Если раньше эта теория имела некоторых сторонников²¹³, то теперь она отрицается. Отсутствие явных арамейских характеристик в этом разделе²¹⁴ объясняется этой теорией переводом арамейского языка на греческий по образцу Септуагинты, избежавшей арамеизмов. Большинство ученых сегодня считают это маловероятным.

3. Теория свободного составления

Согласно широко признанной гипотезе это повествование было написано самим Лукой. Говард²¹⁵, например, считает, что Лука употребил гебраизмы, будучи под сильным влиянием стиля Септуагинты и особенно Псалмов. Гарнак²¹⁶ пошел дальше и предположил, что гебраизмы были введены умышленно, но это предположение было отвергнуто Торреем²¹⁷, так как это потребовало бы огромной работы Луки, которая не имеет каких-либо оснований. Но если Лука умышленно составил свое повествование о Рождестве по образцу Септуагинты, то почему он это сделал? Некоторые допускают, что целью Луки было показать тесную связь между событиями Рождества и Ветхим Заветом²¹⁸. В таком случае он должен был следовать образцам Ветхого Завета (Септуагинты), и тогда становятся понятны гебраизмы, если, конечно, есть достаточно данных, свидетельствующих, что Септуагинта, а не еврейский текст лучше всего может объяснить его стиль. В последнем случае еврейский оригинал был бы более вероятным, но имеющиеся данные не позволяют исключить влияния Септуагинты на греческий язык Луки²¹⁹. Если он основывал свой язык на образцах Септуагинты, то результат красноречиво свидетельствует о его литературном мастерстве²²⁰

Существуют различные варианты гипотезы о соединении Лукой устного традиционного материала с ветхозаветным²²¹. Так, можно предположить, что Лука выбрал библейский материал и соединил его с устными преданиями, которые он имел²²², либо само устное предание находилось под сильным влиянием библейских моделей, потому что величественные гимны в первых двух главах Евангелия от Луки, если можно их считать в какой-то мере достоверными, должны были повлиять на форму повествования. Более радикальным представляется мнение о том, что Лука вообще пренебрег устным преданием и составил свое повествование о Рождестве как благочестивую легенду по образцу раввинистических хаггад²²³. Второе предположение представляется наиболее вероятным, особенно если предположить, что Лука лично знал Матерь Божью, что вполне возможно. Первое предположение можно допустить, но оно требует от Луки большого художественного мастерства. Третье же необходимо отвергнуть, потому что представляется неправдоподобным, чтобы это бесценное повествование не основывалось на фактах и было придумано Лукой ради подражания Ветхому Завету²²⁴.

4. Историческая ценность этого повествования

Оценка исторической достоверности всегда зависит от взгляда на происхождение материала. Если все произведение является вымыслом, то нет смысла говорить о нем с исторической точки зрения. Но если были использованы источники, будь то устные или письменные, то ценность повествований Луки будет зависеть от их достоверности. Многие ученые оспаривают их историчность на том основании, что Лука сделал ошибку, говоря о переписи при Квиринии (Лк. 2.3), но археологические открытия помогли нам восстановить доверие к Луке²²⁵. Тем не менее существовали теории о языческом влиянии²²⁶, что поставило под сильное сомнение историчность Луки. Однако, как указывает Тейлор, в этих повествованиях совершенно отсутствуют мифологические характеристики и по своему богословию и духу они еврейско-христианские²²⁷. Конечно, здесь надо точно установить, что понимать под категорией еврейско-христианского. Этот термин необходимо понимать в самом широком смысле, относительно Самого Господа, потому что это повествование не имеет рамок и содержит в себе несколько указаний на Его универсальную миссию (ср. гимн Симеона, Лк. 2.29-32).

Те, кто связывает один из источников с сектой Иоанна Крестителя, видят в этом повествовании попытку соединить эту секту с еврейским христианством²²⁸. Но с этим никак нельзя согласиться ввиду малочисленности этой секты²²⁹. Цель всего Евангелия гораздо шире. Помимо повествования о Рождестве, Лука показывает огромное значение Иоанна в цепи всех евангельских событий, подробно описывая начало его проповедования (3.1). Указание на точную дату предполагает, что до этого другие повествования исключены (о чем мы будем говорить ниже). Но нельзя и полностью исключить, что повествования о Рождестве были умышленно введены Лукой как своего рода предисловие к формальному возвещению о начале общественного служения Иисуса Христа.

В. Гипотеза Прото-Луки

Стритер²³⁰ первым выдвинул гипотезу о том, что Лука составил черновик своего Евангелия до того, как познакомился с источником Марка, а затем ввел материал Марка перед тем, как опубликовать свое Евангелие. Однако многие другие ученые своими исследованиями выявили те трудности, с которыми сталкивается широко признанная гипотеза о том, что Евангелие от Луки было построено на материале Марка²³¹. Гипотезу Стритера поддержал Винсент Тейлор, который привлек к ней серьезное внимание многих ученых. Он считает, что Лука имел копию "Q" и, будучи в Кесарии, собрал материал "L", который соединил с "Q". Этот объединенный материал был назван Прото-Лукой, но он представлял собой не более чем черновик. По мнению Тейлора, "он не был и не мог быть опубликован, пока Лука не расширил его материалом Марка"²³². И это необходимо учитывать при оценке гипотезы Прото-Луки.

1. Основания гипотезы

Лучше всего изложил эту гипотезу сам Тейлор²³³.

(1) Повествования о Страстях Господних. На основании результатов сравнения повествований о Страстях у Луки и у Марка Тейлор приходит к выводу, что Лука не переделал Марка, а основывался на самостоятельном повествовании²³⁴. Считается, что материал Марка был добавлен, но если его изъять, то повествование по-прежнему останется цельным. Подобная точка зрения подтверждается многочисленными случаями, когда Лука изменяет в этом разделе порядок расположения материала Марка²³⁵. Поэтому теория Прото-Луки считается убедительным объяснением противоречий данного феномена²³⁶.

(2) Эсхатологическое поучение. Лк. 21 имеет те же характеристики, что и повествование о Страстях, и это привело к предположению, что, по крайней мере, ст. 29-34 "основываются на немарковским источнике, но дополненном материалом Марка"²³⁷. В. Тейлор не включает этот материал в Прото-Луку, но считает, что его структура отражает литературный процесс составления Евангелия.

(3) Главный раздел повествования. В тех частях, где описывается общественное служение и путешествие, материал Марка включен блоками, чередуясь с блоками другого материала. Если изъять материал Марка, то оставшийся материал имеет "относительную связь". И наоборот, разделы из материала Марка считаются не связанными между собой "тематическими слоями"²³⁸.

(4) Использование "Q". Считается, что использование Лукой "Q" показывает его тенденцию расширить свой материал добавлением "L". Иначе говоря, материал "Q" всегда сочетается с материалом "L" и никогда не вводится в материал Марка. И это предполагает, что "Q" и "L" были соединены до добавления материала Марка. Если согласиться с таким взглядом, то он будет сильным аргументом в пользу гипотезы Прото-Луки. Лука, несомненно, сохранил расположение материала Марка блоками, и поэтому считается, что объяснить это можно только тем, что остальной материал уже был соединен²³⁹.

(5) Опущение материала Марка. Около половины Евангелия от Марка имеет параллели у Луки. Опущенный материал, по этой теории, можно, по-видимому, объяснить тем, что Лука предпочел параллельное предание, либо ему не было необходимости в дополнительном материале для "Q-L". Силу этого аргумента можно подтвердить тем, что такое же объяснение можно дать Прото-Луке.

(6) Использование материала Марка. В черновике Прото-Луки отсутствовал Галилейский материал, чудеса и притчи о Царстве. Поэтому Лука заполнил этот пробел материалом Марка. Тейлор называет его "каменоломней, из которой берется материал для расширения существующего здания"²⁴⁰. Трудность, которую вызывает такое предположение, состоит в том, что пробел этот обнаруживается только потому, что этот "строительный камень" уже был вынут²⁴¹. Вполне вероятно, что этот материал представлен в своем первоначальном плане.

(7) Литературный метод Луки. Точное указание даты в 3.1, конечно же, говорит о начале повествования, и в таком случае можно считать, что Прото-Евангелие Луки начиналось с этого места. Это также подтверждается месторасположением родословия, которое, в противоположность Матфею, находится после повествований о Рождестве и первого упоминания о служении Иисуса. Это, несомненно, является одним из самых сильных аргументов в пользу Прото-Луки²⁴². К этому еще можно добавить метод Луки, который он использовал в своем предисловии и в "мы-разделах" Деяний, что говорит в пользу гипотезы Прото-Луки²⁴³.

Эта теория поддерживается и другими рассуждениями. Так, Лука называет Иисуса Господом четырнадцать раз, тогда как Матфей и Марк ни разу, что подтверждает общепринятое мнение о редакторской работе Луки. Это же можно сказать и о работе толкователей еврейских законов в отрывках, взятых из Марка (rammatevs), по сравнению с таковыми, взятыми из "Q" (nomikos). Обе эти особенности понятны, если Лука составил свое Евангелие в два этапа. Кроме того, считается, что фраза из миссионерского поручения семидесяти ученикам (Лк. 10.4) перекликается со словами Иисуса, обращенными к двенадцати апостолам (Лк. 22.35), а это можно лучше всего объяснить тем, что во время составления 22.35 Лука не знал о миссионерском поручении Двенадцати (9.3)²⁴⁴. Такой аргумент имел бы силу, если признать, что в Лк. 22 автор не имел предания, на которое он мог бы положиться.

Сторонники гипотезы Прото-Луки считают вышеприведенные аргументы хорошей основой для своих воззрений, если учитывать их в совокупности. Тем не менее эта теория была подвергнута сильной критике.

2. Критика гипотезы

(1) Немарковский характер повествований о Страстях оспаривается, особенно Г. Д. Килпатриком²⁴⁵, по мнению которого евангелист модифицировал материал Марка, нарушив целостность его повествования о Страстях. Он основывает свои аргументы на лингвистических характеристиках, но Тейлор считает, что такие аргументы являются "слишком слабой основой для полного отвержения Луки как автора повествования о Страстях"²⁴⁶.

Повествование начинается со ст. 22.14 и кончается на ст. 24.11, которым, по мнению Тейлора, предшествовало 19.47-48, где описывается каждодневное учение Иисуса в храме и решение первосвященников убить Его. Но трудно себе представить, чтобы Лука, даже в своем черновике, так резко прервал ход мысли, представив сцену в горнице перед началом Пасхи как непосредственную реакцию на этот заговор. Раздел, Лк. 20.1-8, где ранее упомянутый заговор начинает осуществляться, так естественно связан с контекстом, что едва ли он отсутствовал в первоначальном плане Луки. Драматические поиски осуществления заговора в 22.1 и далее не имели бы смысла без Марковских разделов, а без них повествование о Страстях у Луки потеряло бы свое основное значение²⁴⁷. И вопрос этот, очевидно, можно разрешить, предположив, что элементы не из Прото-Луки (20-22.13) были добавлены как объяснительное соединение между 19.48 и 23.14, либо Лука сначала планировал свой материал так, чтобы показать развитие заговора как основание для установления Вечери Господней. Этот вопрос не так легко разрешить, но последнее, может быть, лучше всего соответствует историческому и литературному методу Луки²⁴⁸. Некоторые ученые видят в лингвистических характеристиках подтверждение того, что даже в Марковской части Евангелия Лука использовал свой собственный источник и обогатил его материалом Марка²⁴⁹. Хотя такая теория и могла бы поддержать гипотезу Прото-Луки, но в ней нет необходимости, потому что при составлении всей книги Лука мог пользоваться двумя источниками.

(1) Ссылка Хокинса на двенадцать изменений в расположении Марковского материала у Луки по-разному понимается им и Тейлором. Так, Хокинс считает, что они могли произойти как при устной, так и при письменной передаче, и поэтому в этом разделе Лука не использовал материал Марка. Тейлор же, хотя и признает такую возможность, использует ее для подтверждения своей гипотезы Прото-Луки, утверждая, что разделы, в которых расположение материала Марка не изменено, можно рассматривать как вставки. Иными словами, Лука использовал устное предание для большей части своих повествований о Страстях, но ввел некоторые данные из письменного материала, заимствованные у Марка. Но в таком случае проще предположить, что "вставки" из Марка также сохранились и в устном предании.

(2) Мало что можно сказать об эсхатологическом поучении (которое, если считать его отдельным повествованием, поддерживает теорию Прото-Луки), кроме только того, что не все согласны с мнением, что раздел Лк. 21 был совершенно независимым источником.

(3) Некоторые ученые оспаривают целостность повествования в разделах Прото-Луки. Крид назвал его "амфорным собранием"²⁵⁰, и такое определение имеет некоторое основание. Анализ Прото-Луки²⁵¹ показывает, что в нем содержится 706 стихов, из которых в не менее чем 556-ти дается описание последнего путешествия и повествования о Страстях. Возможно, конечно, что в черновике Луки этот материал был записан в такой сжатой форме²⁵², но трудно поверить, чтобы Лука был так ограничен в материале о первом служении просто потому, что не знал Марка, и в то же время смог собрать разнообразный традиционный материал для последующего служения. Главную трудность вызывает предположение, что материал Марка существовал только в форме его Евангелия, но тогда можно спросить, является ли это достаточным основанием для возможности устной передачи этого материала.

(4) Винсент Тейлор²⁵³ признает, что в Лк. 3.1 - 4.30 есть некоторые фразы, аналогичные Марку, но он не придает этому большого значения. Петри²⁵⁴ же полагает, что половина раздела у Луки, 3.1 - 9.50, представляет собой Марковский материал, но Тейлор не считает это достаточно убедительным возражением против своей теории, что Марковский материал был добавлен в первоначальный материал Луки²⁵⁵. Вопросы такого рода чрезвычайно трудно разрешить на объективной основе. Другим объяснением этих Марковских разделов является то, что они уже имелись в "Q"²⁵⁶.

(5) Еще одна трудность возникает в связи с пробелом в разделе 8.3 - 9.51, если исключить Марковский материал. Попытка Тейлора найти немарковские характеристики в этом разделе, чтобы предположить их возможное введение в Прото-Луку, ничего не дает.

При оценке "за" и "против" этой теории надо признать, что многие аргументы в ее пользу при детальном анализе теряют свою силу. Однако надо согласиться с мнением сторонников этой теории, что все данные должны рассматриваться в своей совокупности. Но хотя эта гипотеза и может объяснить какие-то особенности литературного построения Луки, нельзя сказать, чтобы эти особенности нуждались в такой гипотезе.

Если признать правильной теорию Концельмана о том, что Лука свободно редактировал Марка, то тогда надо исключить теорию Прото-Луки. Но не надо думать, что единственной альтернативой признания этой теории является предположение, что Лука переделал весь материал из своих источников со своей собственной точки зрения, так как, если допустить, что Лука сам собрал достоверный материал, то тогда исключается составление его Евангелия в два этапа. Если предположить, что Лука имел весь материал Марка, "Q" и "L", то из факта, что он предпочел использовать свой материал в блоках и соединить "Q" и "L", отнюдь не следует, что он должен был это сделать до того, как ввел материал Марка. Но гипотеза Прото-Луки не представляла бы большого интереса, если бы она касалась только метода работы Луки.

3. Ценность гипотезы

Если считать эту теорию правильной, то какую же ценность она имеет для синоптической проблемы? Необходимо рассмотреть четыре основных фактора:

(1) существование авторитета, сравнимого с Марком (Стритер особенно подчеркивает важность этого фактора);

(2) подтверждение Иоанновского предания;

(3) основа для традиционных идей, типичных для Павла;

(4) подтверждение раннего характера описания Иисуса у Луки.

Первый из этих факторов имеет самостоятельную ценность только в строгих рамках критики источников, которая относит Евангелие от Марка к раннему периоду, а каноническое Евангелие от Луки - к позднему. Второй фактор утрачивает свою ценность, если считать Иоанновское предание более ранним, что в последнее время признается все большим количеством исследователей. Третий фактор представляется совсем непонятным, так как тесная связь между Павлом и Лукой в равной мере объясняет одинаковые у них акценты. А четвертый фактор совсем неубедителен, так как описание Иисуса у Луки не яснее в Прото-Луке, чем в Евангелии, и если последнее было составлено до первого, то отпадает необходимость в более раннем повествовании. Так как эти факторы зависят от предположения, что Прото-Лука наиболее точно датируется в пределах 60-65 гг. от Р.Х.²⁵⁷, то они во многом теряют свою вескость, если каноническое Евангелие от Луки датировать значительно более ранним периодом, чем это обычно предполагает теория четырех документов. И если интервал между Прото-Лукой и Евангелием становится короче, то соответственно и уменьшается ценность гипотезы.

Тем не менее, некоторые ученые полагают, что как бы рано ни было написано Евангелие от Луки, Прото-Лука является важным свидетельством ранней записи предания. Но как в таком случае можно рассматривать Прото-Луку в качестве записи предания до того, как оно увидело свет, что не могло произойти, пока оно не было включено в Евангелие.

Теориям Б. Стритера и В. Тейлора было уделено значительное внимание, так как они оказали самое сильное влияние, но были и другие разновидности теорий источников Прото-Луки. Теория Г. Залина²⁵⁸, хотя и имеет такое же название, серьезно отличается тем, что предполагает, что фрагмент Лк. 1.5 - Деян. 15.35 был написан на арамейском языке одним автором. Этот источник, также называемый Прото-Лука, был затем переведен и дополнен (Лк. 1.1-4; Деян. 15.36 и далее) Лукой, но не автором Прото-Луки, который считается сирийским христианином из евреев. Согласно гипотезе Эдуарда Швейцера²⁵⁹, первоначальный источник, включавший в себя сборник повествований о чудесах (источник "W", от англ. Wonder-stories), и дополнительный гебраистический источник были соединены в единое целое автором до создания Евангелия от Луки, которого Швейцер называет "Н". Позже Лука дополнил эти два источника материалом Марка. Ниже мы постараемся показать, что теория Швейцера ближе к теории четырех документов Барнета Стритера, чем Залина, хотя и отличается от теории первого тем, что Швейцер не считает евангелиста Луку автором Прото-Луки²⁶⁰.

VIII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Представленный обзор различных теорий источников показал, что синоптическая проблема все еще остается неразрешенной, и поэтому мы в дальнейшем (см. приложение IV к данной книге) рассмотрим возможные пути для ее разрешения. Но до этого необходимо более детально остановиться на обзоре школы "истории форм", чтобы показать, в какой мере она модифицировала или сохранила общепризнанные гипотезы источников.

Примечания

¹ Подробности см. далее в данной главе в разделе IV.
² Эти параллели лучше всего изучены в синопсисе Евангелий в греческом тексте. Наиболее подходящий: A. Huck, Synopsis of the First Three Gospels (ed. H. Lietzmann, англ, изд.: F. L. Cross, 1949). Другая доступная Гармония: E. D. Burton and E. J. Goodspeed, A Harmony of the Synoptic Gospels in Greek (1922). Для применения различных методов синоптического анализа см.: W. R. Farmer, Synopticon (1969). Автор напечатал тексты трех Евангелий последовательно, указывая их соответствия посредством различно расцвеченных отрывков. Фармер усовершенствовал метод, изложенный у W. Rushbrooke, Synopticon (1880), который разместил схожие отрывки параллельно для иллюстрации теории общедоступного источника. О математическом сравнении см.: В. de Solages, A Greek Synopsis of the Gospels (1959). Английскую Гармонию см.: J. M. Thompson, The Synoptic Gospels (1910); H. F. D.Sparks, A Synopsis of the Gospels (1964). Издано также современное пособие: R. W. Funk (ed.), New Gospel Parallels, 2 vols.'(1985).
³ Полный список соответствий: H. H. Stoldt, History and Criticism of the Marcan Hypothesis (1977), pp. 11-23. Автор приводит 180 мест, где Марк вводит дополнительные подробности к параллельным отрывкам у Матфея и Луки; 35 случаев, где Матфей и Лука не следуют Марку; другие 35 случаев, где Матфей и Лука согласуются в противовес редакции Марка; и 22 места где Матфей и Лука используют одинаковые выражения и обороты, отличающиеся от Марка. Всякое предположение должно быть подготовлено с учетом этого впечатляющего списка.
⁴ Интересно отметить, что Джон Кальвин, который написал комментарий на: A Harmonic upon the three Evangelistes, Matthew, Mark and Luke (англ. пер. E. Paget, 1584), выбрал именно эту форму дня удобства, а не потому что он серьезно занимался синоптической проблемой.
⁵ Neue Hypothese uber die Evangelisten als bloss menschliche Geschichts-schreiber (1778).
⁶ Historische-kritische Einleitung in das Neue Testament (1812).
⁷ Хотя эта ранняя теория сейчас отброшена, в ст.: S. Porubian (Nov. Test. 7 (1964), pp. Si118, автор предложил теорию подлинного общего Евангелия, которое согласуется с апостольской проповедью. Он высказал это предположение на основе исследования общего для синоптических Евангелий материала. Но в его изучении устойчивых групп стихов в синоптических Евангелиях Дж. Тайсон, "Sequential Parallelism in the Synoptic Gospels", NTS 22 (1976), pp. 276-308, делает вывод, что гипотеза Прото-Евангелия должна быть подвергнута сомнению, хотя доказательства альтернативных теорий неубедительны.
⁸ A Critical Essay on the Gospel of St. Luke (англ. пер. 1825).
⁹ Теория Нокса о том, что различные записи не вошли в Евангелие от Марка, сходна с теорией Фридриха Шлейермахера. Ср.: W. L. Knox, Sources of the Synoptic Gospels: I St. Mark (1953).
¹⁰ Von der Regel der Zustimmung unserer Evangelien (1797), воспроизведено в Werke zur Religion und Theologie 12 (1810).
¹¹ Historisch-kritischer Versuch tlber die Entstehung und die fruhesten Schicksale der schriftlichen Evangelien (1818).
¹² B. F. Westcott, An Introduction to the Study of the Gospels (1888, впервые опубликовано в 1860г.).
¹³ Ibid., p. 167.
¹⁴ Ibid., pp. 168 ff.
¹⁵ Ibid., р. 170.
¹⁶ Ibid., pp. 174 ff.
¹⁷ Ibid., pp. 184ff.
¹⁸ Ibid., pp. 209 ff.
¹⁹ Брук Фос Весткотт (В. F. Westcott, op. cit., pp. 192 ff.) утверждал, что устное Евангелие изначально существовало как на арамейском, так и на древнегреческом языках.
²⁰ Die synoptischen Evangelien (1883).
²¹ Synopsis of the Gospels in Greek (1896); The Composition of the Four Gospels (1890); Some New Testament Problems (1898); St. Luke in Greek (1900).
²² Райт настаивал на том, что некоторые формы определенных наставлений, которые должны были заучиваться наизусть, существенны для обоснования устной теории (ср.: Wright, Synopsis, p. xiv).
²³ Op. cit., p. xvii.
²⁴ St. Luke in Greek, p. xi.
²⁵ Ср. специально работы Фаррера и Каррингтона по Марку с работой Гилдинга по Иоанну. Обсуждение этих теорий см. ниже.
²⁶ Op. cit.p. 208.
²⁷ Биргер Герхардсон (В. Gerhardson, Memory and Manuscript, 1961) дает доскональный и тщательный анализ методов устного предания в раввинском иудаизме и предполагает, что подобные методы были восприняты христианами. См. дальнейшую дискуссию об идее Герхард-сона в приложении IV.
²⁸ Б. Ф. Весткотт объясняет этот феномен тем, что сообщения Марка были наиболее ранними и, следовательно, "представляли наиболее близко оригинал", который послужил основой для написания Евангелия (В. F. Westcott., op. cit., p. 211). В этом случае преобладание порядка изложения Марка не представляется загадкой. Реальное затруднение видится в следующем: существовал ли обширный материал для Евангелий, который передавался устно? Критика форм отвергает такую возможность, хотя нельзя игнорировать факт современного иудейского порядка передачи раввинских преданий, несмотря на то, что они носят дидактический характер. Современная критика придает слишком большое значение редакторской практике, которая была чужда понятиям первого века по Р.Х.
²⁹ Ср.: А. В. Lord, "The Gospels as oral traditional literature", in W. O. Walker, Jnr (ed.), The Relationship among the Gospels. An Interdisciplinary Dialogue (1978); J. M. Rist, On the Independence of Matthew and Mark (1978). Рист утверждает, что Матфей и Марк - уцелевшие свидетели тридцатилетнего устного предания. Автор считает, что последовательность изложения соблюдалась в устном предании, и оба евангелиста использовали этот источник. Это предположение было подвергнуто критике: J. Bradshaw, "Oral Transmission and Human Memory", ET 92 (1981), pp. 303-307. Автор обнаружил множество синтаксических совпадений в параллельном материале у Матфея и Марка, что с позиций психолингвистики не соответствует теории Риста. Согласно мнению Бредшо, синтаксис воспроизводится только как результат исключительных мер, направленных на усиление памяти. Но, если верить Герхардсону, такие исключительные меры применялись. Бредшо серьезно допускает, что "было бы удивительно, если бы слушатели Иисуса имели неточное воспроизводство поэтических изречений" (J. Bradshaw, op. cit., p. 305).
³⁰ Ср.: Bradshaw, op. cit, p. 306.
³¹ Commentatio qua Marci evangelium totum e Matthaei et Lucae commentariis decerptum esse demonstratur(1789).
³² Джеймсон (H. G. Jameson, The Origin of the Synoptic Gospels, 1922) выдвинул теорию, схожую с точкой зрения Иоганна Якоба Грисбаха, с той лишь разницей, что Джеймсон считал, что Матфей послужил основой для Марка, а Матфей и Марк - для Луки. Необходимо отметать, что последовательность Матфей-Марк-Лука появилась во втором веке, так как к этому времени относится Пролог против Маркиона, принадлежащий, как полагают, Луке. Иная разработка принадлежит Локтону (W. Lockton, CQR, July 1922), который предположил, что Марк опирался на Луку, а они, в свою очередь, использовались Матфеем.
³³ W. R. Fanner, "Modem developments of Griesbach's Hypothesis", NTS 23 (1977), pp. 275-295; Jesus and the Gospel Tradition. Tradition, Scripture and Canon (1982). Автор исходил из предположения И. Я. Грисбаха о том, что порядок Евангелия следующий: Матфей-Лука-Марк. В своей статье Фармер выделяет три предположения о порядке Евангелий: 1) аргумент Б. Стритера о том, что Матфей и Лука никогда не согласуются между собой в порядке изложения в противовес Марку - отсюда следует приоритет Марка; 2) в том случае, если последовательность изложения у Марка не соответствует Матфею, она следует Луке - следовательно Марк был третьим, как и утверждает Грисбах; 3) различия между Марком и Матфеем с одной стороны, а также Марком и Лукой - с другой, указывают на концепцию Прото-Евангелия, в соответствии с мнением Карла Конрада Фридриха Вильгельма Лахмана. Фармер придерживается второго предположения, как более всего соответствующего фактам (pp. 293-295). J. А. Т. Robinson, "The Parable of the Wicked Husbandmen: A Test of Synoptic Relationships", NTS 21 (1975), pp. 443-461. Автор принимает в видоизмененной форме гипотезу двух документов, но исходит из положения о Прото-Евангелии подобного Марку. Но Дж. Орчард подверг это мнение критике на том основании, что Джон Артур Томас Робинсон пугает простоту с древностью (J. В. Orchard, NTS 22 (1976), pp. 346-352).
³⁴ Ср.: J. В. Orchard, Matthew, Luke and Mark (1976). См. также дискуссию: J. В. Orchard and T. R. W. Longstaff(eds.), J. J. Griesbach: Synoptic and Textual Studies (1976, 1978). Описание происхождения гипотезы: Во Reicke, "Griesbach und die synoptischen Frage", ThZ 32 (1976), pp. 341-359. Попытка опровергнуть гипотезу Грисбаха (С. N. Talbert and E. V. McKnight, "Can the Griesbach Hypothesis be falsified?", JBL 91 (1972), pp. 338-368) вызвала сильную ответную реакцию: G. W. Buchanan, "Has the Griesbach hypothesis been falsified?", JBL 93 (1983), pp. 550-572. Дебаты о теории Грисбаха продолжаются. Ср. статьи: D. L. Dungan, W. R. Farmer and M. D. Goulder in Synoptic Studies (ed. С. М. Tuckett, 1984).
³⁵ "De ordine narrationum in evangeliis synopticis", TSK 8 (1835), pp. 570 ff. Статья Лахмана была переведена на английский: N. Н. Palmer, NTS 13 (1966-7), pp. 368-378.
³⁶ Ср.: H. H. Stoldt, History and Criticism of the Marcan Hypothesis (1977), p. 148. Автор делает вывод, что Лахман исключает утверждение о том, что Матфей и Лука использовали Марка. Штольдт цитирует отрывки из книги Христиана Германа Вейссе, который выделяется мнением о том, что Лахман отстаивал приоритет Марка, хотя сам Штольдт считает утверждение ложным (р. 150). Большое количество ученых после Вейссе бездоказательно разделяло мнение о том, что Лахман принимал гипотезу приоритета Марка. Штольдт обвиняет Вейссе в недобросовестности (р. 151).
³⁷ Мнения о том, что Лука использовал Матфея придерживался: E. Simons, Hat der dritte Evangelist den kanonischen Matthaus benutzt? (1880). Более современные защитники теории: А. Farrer in Studies in the Gospel (ed. D. E. Nineham, 1955), pp. 55 ff.; W. R. Farmer, op. cit.; H. A. Guy, "Did Luke use Matthew?", ET 83 (1972). Видоизмененная форма этой теории представлена: В. С. Butler, The Originality of Matthew (1951). Предположение о том, что Матфей использовал первичную форму Луки: Н. P. West, NTS 14 (1967), pp. 75-95. Вест согласен, что это предположение гипотетично, хотя и утверждает, что оно близко гипотезе Q-источника. Он утверждает, что Матфей устойчиво следует видоизмененному Марком Прото-Луке. Противоположный взгляд о том, что Лука использовал Матфея, ср.: U. Wilckens, Nov. Test. 8 (1966), pp. 48-57; A. W. Argyle, iBL 83 (1964), pp. 390-396. Иной взгляд предложил Р. Линдсей: R. L. Lindsey, A Hebrew Translation of the Gospel of Mark (1969), который утверждал, что Матфей использовал Марка, при этом Марк использовал писания Луки плюс еще один источник, который автор называет Прото-Повествование. Ср. его более раннюю статью в: Nov. Test. 6 (1963), pp. 239-263.
³⁸ В последней статье Шмидт (J. J. Schmidt, "In Search of the Origin of the Siglum Q", JBL 100 (1981), pp. 609-611) предположил, что этот символ впервые использовался для четырех заветного источника "Р" в Ветхом Завете, а затем был принят в Тюбингене для исследования Нового Завета.
³⁹ См. дискуссию об источнике Q ниже.
⁴⁰ The Four Gospels (1924).
⁴¹ Винсент Тейлор (V. Taylor, The Life and Ministry of Jesus (1954), p.14), который в основном придерживается теории Б. Стритера, признавал только Марка, Q и М письменными источниками, и этот подход представлен широким кругом ученых, разделяющих в той или иной степени теорию четырех источников.
⁴² Ср.: F. С. Grant, The Gospels, their Origin and Growth (1957), pp. 50-51. Автор придерживается теории множества источников, которая в значительной мере базируется на предположениях Стритера.
⁴³ Хотя, для L сделана уступка устной традиции, предполагается, что этот источник можно свести к писанию Луки до того, как он оставил Цезарею. Это предположение вызвало у Монтефьоре вопрос: является ли гипотеза об источнике L в ее нынешней форме достаточно надежной, если учесть, что документ не уцелел бы при кораблекрушении, в которое попал Лука (Н. Montefiore, Acts 27; ср. его статью: "Does "L" hold water?", JTS n.s. 12 (1961), pp. 59-60). Он полагал, что L не может представлять чисто цезарейское предание.
⁴⁴ Ср.: Н. В. Swete, Mark, p. 1xiii. Более подробное освещение аргументов за и против см.: R. Н. Stein, The Synoptic Problem (1987), pp. 45-88.
⁴⁵ Ср. сопоставления в таблицах Кюммеля (W. G. Kummel, INT, pp. 58-59). Эти сопоставления показывают, как порядок изложения Марка доминирует у Матфея и Луки.
⁴⁶ Аллея (W. С. Allen, The Gospel according to St. Matthew, pp. xix ff.) приводит список тех случаев, когда Матфей, по его мнению, видоизменяет язык Марка. Ср.: V. Н. Stanton, The Gospels as Historical Documents (1923), pp. 51-53. Ср. доказательства относительной бедности языка и стиля Марка: R. H. Stein, op. cit., pp. 52-54.
⁴⁷ Ср. подробную дискуссию на эту тему: В. Streeter, The Four Gospels, pp. 151-168, а краткие выводы: V. Taylor, The Gospels, pp. 44 ff.; ср. также: W. G. Kummel, INT, pp. 56 ff. Автор обращает внимание на ошибочность аргументации Лахмана о недостатке согласованности для принятия приоритета Марка. Ср.: N. Н. Palmer (NTS 13 (1967), pp. 368-378) и W. R. Farmer (NTS 14 (1968), pp. 441-443).
⁴⁸ E. A. Abbott, Corrections of Mark (1901). Автор составил полный список соответствий Матфея с Лукой, отсутствующих у Марка. Ср. также: J. С. Hawkins, Horae Synopticae, pp. 174 ff.; F. С. Burkitt, The Gospel History and its Transmission (1911), pp. 42-58; L. Vaganay, Le Probleme synoptique (1954), pp. 319 ff. Ср.: F. Neirynck (ed.), The Minor Agreements of Matthew and Luke against Mark with a Cumulative List (1974). См.: Stoldt, op. cit., pp. 11 ff.
⁴⁹ См.: G. Bornkamm, in RGG (3rd ed.), П, p. 755.
⁵⁰ См. аргументацию своих выводов Штольдтом: Н.-Н. Schtoldt, History and Criticism, pp>. 140 f.
⁵¹ P. Т. Симпсон (R. T. Simpson, NTS 12 (1966), pp. 273-284) на основе исследования соответствий Матфея и Луки вне Марка предположил, что Лука использовал Матфея как один из своих источников, причем второстепенных. Лука иногда перерабатывал Матфея. Таким образом, Симпсон считает Луку скорее автором, нежели редактором в своем подходе к этому источнику. О соответствиях между Лукой и Матфеем и о гипотезе Q см. работу: A. W. Argyle, ЕТ 73 (1961), pp. 19-22 and Theol. 67 (1964), pp. 156 f. В своем комментарии: A. W. Argyle, The Gospel according to Matthew (CBC, 1963, p. 14) автор считает гипотезу Q недостаточно обоснованной.
⁵² В. Н. Streeter, The Four Gospels, pp. 293-331. Ср.: W. Sanday, Oxford Studies, p. 21. Автор предположил, что Матфей и Лука использовали разные редакции Марка, от которых произошло и современное Евангелие от Марка. Подобную теорию развивал Дж. Браун (J. Р. Brown, JBL 78 (1959), pp. 215-227), который утверждал, что цезарейский текст является лучшим свидетельством редакции Марка, которая легла в основу писаний Матфея и Луки.
⁵³ К. and S. Lake, An Introduction to the New Testament, 1938, pp. 6-7. Они считают искажение первоначального текста Марка причиной лишь небольшого числа соответствий Луки и Матфея, а остальные объясняют естественными совпадениями редакторской коррекции. Тернер (С. Н. Turner, JTS 10 (1909), pp. 175 ff.) считает наши знания подлинного текста недостаточными для достоверной текстологической критики.
⁵⁴ Ср. теорию: С. С. Torrey, The Four Gospels: A New Translation (1933).
⁵⁵ Ср.: W. Sanday, in Oxford Studies in the Synoptic Problem (1911), p. 20.
⁵⁶ Ср.: N. B. Stonehouse, Origins of the Synoptic Gospels (1963), p. 63.
⁵⁷Op.cit, pp. 16-17.
⁵⁸ В связи с упущением Лукой отрывка Мк. 6.45-8.6 и предположением о том, что Марк мог вывести одно чудо с насыщением народа из другого, необходимо отметить, что много ученых интерпретируют эти повествования как дублирования. Однако, было доказано, что чудо с насыщением состоялось дважды (J. Knackstadt, NTS 10 (1964), pp. 309-335) тем самым была обоснована достоверность рассказа Матфея и Марка. Причина пропуска Лукой второго описания объясняется, возможно, не тем, что он считал это чудо дублированным, а тем, что дополнительный материал требовал от него избирательности.
⁵⁹ Op. cit.,p. 74.
⁶⁰ Op. cit., p. 48.
⁶¹ Многие ученые полагают, что пропуск Лукой этого материала вызван желанием автора избежать "дубликатов". Детальное рассмотрение этих так называемых "дубликатов" см.: W. Bussmann, Synoptische Studien 1 (1925), pp. 1-66. Однако, Грюндман (W. Grundmann, Das Evangelium nach Lukas, p. 8) верно подметил, что Лука вводит в повествование много дублированного материала (например, два отрывка о миссии и два апокалиптических раздела). Остается предположить, что Лука приводит дублированный материал на основе его достоверности и уместности.
⁶² Op. cit, pp. 176ff.
⁶³ Подобную точку зрения см.: Т. Nicklin, Gospel Gleanings (1950). pp. 3 ff. Автор выдвинул идею о том, что отрывок Мк. 6.47-8.27 занимал 12 страниц (три полных печатных листа) оригинала Марка, и, что эти страницы легко могли быть утеряны. В этой теории есть два предположения: во-первых, Евангелие было написано в виде сборника рукописей, которым вполне правдоподобно недоставало прочности, и, во-вторых, Лука копировал Марка таким образом, что не заподозрил отсутствия отрывка.
⁶⁴ Е. P. Sanders, The Tendencies of the Synoptic Tradition (1969), pp. 278 f. Автор предупреждает, что в будущем необходим более гибкий подход к этой проблеме. Это мнение разделяет: J. А. Т. Robinson, Redating, p. 93. На основе тщательного исследования доказательств Р. Стейн (R. H. Stein, The Synoptic Problem, pp. 45-88) приходит к заключению: накопленная информация свидетельствует в пользу Марка. Тем не менее, это всего лишь гипотеза, а не доказанное утверждение.
⁶⁵ The Originality of Matthew. Ср. критику: Н. G. Wood, ET 65 (1953^), pp. 17-19. Автор утверждает, что порядок и распределение различных эпизодов у Матфея и Марка исключают точку зрения Батлера. Ср. также: G. М. Styler, "Excursus on the Priority of Mark", in C. F. D. Moule, The Birth of the New Testament, 1981, pp. 285-316.
⁶⁶ The Synoptic Problem (1964) (rev. 1976). Ср. его статьи: "Modem Developments of Griesbach's Hypothesis", NTS 23 (1977), pp. 275-295; Jesus and the Gospel Tradition (1982).
⁶⁷ NTS 23 (1977), p. 294.
⁶⁸ Так, см.: Т. R. W. Longstaff, Evidence of Conflation in Mark? A Study in the Synoptic Problem (1977).
⁶⁹0p.cit.
⁷⁰ Recueil Lucien Cerfaux I (1954), pp. 399-469. M. Буамар также предложил две редакции Евангелия от Матфея, в которых использовались различные источники. Эти источники послужили основой для Марка (M. E. Boismard, NTS 26 (1979-80), pp. 1-17).
⁷¹ Ср. предположение Д. Робинсона о том, что Матфей использовал сокращенный вариант Марка, который был потом увеличен дополнительными источниками (D. F. Robinson, JBL 66 (1947), pp. 153 ff.). Он выдвинул свое предположение на основе сравнительного анализа композиции всего материала у Матфея и Марка.
⁷² См.: N. Walker, NTS 9 (1963), pp. 391-394. В этой статье о якобы имеющихся у Матфея описках, автор предполагает, что изучение отрывков, содержащих по его мнению ошибки, демонстрирует не только то, что ошибки эти неоправданны, но и подвергает сомнению приоритет Марка. Он понимает Евангелие от Марка как редуцированного Матфея. Дж. О'Нейл (J. O'Neill, The Synoptic Problem, NTS 21 (1975), pp. 273-285) предлагает альтернативный подход в противовес прямолинейным теориям, которые сталкиваются с трудностями в сопоставлении порядка изложения. Его гипотеза состоит в том, что как Матфей, так и Лука использовали различные формы более раннего источника, который также лег в основу повествования Марка. О'Нейл считает, что этот источник был написан на древнееврейском и арамейском языках, и что различия в выражениях и формулировках вызваны независимым переводом на греческий язык. Эта теория становится несколько усложненной, когда О'Нейл выдвигает мнение о том, что в различных редакциях этого раннего источника имеются более поздние вставки целых блоков материала. Он настаивает на объяснении таким способом всех феноменов и проблем, исключая необходимость гипотетического источника Q или предположения о приоритете Марка. Ср. также: J. Carmignac, "Studies in the Hebrew Background of the Synoptic Gospels", Annual of the Swedish Theological Institute 7 (1970), pp. 64-93.
⁷³ Jesus Christ et les croyances messianiques de son temps (1864).
⁷⁴ Ср.: MofTatt, ILNT, p. 209; Stanton, The Gospels as Historical Documents (1923), pp. 115-121; Streeter, The Four Gospels, pp. 491-494; Rawlinson, The Gospel according to St. Mark, pp. 177-182, 187 ff.; Т. W. Manson, The Teaching of Jesus (1931), pp. 260-263; V.Taylor, The Gospels, p. 50; idem., The Gospel according to St. Mark, ad loc. При минимальных доказательствах и поверхностном анализе Клостерман считает, что 13 глава Евангелия от Марка представляет собой иудейский апокалиптический памятник с христианскими редакционными дополнениями: Е. Klostermann, Das Markusevangelium (1950), pp. 131-132. Л. Гартман, изучая Мк. 13 (L. Hartmann, Prophecy Interpreted. The Formation of Some Jewish Apocalyptic Texts and the Eschatological Discourse Mark 13 par., англ. пер.: N. Tomkinson and T. Gray, 1966), обращается к ветхозаветным истокам этой главы, особенно - к Книге пророка Даниила, а также: 2 Пар. 15.6; Ис. 19.2 и Быт. 19.17. Гартман видит основу Мк. 13 в Мидраше. Против этого мнения выступил Ламбрехт (J. Lambrecht, Biblica 49 (1968), pp. 254-270) на том основании, что Гартман не придает должного значения редакторской деятельности Марка. Это основной пункт позиции Ламбрехта, изложенный в его книге: J. Lambrecht, Die Redaktion des Markus-Apocalypse (1967). См. также критику теории Гаргаана: Т. Holtz, ThLz 92 (1976-7), cols. 910-912; M. D. Hooker, JTS 19 (1968), pp. 263-265.
⁷⁵ Jesus and the Future (1954). Ср.: idem, A Commentary on Mark Thirteen (1957). Ср. критику выводов этого автора: S. G. F. Brandon, The Fall of Jerusalem and the Christian Church, Note Ш, pp. 270 ff.; H. Conzelmann, ZNTW 50 (1959), pp. 210-221. Более современная статья: Beasley-Murray, "Second Thoughts on the Composition of Mark", NTS 29 (1983), pp. 414-420. Автор признает составной характер этой главы и считает, что Марк объединил различные части воедино.
⁷⁶ The Gospel according to St. Mark (CGT, n.s., 1959), p. 390. Ср. также его статью в SJT 6 (1953), pp. 189-196, 287-303, 7 (1954), pp. 284-303. Обзор современной литературы по данной теме ср.: D. Wenham, "Recent study of Mark 13", TSFBul 71 (1975), pp. 6-15; 72 (1975), pp. 1-9. См. также: F. Rousseau, "La structure de Marc 13", Biblica 56 (1975), pp. 157-172; J. Lambrecht, Die Redaktion der Markus-Apocalypse.
⁷⁷ Ср.: V. Taylor, The Gospel according to St. Mark, pp. 653-664. Ср. также его статью в NTS 4 (1958), pp. 215 ff.
⁷⁸ Ср. дальнейшие исследования этой проблемы: S. Temple, NTS 7 (1960), pp. 77-85.
⁷⁹ Тейлор (St. Mark, p. 658) предлагает следующий перечень отрывков из источника А: 14.1-2, 10-11 (12-16), 17-21, 26-31, 43-46 (53, 55-64); 15.1, 3-5, 15, 21-24, 26, 29 Г., 34-37, 39, 42-46(16.1-8).
⁸⁰ J. R. Donahue, S3, Are You the Christ? The Trial Narrative in the Gospel of Mark (1973). Этот же автор написал позднее статью. "Jesus as the Parable of God in the Gospel of Mark"", Interpretation (1978), pp. 369 ff, в которой он понимает цель Марка как более общую.
⁸¹ W. Dinkier, JBL 85 (1966), pp. 467-472. Рассматривая Мк. 14.1-25,. автор утверждает, что некоторые моменты Пс. 40 присутствуют в этом фрагменте. Основная идея заключается в образе бедного страдальца на фоне последующего триумфа.
⁸² Ср.: Е. Wendling, Ur-Marcus (1905). Ср. также: J. Jeremias, ZNTW 35 (1936), pp. 280-282. Иеремиас реанимирует один из вариантов теории Прото-Марка на основе текстологической критики.
⁸³ Теория Хирша, которая была проанализирована Михаэлисом (Michaelis, Einleitung, p. 49). Михаэлис цитирует по: Е. Hirsch, Fruhgeschichte des En: I. Das Werden des Mk-Ev (1951). Ср. также критику: W. Eltester, ZNTW 44 (1952-3), pp. 265 if.
⁸⁴ См. ниже в наст. гл. о замечаниях на теорию комплексов Марка В. Тейлора. Ср.: W. L. Knox, Sources of the Synoptic Gospels: I, St. Mark (1953). Ср. также: J. Jeremias, The Eucharistic Words of Jesus (1955), pp. 132 ff. Здесь высказано предположение о домарковском варианте повествования о Вечери Господней. Идея о более раннем издании Евангелия от Марка приобрела нескольких сторонников. Например: S. Sandrael, JBR 31 (1963), pp. 294-300, который предположил, что современная редакция Марка представляет собой переработанный вариант. Согласно Сандмелю, время распятия у Прото-Марка соответствовало повествованию у Иоанна, но отношение последнего к этому моменту носит скорее богословский характер, чем исторический. Интересно обнаружить поддержку теории Прото-Марка со стороны иудейского автора, между тем как ее игнорирует большинство ученых.
Можно привести в качестве примера концепцию Т. Ф. Глассона о том, что Матфей и Лука использовали Западный текст Марка (Т. F. Glasson, JBL 85 (1966), pp. 231-233), хотя его мнение не связано напрямую с описанной теорией. См. одну из версий теории Прото-Марка: Е. Trocme, La Formation de l'Evangile selon Marc (1963; англ. пер. 1975). Автор предполагает, что первоначальная редакция включала только Мк. 1-13, которая была написана, по его мнению, евангелистом Филиппом в Цезарее ок. 50 г. по Р.Х. Повествование о Страстях было добавлено в Иерусалимской церкви позже. Однако, возникает вопрос: правомерно ли расчленять Евангелие от Марка на основе литературной критики?
⁸⁵ См. прим. 72 к наст. гл. о теории О'Нейла.
⁸⁶ Ср. теорию: P. Rolland, "Marc, premiere harmonic evangelique", KB 90 (1983), pp. 23-79. Автор считает, что Марк использовал два различных параллельных источника, к которым прибегали также евангелисты Матфей и Лука, но в отличие от последних Марк согласовал и гармонизировал их.
⁸⁷ См.: В. Н. Throckmorton, JBL 67 (1948), pp. 319-329. Автор верно указывает на бесплодность и бесперспективность дискуссий об использовании источника "Q" Марком, пока этот источник не выделен более четко.
⁸⁸ Ср. аргументы в пользу использования Марком источника Q: F. С. Grant, The Gospels, their Origin and Growth (1957), pp. 108-109. Ср. также: S. E. Johnson, The Gospel according to St. Matthew, IB, 1951, p. 237. Автору импонирует мнение о том, что Марк мог услышать, прочитать и запомнить некоторые выражения и изречения из Q. Другой автор: W. Schenk, "Der Einfluss der Logienquelle auf das Markusevangelium", ZNTW 70 (1979), pp. 141-165, настаивает на том, что Марк использовал источник Q избирательно.
⁸⁹ Веский аргумент против гипотезы приоритета Марка состоит в том, что невозможно учесть все сходства между общим материалом у Матфея и Луки с одной стороны, и Марком -с другой, где Матфей и Лука более схожи друг с другом, чем с Марком
⁹⁰ F. С. Burkitt, The Earliest Sources of Life of Jesus, 1922, pp. 77 ff. Автор разделяет гипотезу об общем источнике Петра, считая при этом, что есть и некоторые независимые вставки (например, случай с бесноватым и стадом свиней). Беркитт, однако, не принимает мнения о том, что общий план работы продиктован порядком изложения Петра (ibid., p. 93). В поддержку предания Петра см.: Н. E. W. Turner, ET 71 (1960), pp. 260-263; против предания: D. E. Nineham, Saint Mark, Pel С, 1963, p. 27. Последний автор считает, что поскольку часть материала Марка не связана с Петром, а представляет собой совместное сочинение, то можно сказать, что весь материал не происходит от Петра.
⁹¹ Н. Fleddermann, "The Flight of the Naked Young Man (Mark 14:51, 52)", CBQ 41 (1979), pp. 412-418; A. Vanhoye, "La fuite du jeune homme nu (Me. 14, 51-52)", Biblica 52 (1971), pp. 401-406.
⁹² Ср.: С. Н. Turner, in A New Commentary on Holy Scripture, III, р. 54. Следующие отрывки: 1.21,29; 5.1, 38; 6.53-54; 8.22; 9.14, 33; 10.32,46; 11.1, 12, 15,20,27; 14.18, 22, 26, 32.
⁹³ Studies in the Gospels and Epistles, p. 42. Список Менсона: Мк. 1.16-39; 2.1-14; 3.13-19; 4.35 - 5.43; 6.7-13, 50-56; 8.14 - 9.48; 10.32-52; 11.1 - 33; 13.3, 4, 32-37; 14.17-50, 53, 54, 66-72. Это составляет почти половину Евангелия.
⁹⁴ См.: Stoldt, op. cit, pp. 112 ff.
⁹⁵ Об отрицании устной гипотезы как адекватной интерпретации этого феномена ср.: J. С. Hawkins, Oxford Studies in the Synoptic Problem (1911), pp. 98 ff.
⁹⁶ C. F. Burney, The Poetry of our Lord, 1925, pp. 87 f. Автор предположил, что Матфей чаще прибегает к поэтическому стилю.
⁹⁷ В. Н. Streeter, The Four Gospels, p. 275. Стритер полагает, что порядок изложения Луки более первичный, чем у Матфея, так как у Матфея обнаруживается стремление к упорядочению и несоответствия контекстов некоторых изречений. Против этого мнения: A. Farrer, Studies in the Gospels (ed. D, E. Nineham, 1955), pp. 62 ff. E. Nestle, ZNTW 1 (1900), pp. 252 ff.
⁹⁸ Ср.: Hawkins, Ногае Synopticae (1909), pp. 80 ff. Stoldt, op. cit, pp. 173-184. Автор подробно рассматривает параллельные источники особенно в связи с предположениями в пользу гипотезы приоритета Марка, которую он отрицает.
⁹⁹ Ср.: Hawkins, Oxford Studies, p. 99.
¹⁰⁰ The Gospels, p. 22. B. de Solages, A Greek Synopsis of the Gospels (1959). Автор пытается добиться того же результата математическими выкладками. Н. J. В. Combrink, in А. В. du Toil (ed.), Guide to the New Testament IV (1983), pp. 140-47. Комбринк признает, что источник Q поднимает массу вопросов, однако полагает, что необходимо вернуться к гипотезе письменного источника.
¹⁰¹ Synoptische Studien P (1929).
¹⁰² Ср. критику: Т. W. Manson, The Sayings of Jesus (1949), p. 20. Арамейский источник Q весьма далек от теории Буссмана о двойном источнике (ср.: P. Bussby, ET 65 (1954), pp. 272-275). M. Black, An Aramaic Approach to the Gospels and Acts, 1954, pp. 270 ff. Автор подверг критике теорию Буссмана, а источник Q рассматривал как арамейский по происхождению. Он, однако, догадывался, что присутствие не переведенного на греческий язык материала не позволяет нам безоговорочно говорить о переводе с арамейского. Кроме того, он предположил, что Q Матфея имеет греческое происхождение, в то время как Q Луки, хотя свидетельство последнего игнорирует иудейский материал, будучи предназначено для язычников, тем не менее представляет собой подлинный перевод с арамейского. На основе признания этого арамейского источника Блек объяснял вариативность некоторых синоптических фрагментов. Но его список, включающий 13 примеров, разительно беднее списка Буссмана, превышающего 100 фрагментов. Верле, труды которого послужили мощной поддержкой гипотезы Q, тем не менее предложил более семи источников Q (P. Werle, Die synoptische Frage, 1899, p. 231). Теория Буссмана выглядит на этом фоне умеренной.
¹⁰³ Sources of the Synoptic Gospels P (1957), pp. 3 ff, 45-47.
¹⁰⁴ Например: С. К. Barrett, "Q: A re-examination", ET 54 (1943), pp. 320-323. Некоторые ученые пытаются укрепить гипотезу Q утверждением его единства, ср.: A. D. Jacobson, The Literary Unity of Q, JBL 101 (1982) pp. 365-389; R. H. Stein, The Synoptic Problem (1987) p. 108. Но последний автор указывает на возможность единства, главным образом, в изречениях.
¹⁰⁵ Le Probleme synoptique (1954).
¹⁰⁶ Ксавье Леон-Дюфур выделил это слабое место в своей статье: X. Leon-Dufour, "Le fait synoptique", Introduction a la Bible (ed. A. Robert-A.Feuillet), P (1959), p. 291. Краткое резюме критики теории Вагане см.: A. Wikenhauser, New Testament Introduction, pp. 235-239.
¹⁰⁷ The Gospel before Mark (1953).
¹⁰⁸ Еще одну теорию ср.: А. М. Perry, JBL 69 (1950), pp. 181-194. Автор предположил, что Лука использовал иудо-христианский источник, который он назвал N, в Лк. 11.33-12.46, который состоит из Q материала. Много разновидностей и сложностей теории Q вызывает сомнения в ее ценности. Ср.: J. H. Ropes, The Synoptic Gospels, 1934, p. 93. Именно это подметил Роупс задолго до того, как теория Q столкнулась с серьезной критикой Ср. также: P. Gardner-Smith, The Christ of the Gospels, 1938, p. 39. Он думал, что общий материал у Матфея и Луки различается настолько, что его можно интерпретировать на основе устной гипотезы.
Идею отказаться от гипотезы Q выдвинул Фармер (см. выше). Эта теория подверглась критике вскоре после выхода книги Фармера на том основашш, что при правильном подходе к писанию Марка гипотеза Q не нужна: F. W. Beare, JBL 84 (1965), pp. 295-297. Ср.: H. Meynell, Theol. 70 (1967), pp. 386-397. Автор сравнил теорию Фармера с идеями Паркера и их трактовку девяти избранных проблем и предпочел подход Паркера. Он признает, что Фармер превосходит последнего в интерпретации порядка изложения. Мейнелл предположил, что порядок изложения первоначального писания Марка был упорядочен в копии в сторону порядка изложения Матфея и Луки (где они совпадают), когда писания последних стали известны.
¹⁰⁹ Ср.: Н. Bigg, The Q Debate since 1955, Themelios 6 (1981), pp. 18-28; M. D. Goulder, On putting Q to the test, NTS 24 (1978), pp. 218-234. Последний утверждает на основании двенадцати фрагментов, что Лука использовал Матфея. Он обходится без источника Q. В своей статье, "Fairer on Q", Theol. 83 (1980), pp. 190-195, Гоулдер соглашается с выводами Фаррера, но не с его методами. Об апологетике источника Q см.: J. A. Fitzmyer, "The Priority of Mark and the "Q" Source in Luke", in Jesus and Man's Hope I (ed. D. G. Millar и др., 1970), pp. 131-170. См. также краткую рецензию его статьи: G. N. Stanton "The Origin and Purpose of Matthew's Gospel", in Aufstieg, П.25.3 (1985), pp. 1899-1903.
¹¹⁰ Подробности см. ниже в наст. гл.
¹¹¹ Ср.: J. Moffatt, ILNT, 1918, pp. 197 ff. Автор дал 16 реконструкций источника Q, и с тех пор предложено множество вариантов.
¹¹² V. Taylor, JTS, n.s., 4 (1953), pp. 27-31. Автор отстаивает порядок Луки, утверждая, что трудности в этой гипотезе можно устранись, если предположить, что параллельный материал Матфея располагался в шесть колонок, соответствующих пяти крупным дискурсам, и одна добавочная колонка. В каждой колонке встречается много последовательностей, совпадающих с Лукой, что затем приводится в качестве доказательства общего документального источника, между тем как эта теория была в другом виде неприемлема для Тейлора. Комментируя данные, приведенные в статье Тейлора, Эванс (ЕТ 72 (1960-61), pp. 295-299) считает гипотезу Q не более чем приемлемой интерпретацией. В статье, опубликованной в New Testament Essays (ed. A. J. B. Higgins, 1959), pp. 246 - 269, В. Тейлор развивает свои доказательства, изложенные предварительно в упомянутой статье, и вновь настаивает на том, что Лука следует порядку изложения источника Q.
¹¹³ F. С. Burkitt, The Gospel History and its Transmission, p. 17. Автор считает, что попытки реконструировать Евангелие от Марка на основе Матфея и Луки тщетны, как и попытки воссоздания источника Q. К. и С. Лейк (К. and S Lake, JNT, pp. 12-13) трактуют подобные попытки как обреченные на неудачу. Новейшая литературная критика согласна с тем, что всякая реконструкция носит гипотетический характер, в то время как сторонники устной гипотезы источника Q считают ее невозможной.
¹¹⁴ W. L. Knox, Sources of the Synoptic Gospels, P, 1957, pp. 7 ff, in Oxford Studies, p. 121. Исследователь отстаивает мнение о том, что наиболее ранняя версия Нагорной Проповеди принадлежит Луке. В. Грюндман (W. Grundmann, "Die Bergpredigt nach der Lukasfassung", StEv, pp. 180-189) обнаружил, что теология Луки должна предшествовать писанию Матфея, однако, эта точка зрения предполагает, что теология каждого автора повлияла на Проповедь. Различия между Лукой и Матфеем не могут служить исчерпывающих! объяснением этой проблемы. Нельзя упускать из виду то, что Иисус повторял основной материал Нагорной Проповеди многократно, каждый раз переставляя акценты на те или иные положения. Если версии Луки и Матфея освещают различные события, то опора на этот материал в реконструкции структуры источника Q неоправданна.
Серьезные различия проводятся между материалом Нагорной Проповеди и других поучений: J. Schniewind, Das Evangelium nach MatthSus, p. 4. Эти аргументы опровергают идею заимствования Лукой материала Матфея, что принимают во внимание многие ученые.
¹¹⁵ Ср. его статью: V. Taylor, The Elusive Q in ET 46 (1934), pp. 68 ff.
¹¹⁶ Cp.: A. Hamack, The Sayings of Jesus (1908), pp. 1 ff.
¹¹⁷ Ср.: С. S. Patten, Sources of the Synoptic Gospels, 1915. Автор полагает, что документ на арамейском языке предшествовал источнику Q, который был переведен на греческий язык в двух редакциях. Г. Борнкамм поддерживает теорию двух переводов и объясняет это тем, что продолжалось влияние устной традиции (Jesus of Nazareth, 1960, p. 217).
¹¹⁸ Так предлагает Стритер в своей теории четырех источников.
¹¹⁹ Как у Буссмана; см. прим. 102 к данной главе.
¹²⁰ Ср.: J. P. Brown, NTS 8 (1961-2), pp. 27-42. В более поздней статье (NTS 10, 1963), Браун исследует синоптические параллели в Посланиях и предполагает, что большая часть изречений, содержащихся в Посланиях, заимствованы из источника Q. По его мнению, Послания адаптируют подлинные изречения Иисуса к непосредственной ситуации, и источник Q Матфея очень близок к ним. Однако, сам Браун реально продемонстрировал гибкий характер, который проявляет любая версия теории Q при попытке дать ей надежное обоснование.
¹²¹ W. С. Allen, St. Matthew, pp. xlvii ff. Автор признает, что это предположение более вероятно, чем теория источника Q. То же самое утверждает Остин Фаррер в Studies in the Gospels (ed. D. E. Nineham), p. 62. CM: R. M. Wilson, in StEv, pp. 254-257. Он критикует методы Фаррера, опираясь на аргументы Стритера. Бредли (E. L. Bradly, ET 68 (1956-7) pp. 315-318), исходя из наличия общих отрывков у всех трех синоптиков и того, что Лука имеет большее сходство с Марком, чем с Матфеем, предполагает, что Лука не знал писаний Матфея, что, в свою очередь свидетельствует в пользу гипотезы Q. Но так ли это? Ф. Даунинг подверг критике аргументы Фаррера за заимствование Луки Матфеем. Он находит свидетельство в пользу документа Q в апокрифическом Евангелии от Фомы. Сандерс (E. P. Sanders, NTS 15 (1969), pp. 249-261) на основе исследования порядка соответствий между Матфеем и Лукой сделал вывод, что нет доказательств в пользу того, что Матфей и Лука писали независимо друг от друга. Он полагает, что, похоже, Лука использовал Матфея. Комментарии к концепции источника Q вплоть до 1969 г. см.: N. Turner, ET 80 (1969), pp. 324-328. См. более современную работу Вассилиадиса: P. Vassiliadis, "The Nature and Extent of Q-document", Nov. Test. 20 (1978), pp. 49-73.
¹²² Вассилиадис (Vassiliadis, op. cit., p. 54) думает, что Матфей перенял порядок изложения источника "Q". Исследователь видит в этом доказательство того, что "Q" представляет собой письменный источник.
¹²³ Ср.: J. Jeremias, ZNTW 29 (1930), pp. 147-149. Ср. также: R. H. Fuller, The New Testament in Current Study, 1962, p. 74. Последний автор одобряет оценку Q-материала, данную Фишером.
¹²⁴ Ср.: A. Wikenhauser, New Testament Introduction, p. 251.
¹²⁵ Утверждается, что тематическая организация поучений и изречений у Матфея более совершенна, чем у Луки, что отражает более развитую стадию передачи предания по сравнению с бессвязными изречениями у Луки (ср.: Schniewind, Das Evangelium nach Matthaus, p. 5). Это мнение предполагает, что наш Господь никогда не произносил взаимосвязанной системы изречений с единым дискурсом, как, например, Мф. 5-7. Однако, это мнение уязвимо для критики. Как указано ниже, не существует обоснованных возражений против того, чтобы предположить, что Иисус повторял одно и то же в разных случаях и в разных контекстах.
¹²⁶ Это признается сторонниками гипотезы Прото-Луки, несмотря на то, что они отрицают заимствование Лукой структуры повествования Марка. Ср.: V. Taylor, op. cit., p. 37 и idem, Behind the Third Gospel. Дальнейшую дискуссию о Прото-Луке см. ниже в этой главе.
¹²⁷ Фаррер (A. Fairer, Studies in the Gospels, pp. 58 ff.) придает этому большое значение.
¹²⁸ Стентон в своей статье (G. N. Stanton, "On the Christology of Q" in Christ and Spirit in the New Testament, eds. B. Lindars and S. S. Smalley, 1973), опровергает мнение о том, что источник Q создан общиной, которая игнорировала повествования о Страстях.
¹²⁹ Однако, необходимо отметить, что сохранившиеся свидетельства относятся к более позднему периоду, чем время создания синоптических Евангелий. Ср.: R. M. Wilson, HTR 53 (1960), pp. 231-150; H. Montefiore and H. E. W. Turner, Thomas and the Evangelists (1962).
¹³⁰ Тернер пишет об Евангелии от Фомы следующее: "Принцип отбора материала свидетельствует о намерениях автора и не дает указаний на то, что составитель в своей сотериоло-гии придавал сколько-нибудь серьезное значение историчности" (Н. Е. W. Turner, op. cit., p. 114).
¹³¹ См.: W. G. Kummel, INT, pp. 75-76, где опровергается мнение о том, что источник Q принадлежит к тому же жанру, что и указанное гностическое Евангелие.
¹³² Более современную версию гипотезы об источнике Прото-Матфей на древнееврейском языке см.: M. Lowe and D. Flusser, "Evidence corroborating a Modified Proto-Matthaean Synoptic Theory", NTS 29 (1983), pp. 25-47. Авторы предполагают, что и Матфей, и Лука использовали этот источник, который имел хождение наряду с источником Q. Еще М. Блек в своей работе (М. Black, Aramaic Approach) в противовес Буссману утверждал, что Q составлен на греческом языке.
¹³³ Стюарт Петри в своей статье подчеркивает, что гипотеза источника Q носит умозрительный характер (S. Petrie, Nov. Test. 3 (1959), pp. 28-33). Он указывает на то, что гипотезы, касающиеся теории источника Q, настолько сильно варьируются, что ставят под сомнение саму теорию. К большей точности и корректности в употреблении символа Q призывал другой автор: Т. R. Rosche, JBL 79 (1960), pp. 210-220). Он обращает внимание на то, что при использовании марковского материала изречений и Матфей, и Лука воспроизводят его с высоким процентом вербальных соответствий в отличие от повествовательной части, для которой этот процент ниже. Соответствие достигается также в порядке изложения. Но оба эти фактора отсутствуют в заимствованном Матфеем и Лукой материале изречений источника Q, в котором различия в порядке изложения совершенно очевидны. В целом можно утверждать, что авторы Евангелий от Матфея и Луки совершенно по-разному использовали источники, в частности, источник Q. Разница значительно серьезнее, чем предполагается в статье Роша. Другой автор: R. М. Grant, A Historical Introduction to the New Testament, 1963, p. 116, трактует источник Q как обозначение разрозненного материала, который был представлен частично письменно, а частично - устно.
¹³⁴ А. М. Honore, "A Statistical Study of the Synoptic Problem", Nov. Test, 10 (1968), pp. 59-147.
¹³⁵ Так, см.: С. E. Carlston and D. Norlin, "Once more - Statistics and Q", HTR 64 (1971), pp. 59-78. Вассилиадис соглашается с их аргументами (op. cit, p. 60). Однако см.: J. J. O'Rourke, "Some Observations on the Synoptic Problem and the Use of Statistical Procedures", Nov. Test. 16 (1974), pp. 272-277, который полагает, что статистические методы не могут дать надежные результаты.
¹³⁶ D. Lohrmahn, Die Redaktion der Logienquelle (1969). См. обзор этой проблемы: H. K. McArthur, CBQ 33 (1971), pp. 445-447. См. также: R. D. Worden, "Redaction Criticism of Q: A Survey", JBL 94 (1975), pp. 532-546. Автор обращает внимание на то, что этот источник приписывается к самым разнообразным жанрам.
¹³⁷ Ср.: G. Schille, "Literarische Quellenhypothesen im Licht der Wahrscheinlich-keitsfrage", ThLZ 97 (1972), pp. 331-340. Шилле оспаривает гипотезу Q на том основании, что в различных изречениях материала Q богословие существенно различается. Ср. также: О. Linton, "Das Dilemma der synoptischen Forschung", ThLZ 101 (1976), pp. 881-892, который считает гипотезу Q бесплодной в связи с тем, что она поднимает слишком много проблем. С другой стороны, Вассилиадис (Vassiliadis, op. cit.) делает вывод, что эта гипотеза представляется единственно возможной.
¹³⁸ Ср.: R. V. G. Tasker, The Nature and Purpose of the Gospels (1944), p. 23; Streeter, in Oxford Studies, pp. 209 ff., and F. B. Clogg, INT (1948), p. 190. Последние считают, что Q служил приложением устного предания.
¹³⁹ R. A. Edwards, A Theology of Q (1976); idem, "An approach to the theology of Q", JR 51 (1971), pp. 247-269. См. также: Р. Hoffmann, Studien zur theologie der Logienquelle (1972); S. Schulz, Q - Die Spruchquelle der Evangelisten (1972).
¹⁴⁰ The Gospels, pp. 24 ff.
¹⁴¹ Ср.: С. F. Burney, The Poetry of our Lord (1925), pp. 87 ff.
¹⁴² Ср.: J. М. С. Сгшп, The Original Jerusalem Gospel (1927), pp. 49-63.
¹⁴³ См.: R. M. Grant, op. cit., p. 116. Автор предостерегает против воззрения на Q как на письменный источник, сопоставимый с Евангелием от Марка. В книге Н. Schurmann, Der historische Jesus und der kerygmatische Christus (ed. H. Ristow and K. Matthiae, 1962, pp. 342-370) было выдвинуто предположение о том, что часть материала Q была не только собрана во времена земного служения Иисуса, но также и широко применялось впоследствии апостолами. Если это предположение верно, то оно может подтвердить аутентичность евангельских изречений и поучений, заимствованных из Q.
¹⁴⁴ The Four Gospels, р. 150.
¹⁴⁵ The Sayings of Jesus (1949), p. 20. Мнение о том, что материал Q формировался постепенно в различных районах Палестины, см.: Н. J. D. Combrink, Guide to the New Testament IV, p. 45.
¹⁴⁶ Кюммель высказывается неопределенно, хотя и дает понять, что Q не мог быть написан позднее 50-70 гг. от Р.Х. (W. G. Kummel, INT, p. 71).
¹⁴⁷ Ср.: Kilpatrick, The Origins of the Gospel according to St. Matthew (1946), p. 4. Менсон (Т. W. Manson, op. cit., pp. 19-20) объясняет утрату документа "Q" тем, что раннехристианская церковь не создавала архивов, особенно в условиях ожидания конца света, и на рубеже веков едва ли кто-то был заинтересован в сохранении документа на арамейском языке (имеется ввиду "Q"). Более того, Менсон пытается провести параллели с утратой автографов Шекспира. Но не один из этих аргументов реально не объясняет исчезновение апостольского документа подобной важности, который должен был быть сохранен не только на основании простого интереса. См. также: Е. Klostermam, Die Religion in Geschichte und Gengenwart, 2nd ed., П, col. 428, который полагает, что поскольку источник "Q" вошел в состав Евангелий от Матфея и Луки, необходимость в его сохранении отпала. Он считает это объяснение вполне достаточным. Адольф фон Гарнак придерживался сходной точки зрения: A. Hamack, Spruche und Reden Jesu (1907),p. 173.
¹⁴⁸ Необходимо отметить, что в отличие от британских ученых европейские исследователи с континента не воспринимают гипотезы Б. Стритера о документе "М". Мнение о том, что нет необходимости так жестко связывать материал "Q" с преданиями Матфея и Луки, было высказано в работе: G. Strecker, Der Weg der Gerechtigkeit, 1962, pp. 12-13. Автор отвергает различия между иудейским документом "М" и греко-христианским источником "Q", предложенные Стритером.
¹⁴⁹ Достоверность исторических сведений Матфея продолжает подвергаться нападкам. См.: F. W. Веаге, JBL 87 (1968), pp. 125-135. Автор считает, что Евангелие от Матфея не может служить надежным историческим источником. Его главный аргумент заключается в том, что земное служение Иисуса должно было быть последовательно взаимосвязано с другими событиями, о которых повествует Евангелие, что по его мнению отсутствует. Этот подход вполне согласуется с гипотезами критики форм, однако сами эти реконструкции не выдерживают никакой критики.
¹⁵⁰ См.: W. С. Allen, Oxford Studies, pp. 233-286. Автор отстаивает мнение о том, что в Первом Евангелии была задействована Книга Изречений, куда более обширная, чем документ "М", предложенный Стритером, так как Аллен отрицает использование Матфеем "Q".
¹⁵¹ The Four Gospels, pp. 254 ff.
¹⁵² The Gospels, p. 30. В параллельных отрывках Мф. 4.11; Лк. 4.13 содержится одно и то же слово о diabolos (diabolos) - дьявол.
¹⁵³ См.: Hawkins, Oxford Studies, pp. 29-59. Автор настаивает на том, что Лука не прибегал к материалу Марка в повествовании о путешествии (9.51-18. 14), а основывался на источнике Q и своих собственных записях. Подобного применения источников не обнаружено у Матфея. Ср. это мнение с обсуждением теории Прото-Луки в данной главе.
¹⁵⁴ См. рассмотрение этого материала: G. D. Kilpatrick, The Origins of the Gospel according to St. Matthew (1946), pp. 8 ff.
¹⁵⁴ См. рассмотрение этого материала: G. D. Kilpatrick, The Origins of the Gospel according to St. Matthew (1946), pp. 8 ff.
¹⁵⁵ Например, теория Остина Фаррера (см. прим. 121 к наст. гл.). Сравнительно недавно сторонники обновленной теории И. Я. Грисбаха отвергли необходимость существования источника "М".
¹⁵⁶ См.: Н. Е. W. Turner, Jesus, Master and Lord, 1954, pp. 51-52. Автор подвергает сомнению то, что недостаток однородности материала должен указывать на письменный источник. Он предпочитает относить его на счет редакторских исправлений и устного предания.
¹⁵⁷ Килпатрик признает это: Kilpatrick, op. cit., p. 36.
¹⁵⁸ См.: Е: В. Redlich, The Student's Introduction to the Synoptic Gospels, 1936, pp. 203-218. Автор попытался реконструировать документ М, но, как указывает Джонсон (S. Е. Johnson, The Gospel according to St. Matthew, Ю, 1951, p. 238), если эта реконструкция верна, то придется допустить, что автор Евангелия от Матфея применил метод простой компиляции. Однако Евангелие в целом не создает подобного впечатления.
¹⁵⁹ St. Matthew, p. 86.
¹⁶⁰ См.: W. Е. Bundy, Jesus and the First Three Gospels, 1955, pp. 93-94. Автор считает Нагорную проповедь раннехристианским трактатом. Однако он полагает, что подлинный источник Проповеди идентичен источнику Луки на основании их сходства начала и окончания и наличия семи общих для них разделов поучений. Детальный анализ Нагорной проповеди см: W. D. Davies, The Setting of the Sermon on the Mount (1964).
¹⁶¹ Менсон (Т. W. Manson, The Sayings of Jesus, p. 25), учитывая эти влияния, сомневается в существовании источника "М".
¹⁶² The Gospels, p. 32.
¹⁶³ Ср.: V. Taylor, op. cit., p. 34. Борнкамм (Bornkamm, Jesus of Nazareth, 1960, p. 216), как и болышшство немецких ученых, отрицает существование особого источника Матфея (и особого источника Луки) из-за многочисленных различий в характере материала.
¹⁶⁴ The Four Gospels, pp. 500-524.
¹⁶⁵ Мнение о том, что Матфей цитировал не Септуагинту, а другой перевод с древнееврейского, см.: W. G. KUmmel, INT, p. 111.
¹⁶⁶ The Gospel History and its Transmission (1911), p. 127.
¹⁶⁷ Testimonies I (1916). Ср. также с монографией: D. Plooij, Studies in the Testimony Book (1932).
¹⁶⁸ Необходимо отметить, что некоторые основания можно найти в кумранском документе testimonia "свидетельств" (4 Q Test), в котором три раздела состоят только из библейских цитат об ожидаемом Мессии, а четвертый представляет собой сборник выдержек из апокрифической книги Псалмов Иисуса Навина. Перевод всего текста см.: A. Dupont-Sommer, The Essence Writings from Qumran (1961), pp. 315 if.
¹⁶⁹ INT, p. 85.
¹⁷⁰ Дискуссию по этому поводу см.: R. Hodgson, "The Testimony Hypothesis", JBL 98 (1979), pp. 361-378. Автор поддерживает теорию свидетельств (testimonia). В книге G. M. Scares Prabhu, The Formula Quotations in the Infancy Narrative of Matthew (1976) рассматривается гипотеза свидетельств (pp. 67-73). Автор связывает оживление интереса к гипотезе с открытием коллекций testimonia в Кумране. Однако интерпретация таких документов, как 4 Q Flor и 4 Q Test, как свидетельств (testimonia) в том смысле слова, в каком понимается Евангелие от Матфея, весьма сомнительна. Прабху утверждает, что цитаты Матфея представляют собой вольный перевод с древнееврейского на арамейский язык (pp. 73 ff). Его точку зрения разделяет Гундри: R. H. Gundry, The Use of the Old Testament in St. Matthew's Gospel, with Special Reference to the Messianic Hope (1967). Другой автор развивает сходную точку зрения: W. Rothfuchs, Die Erfullungszitate des Matthaus-Evangehums. Erne biblisch-theologische Untersuchung (1969).
¹⁷¹ См. комментарии в разделе V гл. 2 данной книги.
¹⁷² J. A. Findlay, The First Gospel and the Book of Testimonies (1933), pp. 57-71.
¹⁷³ According to the Scriptures (1952).
¹⁷⁴ Ср.: N. Walker, NTS 9 (1963), p. 393, который полагает, что намерение Матфея состояло в том, чтобы подыскать такие ветхозаветные тексты, к которым можно было бы подогнать события в своем повествовании, а не наоборот. Наиболее полное исследование употребления Матфеем цитат из Ветхого Завета с тех позиций, что они свидетельствуют о теологических целях автора, см.: G. Strecker, Der Weg der Gerechtigkeit (1962), pp. 49-85.
¹⁷⁵ См.: S. V. McCasland, JBL 80 (1961), pp. 143-148. Автор обвиняет Матфея в искажении Писаний. Его воззрения вызвали критику Уокера.
¹⁷⁶ Sources of the Synoptic Gospels, P, pp. 121 ff.
¹⁷⁷ G. D. Kilpatrick, The Origins of the Gospel according to St. Matthew (1946), p. 46. CM. также: р. 66, где Килпатрик выражает свои сомнения относительно существования книги свидетельств.
¹⁷⁸ Ср.: А. М. Hunter, Paul and his Predecessors (1961), pp. 58 ff.
¹⁷⁹ См. раздел П гл. 2 данной книги, где содержатся комментарии к работе К. Штендаля: К. Stendahl, The School of Matthew and its use of the Old Testament (1954).
¹⁸⁰ Большое значение предается этим моментам в работе: В. Lindars, New Testament Apologetic (1961).
¹⁸¹ Линдарс (Lindars, op. cit., p. 265) предположил, что сборник цитат, которые повторялись устно в катехизической работе, были хорошо известны Матфею.
¹⁸² Ср.: Streeter, The Four Gospels, pp. 266, 502 f.
¹⁸³ Op. cit., p. 121. Сходную теорию выдвинул Гоулдер: М. D. Goulder, Midrash and Lection in Matthew (1974), который считает, что повествование Мф. 1-2 написано на основании богослужебных чтений. Однако см. критику его взглядов: R. Т. France, GP P, r. 265.
¹⁸⁴ Различные исследователи утверждают, что автор сам составил повествование о рождении Иисуса - ср.: G. D. Kilpatrick, Origins, p. 52; M. D. Johnson, Biblical Genealogies, pp. 210-217; G. M. Scares Prabhu, The Formula Quotations in the Infancy Narrative of Matthew. An Inquiry into the Tradition ffistory of Mt. 1-2 (1976). Последний автор утверждает, что Матфей искусно составил свое повествование из разрозненных преданий (р. 299). Он считает, что этот отрывок представляет собой искусственное собрание, сформированное под сильным влиянием Ветхого Завета. Прабху выделяет три источника: источник о видении, источник о волхвах и источник об Ироде. Ср.: G. Strecker, Der Weg, p. 38 h. 3, который считает, что это повествование содержит доматфеевский материал. О формулировке цитат в Мф. 2 см. также: R. Т. France, NTS 27 (1980-81), pp. 233-252.
¹⁸⁵ Ср.: А. Н. McNeile, St. Matthew, p. 23; W. C. Allen, St. Matthew, p. 18. Сходную теорию с небольшими различиями выдвинул Кейв: C.H.Cave, NTS 9 (1963), pp. 382-390, который развивает мнение о том, что основу повествования о рождении Христа надо искать в пасхальном мидраше и богослужебных чтениях в синагогах. Эта точка зрения представлена в работе: D. Daube, The New Testament and Rabbinic Judaism, 1955, pp. 158 ff. Ср. также обсуждение идеи мидраша: R. Т. France, GP P, pp. 243 ff.
¹⁸⁶ См.: Johnson, op. cit., p. 254. Автор отрицает тот факт, что родословие является точной генеалогической записью. Ср. также: D. E. Nineham, The Genealogy in St. Matthew's Gospel and its Significance for the Study of the Gospels, The Manson Memorial Lecture, reprinted from BJRL 58 (1976), pp. 421-444.
¹⁸⁷ Необходимо отметить, что в действительности Матфей не описывает рождение Иисуса. Для евангелиста имеют большее значение Его имя и Его значение, чем само событие. Ср. исследование Штендаля: К. Stendahl, "Quis et unde?" in Judentum, Urchristentum, Kirche (ed. W. Eltester, 1960), pp. 94-105. Он верно подмечает, что повествование Матфея показывает не только знание автора о непорочном зачатии, но также и знание о клевете, которую оно вызвало.
¹⁸⁸ Ср.: W. D. Davies, The Setting of the Sermon on the Mount (1964), p. 73.
¹⁸⁹ Прабху (Prabhu, op. cit.) относит к разряду общих мест трактовку этого повествования как богословского пролога. Однако ср.: R. Т. France, "Scripture, Tradition and History in the Infancy Narratives of Matthew", GP П, pp. 239-266.
¹⁹⁰ См.: H. С. Waetjen, "The Genealogy as the Key to the Gospel according to Matthew", JBL 95 (1976), pp. 205-230. Автор считает, что форма изложения родословия предваряет гораздо больше, чем простое повествование. Следовательно, родословие служит введением в новую историю, открытую этим Евангелием.
¹⁹¹ Op. cit.., p. 37. Иногда символ N используется для обозначения источника особого повествования Матфея, однако Килпатрик отрицает это на основании того, что этот материал, по его мнению, был заимствован из устного предания.
¹⁹² Ср.: V. Taylor, The Gospels, p. 65.
¹⁹³ Ср.: F. С. Grant, The Gospels, their Origin and Growth, p. 147, который уверенно описывает этот материал как "апокрифический". Ср. также: A. J. В. Higgins, The Reliability of the Gospels, 1952, pp. 22 ff., который сравнивает развитие сюжета с повесгвованием в Евангелии Петра. Однако сколько-нибудь очевидной разницы в этом материале между каноническими и апокрифическими Евангелиями не существует.
¹⁹⁴ Op. cit., р. 65.
¹⁹⁵ Как Г. Борнкамм, так и Г. Барт интерпретируют эту историю как свидетельство того, что во времена, когда создавалось Евангелие, община, в которую входил Матфей, считала себя частью иудейского мира, ответственной за уплату храмовой подати (Tradition and Interpretation in Matthew, pp. 19 f, 90).
¹⁹⁶ Некоторые ученые искали доказательства структурных форм источника Луки. См. обсуждение параллельных групп материала в Лк. 13.1-9 и 15.1-32 и их сравнение с греческими риторическими формами Creia (Chreia), которые содержат сокращенное введение, две короткие притчи и третью притчу, объясняющую предыдущие: W. R. Farmer, NTS 8 (1962), pp. 301-316. Ср.: J. W. Wenham, "Synoptic Independence and the Origin of Luke's Travel Narrative", NTS 27(1981).
¹⁹⁷ Этот список составлен на основе списка Винсента Тейлора: V. Taylor, The Gospels, pp. 32 f., однако Стритер относит к источнику L большее количество материала (Streeter, The Four Gospels, pp. 198). Полностью поддерживает Стритера другой автор: McNeile-Williams, INT, pp. 87 ff.
¹⁹⁸ Иерусалим упоминается только в 13.22, 33 и 17.11, в то время как о передвижениях Иисуса Христа и его учеников говорится в наиболее общих словах.
¹⁹⁹ Ср.: Н. Conzelmann, The Theology of St. Luke (1960), pp. 60 ff. Автор высказал мнение, что топография Луки недостоверна, поскольку географические элементы представлены у него с богословской целью.
²⁰⁰ Ср.: Во Reicke, in StEv p. 214. Он цитирует статью Шнейдера: J. Schneider, in Synoptische Studien fur A. Wikenhauser (1935), pp. 215 ff., для обоснования того, что из подобных воззрений можно заключить, что глава 14 открывает новую часть повествования, отдельную от предыдущей.
²⁰¹ Ср.: Во Reicke, op. cit., pp. 206-216.
²⁰² Ср.: Т. W. Manson, The Sayings of Jesus, p. 28. Еще одно, менее правдоподобное объяснение типологической теории, было предложено Эвансом, который задался вопросом: существуют ли параллели между центральным разделом у Луки и Втор. 1-26? Идея о том, что Лука представляет своеобразное христианское "Второзаконие", требует более убедительных доказательств, чем те, которые способен привести Эванс (С. F. Evans, "The Central Section of St. Luke's Gospel", in Studies in the Gospels, ed. D. E. Nineham, 1955, pp. 37-53). Он пытается установить соответствие в порядке изложения параллельного материала, однако большинство его параллелей натянуты.
²⁰³ Sources of the Synoptic Gospels, P, r. 40.
²⁰⁴ ШТ, р. 88.
²⁰⁵ Попытку показать, что повествование Луки было составлено на основе историй о детстве Иисуса, написанных Матфеем, см.: P. J. Thompson, StEv (1959), pp. 217-222, однако его аргументы представляются неубедительными. См. также подобную идею: J. Drury, Tradition and Design in Luke's Gospel (1976), pp. 122-125.
²⁰⁶ Ср.: С. С. Torrey, The Four Gospels, p. 266; A. H. McNeile, INT, p. 88.
²⁰⁷ Ср.: P. Vielhauer, ZTK 49 (1952), pp. 255 ff.; P. Winter, Nov. Test. I (1956), pp. 184-199. Ср. также: H. Sahlin, Der Messais und das Gottesvolk (1945), цит. по: Kummel, INT, p. 122.
²⁰⁸ Ср.: R. Laurentin, in Biblica 37 (1956), pp. 435 ff.; idem, 38 (1957), pp. 1 ff. Он наиболее детально рассматривает предмет в своей работе: Structure et Theologie de Luc I-P (1957) (англ, пер.: The Truth of Christmas. Beyond the Myths, 1982). В первой статье автор представляет полезный обзор аргументов в пользу существования древнееврейского источника (pp. 454-456).
²⁰⁹ Винтер рассматривает эти главы в нескольких статьях: NTS I (1955), pp. Ш ff; ZNTW 45 (1954), pp. 145-179; 46 (1955), pp. 261-263; 47 (1956), pp. 217-242; HTR 48 (1955) pp. 213 ff; BJRL 37 (1954), p. 328. Краткий анализ его позиции см.: R. M. Wilson, in StEv, pp. 242-248. Винтер сопоставляет эти главы с документом о крещении, с репсорае и с назорейской переработкой. Основой документа о крещении автор считает произведение Псевдо-Филона Liber Antiquitatum Biblicarum (см.: Nov. Test. I (1956), pp. 186 ff).
²¹⁰ Ср. критику теории переделки: R. M. Wilson, op. cit, p. 248. Ср. также: Р. Benoit, NTS 3 (1957), pp. 169-194.
²¹¹ Нокс предположил, что Лука пытался переработать свой источник и свести его к удовлетворительному греческому языку, однако оставил свою попытку (W. L. Knox, op. cit., p. 41).
²¹² См.: S. Ferris, The Hymns of Luke's Infancy Narratives (1985), pp. 31-62. Автор на основе исследования источников пришел к выводу, что они были древнееврейского происхождения. Ср.: idem, "On discerning Semitic Sources in Luke 1,2", GP П, pp. 201-237.
²¹³ Ср.: A. Plummer, St. Luke (ICC, 1896), p. XXVI; C. A. Briggs, The Messiah of the Gospels (1895); F. Spitta, ZNTW 7 (1906), p. 294.
²¹⁴ A. H. McNeile, op. cit., p. 89.
²¹⁵ См. в работе: Moulton and Howard, Grammar of New Testament Greek, П, p. 483. Ср. также: N. Turner, NTS 2 (1956), pp. 100 ff.
²¹⁶ Luke the Physician (1907), pp. 96-105, 190-218.
²¹⁷ Ср. его статью в С. Н. Toy Studies, pp. 286 ff., цит. по: Howard, op. cit., p. 482.
²¹⁸ Ср.: W. L. Knox., op. cit., p. 39.
²¹⁹ Ср. со статьей: P. Benoit, NTS 3 (1957), pp. 169 ff. Возможно, как предполагает Вильсон, Лука использовал источник на древнееврейском языке, но он не мог ни испытывать сильного влияния Септуагинты: R. M. Wilson, op. cit., pp. 252-253.
²²⁰ Ср.: V. Taylor, The Gospels, p. 63.
²²¹ Идею о том, что Лука для своих повествований приспособил и согласовал два источника, см.: A. R. С. Leaney, NTS 8 (1962), pp. 158-166. Однако он не затрагивает вопроса об языках написания этих источников.
²²² Так, см.: P. Benoit, op. cit.
²²³ См.: M. D. Goulder and M. L. Sanderson, JTS, n.s., 7 (1957), pp. 12 ff. См. также: J. Drury, Tradition and Design in Luke's Gospel (1981), pp. 46-65. Последний исследует метод мидраша, который применяет Лука, и считает это предположение достаточным объяснением повествования Лк. 1 и 2.
²²⁴ Существуют различные исследования и точки зрения относительно повествований о рождениях у Луки. См.: P. S. Minear, SLA, 1966, pp. 111-130. Автор верно отмечает, что необходимо тщательно исследовать единство этих повествований и Евангелия. В этом он противостоит мнению Ганса Концельмана о том, что их необходимо исключить из богословской интерпретации Евангелия. С поддержкой единства Евангелия выступил Татум: W. В. Tatum, NTS 13 (1967), pp. 184-195. Он трактует повествования как важнейшую часть истории спасения. Они знаменуют собой конец "эпохи Израиля" и начало "эпохи церкви". В этом случае семитская основа повествований становится решающей для их понимания.
См. также: H. H. Oliver, NTS 10 (1963), pp. 202-226. Автор рассматривает повествования о рождениях таким же образом, как Концельман трактует остальную часть Евангелия. Оливер видит в этих повествованиях богословскую цель, которая состоит в том, чтобы показать преимущества новозаветных времен (периода Иисуса) над временами Израиля (представленными Иоанном Крестителем). По мнению Оливера повествования не нуждаются в фактографично-сти, они, скорее всего, призваны представить цель Луки. В этой статье содержится исчерпывающий обзор подходов и оценок повествований о Рождестве Луки.
См. также: S. Benko, JBL 86 (1967), pp. 263-275. Автор считает, что Лука использовал источник об Иоанне Крестителе. Он утверждает, что интерес Луки был сосредоточен на том, что должно было исполниться накануне боговоплощения. Другой автор: D. Jones (JTS, n.s., 19 (1968), pp. 19-50) обращает внимание на ветхозаветную основу Евангелия от Луки. Он считает, что гимны Луки имеют более глубокий смысл и значение, чем те, которые были обнаружены в Кумране. Он видит особенность всех трех гимнов Луки в том, что они демонстрируют не цитирование, а дух и стиль Ветхого Завета, все они в первую очередь касаются спасения как исполнения Писаний, а во вторую - личности Мессии. Ср. комментарии: J. du Pessis, in А. В. du Toit (ed.), Guide to the New Testament IV (1983), pp. 176-179.
²²⁵ Ср. обсуждение этой проблемы: E. Stauffer, Jesus and His Story (1960), pp. 27 ff. Здесь развивается теория о том, что Квиринии был назначен наместником Востока и занимал эту должность с 12 г. до Р.Х. по 16 г. от Р.Х., с 6 г. от Р.Х. одновременно он занимал должность наместника Иудеи. К сожалению, автор не приводит конкретных данных в пользу своих утверждений, несмотря на то, что они могли бы разрешить многие трудности. Ср. также: А. N. Sherwin-White, Roman Society and Roman Law in the New Testament, 1963, pp. 161-171, который в своем исследовании личности Квириния утверждает точность датировки переписи 6 г. от Р.Х. Лукой, но считает, что Матфей ошибался. Другой исследователь: G. Ogg (ET 79 (1968), pp. 231-236) детально рассматривает проблему Квириния, однако не приходит к окончательным выводам.
²²⁶ Ср.: J. M. Creed, The Gospel according to St. Luke (1930), pp. 30-32. Ср. также исследование с позиций критики форм: M. Dibelius, Jungfrauensohn und Krippenkind (1932).
²²⁷ Op. cit. p. 64. См.: Н. К. Luce, St. Luke, CGT, 1949, p. 84. Автор называет эти истории "скорее высокохудожественной поэзией посвящения, чем сухой исторической прозой", однако это не предполагает их неисторичности. См.: G. Н. Box, ZNTW 6 (1905), pp. 80-101, который выступает против мнения о том, что Лука (или Матфей) отражают языческое влияние. Полное обсуждение Лк. 1 и 2 см.: J. G. Machen, The Virgin Birth (1930). О непорочном зачатии см. также: D. Edwards, The Virgin Birth in History and Faith, 1941, который принимает точку зрения, сходную с идеей Махена, а также: Т. Boslooper, The Virgin Birth, 1962, который трактует повествование о Рождестве как мифологическое и выступает против буквальной исторической интерпретации. Однако ср: R. Е. Brown, The Virginal Conception and Bodily Resurrection of Jesus (1973); idem, The Birth of the Messiah (1977); M. Miguens, The Virgin Birth (1975).
²²⁸ Ср.: H. L. MacNeill, JBL 65 (1946), pp. 123-130. Нокс (W. L. Knox, Sources of the Synoptic Gospels, П, p. 41) частично разделяет эту идею.
²²⁹ Происхождение и размер секты Иоанна Крестителя неизвестны, однако представляется маловероятным ее распространенность и многочисленность (см. прим. 123 к гл. 7).
²³⁰ Ср.: The Four Gospels, pp. 199 ff.
²³¹ В. Тейлор (V. Taylor, Behind the Third Gospel, 1926, pp. 2 ff.) прослеживает развитие этой идеи в трудах Фейне, Б. Вейсса и И. Вейсса, Беркитта, Стентона, Хокинса, Бартлета, Сендея и Перри (Feine, Weiss (В. and J.), Burkitt, Stanton, Hawkins, Bartlet, Sanday and Perry).
²³² ET 67 (1955), p. 15.
²³³ Ср.: ibid., p. 12.
²³⁴ Бультман полагал, что Лука использовал старую редакцию повествования о Страстях, которая легла также в основу Евангелия от Марка. Этот взгляд переносит проблему в плоскость сопоставления различий между двумя повествованиями (ср.: R. Bultmann, The History of the Synoptic Tradition, pp. 262 ff.). Додд (С . H. Dodd, Historical Tradition in the Fourth Gospel (1963), p. 52) считает любую теорию о том, что Лука позаимствовал и отредактировал повествование о Страстях Марка, неправдоподобной, regards any theory that Luke is editing Mark's passion narrative as having no plausibility. См.: G. B. Caird, Saint Luke, Pel С 1963, p. 25, который с позиций теории Прото-Луки утверждает, что вербальное соответствие между Лукой и Марком в этих повествованиях составляет всего 20%, между тем как в остальных, заимствованных Лукой у Марка, - 53%.
²³⁵ Ср.: J. С. Hawkins, in Oxford Studies, pp. 80-84, который отмечает 12 редакторских исправлений в отрывке Лк. 22.14 - 24.11.
²³⁶ Относительно повествования о Страстях в Евангелии от Луки долго не утихали дискуссии, однако согласия по вопросу о взаимосвязи Луки и Марка достигнуто не было. Ср. статью: S. J. Buse, NTS I (1954), pp. 29-41; 7 (1960), pp. 65-76. Ср. также: Р. Borgen, NTS 5 (1959), pp. 249 ff.; С. Е. Osty, Recherches de Science religieuse 39 (1951). Предположение Бусе состоит в том, что Лука использовал некий источник с повествованием о Страстях, который был ему известен до того, как он познакомился с Евангелием от Марка, если бы это мнение было обоснованным, то оно подкрепило бы теорию Прото-Луки. Ср. также исследование: S. Temple, NTS 7 (1960), pp. 75-85. Еще раньше мнение о независимом источнике повествования о Страстях у Луки отстаивал Перри: А. М. Репу, ЕТ 46 (1935), pp. 256-260.
²³⁷ V. Taylor, ЕТ 67 (1955), р. 16.
²³⁸ Зеллин (G. Sellin, "{Composition, Quellen und Funktion des Lukanischen Reiseberichtes (Lk. IX 51 - ХIХ 28)", Nov. Test, 20 (1978), pp. 100-135) утверждает, что этот раздел тесно связан с Евангелием от Марка и источником "Q", что свидетельствует против достоверности гипотезы Прото-Луки.
²³⁹ Ср.: G. В. Caird, op. cit, p. 26. Автор полагает, что представляется следующая альтернатива: предположить, что Лука был столь высокого мнения о Марке, что решил фрагменты его повествования поместить отдельно, что он отвергает. Однако Кеерд не принимает во внимание вероятность того, что Лука мог чередовать по определенной схеме материал Марка и другой материал. Ср. схему использования Лукой Марка: R. М. Grant, A Historical Introduction to the New Testament (1963), p. 136. Очевидно Кеерд не допускает подобной возможности.
В тех местах, где изречения удваиваются, и одно, как считается, позаимствовано у Марка, а другое - из другого источника (у Луки отмечено 11 подобных случаев), автор совмещает источники (ср.: Caird, op, cit., p. 24). Отклонения Луки от порядка изложения Марка подобным же образом объясняются совпадениями материала Марка и "Q" (Caird, op. cit., pp. 24-25).
²⁴⁰ Op. cit., p. 39.
²⁴¹ Грант (R. M. Grant, op. cit., p. 118) считает теорию Прото-Луки не более убедительной, чем любая другая теория, которая основывалась бы на анализе той части книги, которая не имеет отношения к заимствованиям.
²⁴² См.: M. Goguel, HTR 26 (1933), р. 12. Автор утверждает, что Лука помещает свою генеалогию между повествованиями о крещении и о искушении, потому что "предполагает, что он обнаружил отдельный фрагмент, а не часть целого повествования". Несмотря на это, Го-гель отрицает гипотезу Прото-Луки.
²⁴³ Гогель отрицает ценность этого подхода на том основании, что литературный анализ Деяний Апостолов дает сомнительные результаты (см. раздел V главы 8 данной книги), а кроме того мы не можем проводить сравнения с Деяниями, так как не существует параллельных источников, как в случае с Евангелием (op. cit., pp. 8, 9 n.). См.: A. Q. Morton and G. H. С. Macgregor, The Structure of Luke and Acts, 1964. Авторы попытались с помощью статистических методов показать, что Евангелие от Луки и Деяния обладают сходной литературной структурой, которая в свою очередь предопределена тем, что они называют "физической структурой", то есть необходимостью разместить материал так, чтобы он совпадал с заранее определенным количеством папирусов. По их мнению это может послужить серьезной поддержкой теории Прото-Луки. Однако математические исследования неспособны обосновать эту теорию, хотя они могли бы пролить свет на метод Луки, в случае если была бы признана соответствующая этим методам теория.
²⁴⁴ Все эти соображения изложены в работе: Caird, op. cit, p. 26.
²⁴⁵ JTS 43 (1942), pp. 34-36; n.s., I (1950), pp. 56-60. Килпатрик полагает, что Лука видоизменил материал Марка, с тем чтобы представить страдания Иисуса как судебную ошибку. Фицмайер (J. A. Fitzmyer, Luke I, p. 90) в своем комментарии цитирует почти столько же сторонников этой гипотезы, сколько и противников, хотя он сам отвергает ее из следующих соображений: 1. Родословие, к которому примыкают отрывки из Евангелия от Марка, происходит из источника L; 2. Пропуск отрывка Мк. 3.20-30 выглядит странным; 3. В тех местах, где материал удваивается, отрывок из Марка предшествует отрывку из источника Q; 4. Стихи Лк. 4.16-30 нельзя трактовать как вводный отрывок; 5. Попытки выделить словарь Луки от источника L неубедительны; 6. Предсказания о Страстях представляются дополнением источников Q и L к материалу Марка; 7. Комментарии Монтефьоре (Montefiore) к повествованию о кораблекрушении говорят против теории Прото-Луки, хотя это для нее не существенно. См. также возражения против этой теории Кюммеля (Kummel, ЮТ, pp. 132-137).
²⁴⁶ ЕТ 67 (1955), р. 15.
²⁴⁷ В. Тейлор преуменьшает сложность проблемы, утверждая, что отрывок Лк. 22.1-13 (Марка) заменен подлинным введением к повествованиям о Страстях из Прото-Луки: V. Taylor, Behind the Third Gospel, pp. 177-181.
²⁴⁸ Гилмор утверждает, что Тейлор недооценил долю материала Марка в повествовании о Страстях у Луки: S. M. Gilmour JBL 67 (1948), pp. 143-152. Ср. его аргументы против материала Прото-Луки в Евангелии от Луки (Ю, 1952), pp. 16-18. Гилмор полагает, что проблема "пробела" была бы устранена, если была бы отвергнута идея Прото-Луки (ЛЗЬ 67, р. 147). Ср. также по этой проблеме полемику Крида: J. M. Creed, St. Luke, p. Iviii. Мнение о том, что Лука переписал повествование о Страстях у Марка см. статью Крида: Creed, ET 46 (1934), pp. 101 ff., 378 С, а также ср. статью Барра: A. Barr, ET 55 (1944), pp. 227-231. Возражения Тейлора Криду см. в статье в ЕТ 46 (1934), pp. 236 ff.
²⁴⁹ Ср. исследование Рекопфа двух отрывков из Лк. 22: F. Rehkopf, Die lukanische Sonderquelle (1950), а также изучение этой главы Шурманом: Н. Schurmann, Quellenkritische Untersuchung des lukanischen Abendmahlsberichtes (1953-7).
²³⁰ Op. cit., p. Iviii п. Банда (Bundy, Jesus and the First Three Gospels, pp. 328-329) считает, что этот отрывок Луки содержит "бесформенную массу материала".
²⁵¹ Детальный анализ проведен Тейлором: V. Taylor, The Gospels, p. 41. Он может быть представлен в виде следующего резюме:
Часть, открывающая служение: Лк. 3.1-4.30; 5.1-11; 6.12-8.3. Повествование о "путешествии": 9.51-18.14. События в Иудее: 19.1-28, 37-44,47-48. Повествование о Страстях: 22.14-24.
В результате анализа установлено, что первый раздел включает 170 стихов, раздел о "путешествии" - 334 стиха, а остальное повествование - 202 стиха.
²⁵² Недостаточно четкая последовательность в материале повествования о "путешествии" может объясняться отсутствием хронологических и географических сведений об этом в источниках Луки (ср.: Michaelis, Einleitung, p. 67). Если это предположение верно, то можно допустить, что Лука сам сгруппировал материал повествований о времени между галилейским и иудейским периодами служения Иисуса.
²⁵³ Loc. cit.
²⁵⁴ ЕТ 54 (1943), pp. 172-177.
²⁵⁵ Ср. его ответную статью на возражения Петри в ЕТ 54 (1943), pp. 219-222.
²⁵⁶ В основном это решение проблемы изложено в работе: Caird, Saint Luke, p. 24.
²⁵⁷ Ср.: V. Taylor, op. cit., p. 40.
²⁵⁸ Der Messias und das Gottesvolk (1945) and Studien zum dritten Kapitel des Lukasevangeliums (1949).
²⁵⁹ E. Schweizer, ThZ 4 (1949), pp. 469-471; 5 (1949), pp. 228-231. Общий анализ воззрений Г. Залина и Э. Швейцера см.: Michaelis, Einleitung, pp. 71-74; W. Grundmann, Des Evangelium nach Lukas, p. 16.
²⁶⁰ Среди более современных ученых, обнаруживающих симпатии к гипотезе Прото-Луки, можно выделить: J. А. Т. Robinson, Redating, pp. 107-117; G. B. Caird, Luke, pp. 23-27. Последний автор подчеркивает тот факт, что использование Лукой источников не позволяет говорить о его значительной редакторской свободе. Ср. примечания Эванса (О. Е. Evans) к изданию: V. Taylor, The Passion Narrative of St. Luke (1972). В нем приводятся мнения Шурмана и Рекопфа. Шурман признает отдельное существование повествования о Страстях, заимствованное Лукой, но не рассматривает его как часть Прото-Луки. Кюммель (Kummel, INT, pp. 132-135) считает эту гипотезу бесплодной.

Глава 6. Метод "Истории форм" и его развитие

В период после появления критики источников существовали различные мнения относительно терминов определения различных областей в развитии критических направлений изучения Писания. Некоторые ученые предпочитали говорить о критике преданий и иногда путали ее с критикой форм. Строго говоря, критика преданий довольно правильно определяет исследование долитературных источников, как устных, так и письменных, и изучение методов, при помощи которых евангелист использовал предания. Критика предания включает в себя критику источников, критику форм и критику редакций. Мы будем использовать различные термины в зависимости от поставленных целей¹.

I. ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ НАПРАВЛЕНИЯ "ИСТОРИИ ФОРМ"

Множество факторов привело к возникновению этого движения. Мы остановимся на главных из них.

1. Первым является слабость критики источников. Хотя метод "истории форм" является не альтернативным, а дополнительным к критике источников, он обязан своим возникновением основному недостатку в рассуждениях критики источников. Критика источников рассматривает себя как литературную дисциплину и поэтому ограничивается имеющимися документами. В случае Матфея и Луки основные гипотезы, как мы показали, касались использования Марка и "Q". Критика источников не могла выйти за рамки этих документов. Единственное, что она могла сделать, это предположить существование ранней формы Евангелия от Марка (Прото-Марка /Ur-Markus/), которая оказалась неубедительной, или множества вариантов "Q", что значительно ослабило саму гипотезу. Сторонники "истории форм" предложили изучать происхождение как Марка, так и "Q", что явилось более плодотворным исследованием. То, что критика источников не могла дать документальной теории происхождения Марка, позволило школе "истории форм" предположить методы, позволившие сохранить первоначальное предание.

Критика источников оставила незаполненным пробел в 20-30 лет от смерти Иисуса до появления письменных документов и поэтому было совершенно естественным попытаться заполнить его. И какими бы умозрительными ни были эти попытки, их надо было предпринять, что и привело к возникновению школы "истории форм". В каком-то смысле школа "истории форм" пошла по тому же пути, что и традиционная теория источников, хотя этот факт мало кем признается, так как методы и результаты их различны.

Сам тот факт, что наши исторические данные о первых тридцати годах христианской истории столь ограничены, говорит о том, что приверженцы метода "истории форм" неизбежно должны были в основном полагаться на догадки, хотя не все они понимали, что так поступают. И действительно, попытка классифицировать евангельский материал по литературным формам считалась сугубо научной и продолжением лучших традиций критики источников. Сколь велика была степень догадок, станет очевидным, когда мы будем рассматривать разные виды этой теории.

2. Второй причиной возникновения школы "истории форм" явилось сомнение в историчности описания Иисуса у Марка. Так, Вильгельм Вреде² считал, что структура Евангелия от Марка была построена самим автором в интересах того, что он назвал "мессианской тайной". По мнению Вреде Иисус открыл Свое Мессианство только после Воскресения, а это значит, что сообщение Марка об исповедании Петра нельзя считать историческим, и автор Евангелия от Марка сам расположил раннее существовавшие отдельные части предания по своему усмотрению. Несмотря на то, что теория В. Вреде подверглась сильной критике³, она несомненно оказала сильное влияние на ранних сторонников метода "истории форм", которые обратили внимание на отдельные части предания и подвергли сомнению структуру евангельского повествования и, следовательно, придавали мало значения контексту повествований и изречений.

Близкой к этой теории была теория И. Вельгаузена⁴, который считал, что первоначальное предание было дополнено редакторским материалом с точки зрения христианского богословия того времени. Эта концепция дала толчок появлению теорий, которые приписывают оформление материала и даже его происхождение христианской общине (о чем мы будем говорить ниже).

К. Л. Шмидт⁵ изучил структуру Евангелия от Марка более подробно и пришел к выводу, что это Евангелие является хронологически и также географически ненадежным. По этой теории восстановить биографические данные жизни Иисуса Христа сейчас невозможно.

Такие возражения против историчности Евангелия от Марка привели к необходимости проанализировать данные, касающиеся достоверности материала Марка, что и сделали представители школы "истории форм". Тем не менее, некоторые предложенные теории фактически еще в большей степени поставили под сомнение историческую достоверность евангельских повествований в целом⁶.

3. Третьей причиной появления направления "истории форм" было желание модернизировать Евангелия. Предположение, что большая часть материала канонических Евангелий отражает концепции мира природы и людей I века, которые устарели для современного научного знания, привело к возникновению движения пересмотра Евангелия применительно для людей XX века. Это, естественно, сосредоточило внимание на оригинальных литературных формах и заставило некоторых "историков форм" попытаться выяснить сущность Евангелия независимо от этих "форм" (например, повествования о чудесах). Иначе говоря, интерес к формам был главным образом связан с их переистолкованием и желанием представить материал, который можно было извлечь из них, в современном виде. Представителем этого направления был Карл Рудольф Бультман, который руководствовался своими философскими взглядами. Это привело к движению, известному как "демифологизация"⁷, которое пыталось толковать Евангелия, исключив из них все элементы, которые, как показал анализ форм, относятся к ситуации в Церкви I века. Неудивительно, что это движение привело к историческому скептицизму⁸. Однако неправильно было бы считать, что вся школа "истории форм" руководствовалась такими мотивами.

4. Четвертой причиной возникновения школы "истории форм" было желание поместить литературный материал Евангелий в их культурно-историческую ситуацию (Sitz im Leben). Этот исторический поиск был тесно связан с современной тенденцией придавать особое значение фону Евангелий. Этот поиск вполне допустим и правомерен, но он содержал в себе скрытую ловушку - тенденцию приписывать формирование материала практическим нуждам общины. Культурно-историческая ситуация, предполагаемая для отдельных частей предания, очень часто была чисто умозрительной. И этот фактор нельзя терять из виду при оценке возникновения и выводов школы "истории форм". Направления исследований, которые руководствовались научно обоснованными мотивами, стали развиваться в неисторическом направлении⁹.

Последняя тенденция связана с основным предположением школы "истории форм" о том, что культурно-историческую ситуацию (Sitz im Leben) надо искать в периоде после Пасхи, а не до нее. Такое предположение исключает всякую возможность неразрывности между этими двумя периодами и ведет к неизбежному акценту на Христе веры, а не на Иисусе истории. Но как утверждает Шурман¹⁰, исследования "истории форм" не могут и не должны ограничиваться ситуацией (Sitz im Leben) после Пасхи. Признание этого факта придает категории Sitz im Leben более твердую и надежную основу.

II. РАЗЛИЧНЫЕ ТИПЫ ТЕОРИИ

Прежде, чем перейти к критическому разбору школы "истории форм", мы кратко остановимся на основных ее теориях.

А. Теория миссионерской проповеди

Мартин Дибелиус" начал с предположения, что предания в ранней Церкви были обусловлены миссионерскими нуждами. Это значит, что он исходит из того, что он считает раннехристианским методом проповеди, и переходит к анализу текста Евангелий. По его мнению предания существовали прежде всего в проповедях, и самые ранние их формы были поэтому обусловлены керигматическими требованиями, которые впоследствии были дополнены более совершенными формами, обусловленными другими практическими целями.

1. Парадигмы

Это были краткие повествования, заканчивающиеся изречением, и часто имеющие целью показать важность этого изречения. Примером их являются исцеление расслабленного и эпизод с колосьями.

2. Новеллы или рассказы о чудесах

Это были повествования, имевшие целью показать, что Иисус был чудотворец. По мнению Дебилиуса они отличаются от первых тем, что не содержат изречения и носят более светский характер.

Кроме того, если парадигмами пользовались проповедники, то новеллы создавались сказочниками. Примером их являются исцеление прокаженного и усмирение бури.

3. Изречения

Это собрания изречений, составленные с целью катехизации. Они отличались от изречений в парадигмах тем, что существовали отдельно от повествований.

4. Легенды

Это неудачное название, так как оно сразу же предполагает что-то неисторическое. По классификации же Дибелиуса они относятся к повествованиям, рассказывающим нечто необычное о святых людях. Например, повествования о рождении.

5. Мифы

К ним Дибелиус относит повествования о крещении, искушении и преображении, в каждом из которых он видит взаимодействие между, как он назвал, мифологическими персонажами.

Исходя из различного характера форм по такой классификации, Дибелиус считает, что существовали три типа христианских служителей - проповедники, учителя и рассказчики. Однако различие это является выводом из анализа Дибелиуса, но оно не подтверждено независимыми историческими данными. И действительно, трудно признать возможным любой метод определения различия между разными видами деятельности, если нет никаких данных, подтверждающих существование класса людей, которые бы занимались только рассказами об Иисусе и не проповедовали Евангелия¹².

Б. Теория христианского воображения

Почти одновременно с теорией Дибелиуса появилась несколько схожая с ней теория Р. Бультмана¹³. Она была более радикальной и имела больший резонанс, чем теория Дибелиуса. Она оказала такое сильное влияние на изучение Евангелий, что мы остановимся на ней более подробно.

1. Чтобы по достоинству оценить взгляды Бультмана, прежде всего необходимо отметить, что его взгляды сформировались под определяющим влиянием либеральной школы, которая считала поиски исторического Иисуса важнейшей задачей христианской веры¹⁴. Главными представителями такого подхода можно считать А. Гарнака и Г. Ю. Гольцмана¹⁵. Бультман учился у Гарнака, и естественно, что его взгляды сыграли большую роль в формировании мировоззрения Бультмана в годы его становления. Его реакция против исторического Иисуса либеральной школы в пользу более динамичного Христа веры была вызвана разочарованием в либеральном Иисусе. Он считал, что если веру поставить в зависимость от поисков исторического Иисуса, то она будет зависеть от исторического исследования со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разочарование Бультмана привело его к поиску такого подхода к Евангелиям, который бы освободил его от необходимости исторических доказательств. Только такой подход, по его мнению, может быть самым простым путем к вере. Кроме того, на его неисторический подход оказала влияние философия экзистенциализма. Будучи под сильным влиянием Мартина Хейдеггера, Бультман считал самым важным элементом в христианской вере такую встречу со Христом, которая, по его мнению, требует решения принять Его. Если самой важной становилась экзистенциальная встреча, то исторического доказательства не требовалось. Здесь важно заметить, что неисторический подход Бультмана к евангельскому материалу основывался только на его предположениях. Иными словами, в соответствии со взглядами Бультмана, само по себе историческое исследование становится не более чем академическим упражнением.

Другим фактором, повлиявшим на отношение Бультмана к методу "истории форм", была его приверженность к школе истории религии (religionsgeschichtliche Schule)¹⁶, которая имела сильное влияние в начале XX века. По мнению представителей этой школы, самые ранние еврейские предания были переведены в формы, приемлемые для языческого мира, используя при этом языческие категории. Хотя главной целью этой школы было толкование Посланий, она не могла не повлиять на подход к Евангелиям. Это сразу же предполагало, что исследователь должен выявлять интерпретационные элементы. Четкое разграничение между иудаистическим и эллинистическим христианством должно было неизбежно повлиять на подход к истории. Однако необходимо отметить, что основы теории истории религии были подорваны признанием того, что данные, на которых она основывалась, относятся к более позднему периоду, а также и появлением данных из еврейских источников (типа кумранских), показавших, что разрыв между еврейским и языческим христианством был преувеличен.

2. Таким образом, различные факторы, оказавшие влияние на подход Бультмана к евангельскому материалу, заставили его считать историю здесь неуместной. Резкое различие между историческим Иисусом и Христом веры появилось, по его мнению, вследствие Пасхи. Те, кто встретился со Христом веры, не мог больше принимать Иисуса истории иначе как в свете своего нового опыта¹⁷. Они не могли теперь оставаться беспристрастными наблюдателями, причем это должно относиться ко всем евангелистам. Они должны были уже писать с точки зрения веры. Из этого положения вытекает то, что в Германии называется "Gemeindetheologie" (богословием общины). Евангельские повествования становятся источником раннехристианского богословия, а не историческими данными о жизни Иисуса¹⁸. Бультман придает такое большое значение общине, что его вариант теории "истории форм" можно не без основания назвать теорией общинного творчества. Надо сказать, что Бультман соединил здесь два аспекта. Все согласятся с тем, что предания были сохранены теми, кто пришел к вере, и что евангелисты писали с целью укрепить веру в других. Но Бультман идет еще дальше, когда говорит, что большая часть материала является творчеством "общины".

3. Некоторые детали теории Бультмана указывают на ту степень, до которой он приписывает предания творчеству общины. Его классификация материала напоминает классификацию Дибелиуса. Но вместо парадигм он говорит об апофегмах (apophthegms, т. е. кратких изречениях), понимая под этим практически то же самое. Основным различием является степень, до которой эта разновидность материала приписывается общине. По мнению Дибелиуса¹⁹ дополнительное толкование не было преднамеренно придумано общиной, а считалось правильным толкованием учения Иисуса. Но Бультман заходит дальше, считая, что все подобные эпизоды выдуманы той или иной общиной.

Вместо новелл (нем. Novellen) Дибелиуса, Бультман предпочитает говорить термин "рассказах о чудесах". Не все чудеса входят в эту группу, а только те, которые не содержат учительного материала. И Дибелиус, и Бультман, отвергают чудеса и, следовательно, историчность евангельского повествования о чудесах. Это отрицание связано не столько с анализом "форм", сколько с философскими и богословскими основаниями. Однако здесь надо все же объяснить, как появились эти повествования. Были предложены разные гипотезы. Возможно, что они появились в результате драматизации изречений Иисуса, как в случае исцеления слепорожденного, которое подтверждает изречение, что Иисус есть свет мира. Либо усыхание смоковницы могло быть следствием притчи о бесплодной смоковнице. Либо какое-то ветхозаветное чудо могло подсказать аналогичное новозаветное чудо. Либо какое-то повествование из другого источника было передано в повествовании об Иисусе. Все зги предполагаемые объяснения приписывают появление рассказов о чудесах непосредственно общине. Бультман приводит много аналогий из языческих источников, которые содержат рассказы о чудесах²⁰, и считает, что они подтверждают его вывод, что многие повествования о чудесах в Евангелиях относятся к одному и тому же типу и поэтому должны считаться легендами. Однако приведенные аналогии разительно отличаются по своему контексту. В противоположность языческим мифам и легендам, в евангельских повествованиях нет магического заклинания и тому подобного, что сразу же относит их к другой категории²¹.

Как и Дибелиус, Бультман называет одну из категорий своей классификации "легендой". Оба они считают, что эта группа повествований была создана под влиянием практики того времени приписывать святым людям необычные деяния. Что касается других групп, то Бультман считает и их творчеством общины, интерес которой ко многим людям, упомянутых в повествовании, заставлял их создавать о них легенды.

Тесно связанной с легендой является категория "мифа". Бультман относит его к категории легенд. Здесь надо сразу же выяснить, в каком смысле он употребляет этот термин. По собственному определению Бультмана, "мифология должна использовать образность для выражения потустороннего мира в свете этого мира, божественного в выражениях человеческой жизни, потустороннее в выражениях посюстороннего" (Keryma and Myth, p. 10). Сошествие Святого Духа в виде голубя и небесный глас во время крещения Иисуса относится к этой категории. Хотя в этом смысле миф не обязательно должен выражать что-то неисторическое, Бультман не придает никакого исторического значения этим повествованиям. Для него они содержат элементы, которые сегодня нам непонятны.

Наиболее характерным для Рудольфа Бультмана является его подход к изречениям Иисуса²². Он подразделяет все эти изречения на несколько групп: слова Премудрости, "Я"-слова, профетические и апокалиптические изречения, слова Закона, постановления и притчи.

В первой группе Бультман анализирует изречения о мудрости вообще и, в частности, ветхозаветную литературу Премудрости и видит аналогию со многими изречениями Иисуса. Он предлагает три возможных объяснения:

(1) Иисус мог использовать существовавшие изречения о мудрости и притчи в Своих целях;

(2) Он мог создать Свои собственные изречения;

(3) Церковь могла использовать светские изречения о мудрости и приписать их Иисусу Христу.

Бультман относит много изречений такого рода к третьей группе²³. Но он все-таки признает, что некоторые изречения отражают учение, типичное для Иисуса. Его критериями подлинности изречений являются те изречения, в которых сильно выражена эсхатология (напр. Мк. 3.24-27, где побеждается сильный человек), осуждается оглядка назад (Лк. 9.62), где говорится о первых и последних (как Мк. 10.31) и где требуется изменение в людях (Мк. 10.15). Здесь надо заметить, что оценка Бультмана основывается не на "форме", а на его собственном предпочтении и поэтому она абсолютно субъективна.

Ко второй группе Бультман относит изречения, которым придает особое значение. В большинстве этих изречений Бультман видит отражение творчества общины, вызванного ее собственной ситуацией. По его мнению изречения, отражающие богословский взгляд Иисуса (как напр. Мф. 10.32-33; Лк. 12.8-9), являются творчеством общины. Изречения, в которых предсказывается смерть или воскресение Иисуса (как Мф. 17.12), относится ко времени после этих событий. Изречения, где дела творятся "именем" Иисуса (напр. Мф. 7.22), отражают ситуацию в церкви. Изречения, сказанные Воскресшим Господом, приписываются земному Иисусу (как напр. Мф. 18-20), а связанные с гонением, отражают последующую историю Церкви. Изречения, предполагающие оценку жизни Иисуса, в целом отражают более позднюю ситуацию (например, Мк. 10.45; Мф. 11.19). Подводя итог подходу Бультмана, в этом разделе можно сказать, что все, что можно считать творчеством общины, не могло быть сказано Иисусом.

К третьей группе изречений, пророческим и апокалиптическим, Бультман относит материал, приписанный Иисусу после произошедших событий, такие изречения, как предсказание о гонениях на Его учеников (например, Мф. 5.10-11; Лк. 6.22-23; Мф. 10.17-22) как и предсказание о разрушении Иерусалима, которое многими учеными рассматривалось ретроспективно. В некоторых случаях еврейский материал приписывался Иисусу (например, апокалиптические отрывки в Мк. 13, притча об овцах и козлах в Мф. 25.34-46 и стенание об Иерусалиме в Лк. 13.34-35). В других случаях Бультман видит поздние эллинистические формулировки (как в Лк. 21.34-36). Его аргументом является то, что Церковь не делала различия между изречениями Иисуса и пророчествами христианских пророков, и поэтому она не знала, что было творчеством общины, а что подлинным изречением²⁴. Но Ин. 14.26 вносит здесь ясность, когда говорит об особом обещании, что Святой Дух напомнит ученикам, что Иисус говорил лично.

Многие слова закона и постановления Бультман, не колеблясь, приписывает общине, так как они напоминают ситуацию, в которой Церковь стала организационным установлением. Эту группу изречений можно считать творчеством общины, потому что в них кратко излагаются принципы Иисуса, например, Мк. 2.27-28 (об отношении к субботе), Мк. 10.11-12 (о разводе), Мф. 6.1-18 (о милостыне, молитве и посте) и Мк. 7.6-8 (об устном законе). Кроме того, некоторые изречения отражают период распрей, которые относятся к церковному периоду, а не ко времени Иисуса (например, Мф. 5.17-20 - о законе, Мф. 16.18-19 - о положении Петра; Мф. 18.15-17 - о христианских отношениях; Мф. 18.19-20 - об общей молитве; Мф. 10.5-16 - о миссионерской задаче).

Тем не менее некоторые изречения о Законе, которые противоречат отношению евреев к Закону, считаются подлинными.

Бультман считает притчи более аутентичными, потому что большинство из них заставляют человека сделать решение, но не решают за него²⁵.

Итак, согласно теориям Бультмана, подлинного материала остается очень мало. Он признает подлинными только около сорока изречений и сам факт (нем. Dass, англ, thatness) жизни и смерти Иисуса на кресте²⁶. Весь остальной материал он считает либо творчеством, либо продуктом переработки общины. Такой вывод покажется губительным для тех, кто нуждается хоть в какой-то исторической основе для своей веры. Но для Бультмана это не вызывает проблемы, так как он начинает с отрицания необходимости в какой-либо связи между историей и верой. В следующем разделе, в исторической критике, мы остановимся на разных критериях, которыми пользовались Бультман и другие ученые для определения достоверности. Здесь же мы кратко рассмотрим основу подхода, которым пользовался Бультман.

Он не объясняет, как развивалось творческое воображение общины. Необходимо иметь убедительные аналогии, чтобы поверить в идею, что большинство христианских преданий были созданы общиной, которая затем поверила в их историчность. В случаях, где Бультман признает подлинность материала (в основном в изречениях Иисуса), он приписывает их контекст созданию более позднего предания, особенно самими евангелистами²⁷. Он пытается кое-что сохранить, признавая, что даже те изречения, которые были созданы в общине, отражают дух Иисуса²⁸. В случаях, где материал существует в трех вариантах предания, он приписывает расхождения в них редакторскому процессу. И, наконец, его критерием является представление, что могло произойти во время передачи христианского предания, а не то, что произошло в действительности. Его теория уделяет недостаточно внимания существованию очевидцев, которые, надо полагать, оказывали, по крайней мере, какое-то сдерживающее влияние на творческое воображение всей христианской общины в целом²⁹. Кроме того, он не придает никакого значения тому факту, что общины доверяют своим вождям³⁰, а в ранней церкви это были апостолы, которые были современниками Иисуса, и не могли дать волю своему воображению. Совершенно неубедительно приписывать такие ключевые повествования, как о Воскресении и установлении Вечери Господней, "культовому мотиву" христианского творчества³¹. Нельзя согласиться с тем, что эти повествования появились из-за желания христиан дать историческую основу своей вере. Такая реконструкция ранних преданий не может объяснить возникновения и развития ранней Церкви³². Это могло произойти с одним или двумя отдельными лицами, но не с целыми общинами и тем более с группами общин, независимо от степени их единодушия. Поиск культурно-исторической ситуации (Sitz im Leben) в таком направлении приведет к такой модели Sitz im Leben, которая далеко отодвинута от реальной жизни.

Кроме того, подобная разновидность метода "истории форм" основывается на определенном представлении о самом раннем христианском периоде. Она предполагает, что все повествования в синоптических Евангелиях были сначала составлены общиной и затем автоматически стали свидетельством фактической жизни Церкви, а не жизни и учения Иисуса. Так, К. Кундсин³³ в самом историческом материале видит три основные стадии развития доапостольского периода: Сына Человеческого, экстатического духовного подхода и церковного подхода³⁴. Сторонники каждой из этих групп приписывают Иисусу утверждения, которые отражают их собственный взгляд³⁵. Но такое столь искусное построение сразу же распадается, если предположение оказывается неправильным. И именно здесь Бультмановская школа "истории форм" явно потерпела поражение. Недостаточно только представить себе, что могло произойти. Ни одна теория не может иметь твердого основания на такой основе. Это равносильно признанию, основанному только на воображении без всяких доказательств, что традиционно признаваемые изречения Иисуса не могут быть "неприукрашенным" преданием. Бультман и его последователи не могут объяснить, каким образом изначальный Иисус был настолько "приукрашен" или приспособлен к воззрениям более поздней христианской общины³⁶. Не более ли правдоподобным выглядит то, что христианская община была сама "приукрашена" аутентичным учением Самого Иисуса?

В. "Новые поиски "

Исторический скептицизм Бультмана привел к столь явно неудовлетворительным результатам, что даже среди его самых близких последователей началось новое движение, получившее известность как "Новые поиски исторического Иисуса" по названию книги одного из его представителей, Дж. М. Робинсона³⁷. Мы уже кратко говорили о нем раньше, но здесь мы остановимся более подробно на этом движении в контексте метода "истории форм" вообще.

Сразу же надо указать на четкое различие между "Новыми поисками" и старыми либеральными "поисками", которые все сторонники школы "истории форм" отвергают³⁸. "Новые поиски" отрицают возможность восстановления полной картины исторического Иисуса в том, что касается биографических и психологических деталей, но это движение старается наполнить содержание керигмы знанием не только о Dass этого события, но чем-то большим. Если бы ничего, кроме Dass не нужно было бы, то "событие-Христос", о котором говорит Бультман, было бы столь же не нужно, как и "событие-Мария" или "событие-Магомет"³⁹. Несмотря на признание необходимости в "Новых поисках", среди его представителей нет единого мнения относительно исторического содержания.

Так, Эрнст Кеземан⁴⁰, как и Р. Бультман, отрицает возможность хронологического и психологического восстановления жизни Иисуса, но он также не может избежать проблемы, когда историк должен признать достоверными части предания, которые находит в Евангелиях. Если он не сделает этого, то он не только перестает быть историком, но и подвергается опасности быть обвиненным в докетизме, ереси, которая отвергает необходимость исторического Иисуса для веры. Кеземан находит подтверждение своему аргументу в проповеди Иисуса. Так, он пишет: "Наше исследование привело нас к выводу, что мы должны искать особый элемент в земном Иисусе, в Его проповеди и рассматривать другие Его дела и Его назначение в свете этой проповеди"⁴¹ . Эти особые элементы мы находим в превосходстве над Моисеевым законом, в свободном подходе к выполнению ритуальных требований, например, к субботе, в Его власти изгонять бесов, Его знании Божьей воли для человеческой жизни, в Его использовании таких формул, как "аминь", и в Его связи с Иоанном Крестителем, когда последний только возвещает Царство Небесное, а Иисус приносит его⁴².

Понтер Борнкам⁴³ уделяет больше внимания, чем Кеземан, делам Иисуса, Его заботе о людях и даже Его отношению к ним. Здесь он значительно отходит от позиции Бультмана. По крайней мере он видит какую-то связь между Христом веры и Иисусом истории. Другим представителем "Новых поисков" был Фукс⁴⁴, который пошел даже дальше, пытаясь установить связь между возвещением Церкви и историческими событиями. Фукс сосредотачивает свое внимание на отношении Иисуса к социальным проблемам, Его отношении к павшим и социально отверженным. Кроме того, он считает, что смерть Иоанна Крестителя имела значение для Иисуса, когда Он приближался к Своей смерти. Этот последний фактор приводит к историко-психологическому толкованию, которое Бультман отвергал⁴⁵.

Дж. М. Робинсон⁴⁶, который также видел необходимость в "Новых поисках", уделяет большее внимание тому, что он изначально называл осознанием Иисуса Своей личности (selfhood), но потом изменил эту категорию на осознание "экзистенции" (existence), потому что первое было подвергнуто критике, так как ничем не отличалось от категории "внутренней жизни" ("inner life") школы либеральных поисков исторического Иисуса⁴⁷.

Реальная дилема "Новых поисков" яснее всего предстает в подходе Дж. М. Робинсона. "Новые поиски" появились как реакция на выводы Бультмана, но тем не менее это движение остается тесно связанным с его предположениями. Вера не должна зависеть от истории и в то же время не может быть полностью независимой от нее. Школа "истории форм" не смогла решить эту проблему ни в своих ранних, ни последующих Бультмановских формах, но она остро поставила проблему неразрывности между историческим Иисусом и керигмой Церкви⁴⁸.

Здесь необходимо остановиться на критике "Новых поисков". Они в той же мере, что Дибелиус и Бультман, не отрицают интереса евангелистов к человеку Иисусу. Евангелия не толкуются, как если бы исторический материал был придуман общиной.

Кроме того, трудно поверить, чтобы изначальная керигма могла представить Иисуса, жизнь и учение Которого не были бы необычными"⁴⁹. "Новые поиски" были также подвергнуты критике за то, что представители этого течения не избежали опасности докетизма⁵⁰. До тех пор, пока они не полностью признают исторического Иисуса, опасность эта реальна. Школа "истории форм" во всех ее более радикальных формах считает христианство движением такого же абстрактного типа, как и гностицизм. "Новые поиски", как и Бультман, подвержены влиянию экзистенциального подхода, как если бы он был единственным критерием оценки евангельского материала. Сторонники этого движения недооценили того факта, что какой-то достоверный материал мог иметь другие цели, чем только экзистенциальные⁵¹. Не только достоверная история заставляет читателя делать решение. Кроме того, несомненно, что представители "Новых поисков" не смогли избежать скептицизма Бультмана. Достоверность материала слишком уж сильно зависит от их мнения, и расхождения между ними показывают ненадежность этого критерия. Подход их почти полностью негативный, так как недостоверным провозглашается все, что пока не доказано как достоверное. Кроме того предположение, что каждое изречение, которое удовлетворяло нужды общины, должно было быть творчеством общины, методологически необоснованно, потому что оно содержит в себе невозможность и в то же время пренебрегает возможностью того, что многие изречения Иисуса имели двойную цель для Его современников и для более поздней Церкви⁵².

Г. Теория чистого литературного анализа

Некоторые приверженцы метода "истории форм" признают глубоко субъективный характер взглядов, о которых мы говорили выше, и предпочитают ограничить это движение изучением литературных форм, не претендуя на то, что такое изучение может выяснить приблизительный период возникновения этих форм (как считал Дибелиус) или их историческую ценность. Одним из ведущих представителей этого похода был Б. Истон⁵³, который, хотя и не исключал все легендарные элементы и не считал весь материал историческим, тем не менее утверждал, что изучение форм не может доказать историчность материала⁵⁴. Хотя Истон менее категоричен в своих выводах, чем Дибелиус или Бультман, он допускает, что апологетические и церковные факторы оказали влияние на предание. Например, в случае Лк. 11.426, Мф. 23.236 слова о десятине с мяты, аниса и тмина невозможны в устах Иисуса⁵⁵. В то же время его изучение разных форм носит более литературный, чем догматичный характер, в отличие от ученых, о которых мы говорили выше.

В противоположность скептицизму Бультмана Б. Истон сравнивает учение в различных его формах с тем, что, как известно, было учением ранней Церкви, а это является прочной гарантией против чрезмерного воображения. Он приходит к очень важному выводу о том, что, в тех местах, "где верования синоптического периода можно с уверенностью отличить от учений Иисуса, там первые очень редко подтверждаются изречениями из уст Самого Иисуса"⁵⁶. Такой подход является более реалистичным, чем подход Бультмана, хотя едва ли можно с уверенностью отличить верования периода составления синоптических Евангелий от учения нашего Господа.

Д. Теории ограниченной ценности

Можно назвать двух английских исследователей "истории форм", которые придерживаются мнения об ограниченности этого подхода. Винсент Тейлор⁵⁷ подвергает сомнению многие теории школы "истории форм", особенно те, которые не учитывают влияния очевидцев в период составления предания. И тем не менее он не считает весь метод "истории форм" в целом бесполезным. Он сам изучает формы, разделив их на следующие категории: повествования о Страстях, возвещения, изречения и притчи, повествования о чудесах и об Иисусе. Его возвещения в целом соответствуют парадигмам и апофегмам Бультмана, но он полностью отвергает его скептицизм. Кроме того, он признает, что метод "истории форм" не может разрешить проблемы чудес в повествованиях о них. Недопустимо пренебрегать ими. Подход "истории форм" в таком виде может только оставить их на усмотрение исторической критике.

Такие умеренные утверждения много сделали для спасения школы "истории форм" от необдуманных решений, отведя тем самым ей место дополнения к исторической критике.

Бейсл Редлих⁵⁸ придерживается такого же мнения, но прежде, чем приступить к анализу повествований о чудесах, изречений и притч, повествований о Страстях, равно как и материала, который он называет "бесформенными повествованиями", он делает критический обзор метода "истории форм". Некоторые из его положений мы рассмотрим в следующем разделе. Он был очень осторожен в своих выводах, категорично утверждая, что большинство повествований в Евангелиях не входит в компетенцию метода "истории форм" (отсюда и проистекает его классификация "бесформенных повествований"). Он справедливо отвергает такие категории, как легенды и мифы, потому что они продиктованы не формой, а содержанием. И он приходит к выводу, что "бесформенные повествования", даже те, которые иногда пытаются представить в качестве мифов и легенд, свидетельствуют о реальности Распятия и личности Иисуса⁵⁹.

Другим ученым, который видит определенную историческую ценность в методе "истории форм" и не разделяет скептицизма немецких ученых, был Ч. Г. Додд⁶⁰. Он считает ценным метод "истории форм", потому что он позволяет увидеть историчность по крайней мере некоторых преданий. Метод Додда заключается в том, что он выбирает определенные темы и затем показывает, что они снова появляются в разных вариантах предания в виде афоризмов, притч, поэтических изречений, диалогов и разных форм повествований. По его мнению такой анализ дает возможность сравнить разные типы предания, что позволяет легче проверить историчность материала. Признавая, что такой метод зависит от интерпретационных элементов в евангельском предании, он тем не менее считает, что Евангелия состоят в основном из воспоминаний фактов.

III. ОБЩАЯ КРИТИКА МЕТОДА "ИСТОРИИ ФОРМ"

Чтобы увидеть все это движение в перспективе и дать ему оценку, мы приведем несколько предположений, сделанных радикальными представителями "истории форм".

1. То, что до письменных Евангелий был период устного предания.

2. То, что в этот период повествования и изречения (кроме повествования о Страстях) существовали как самостоятельные единицы.

3. То, что Евангелия должны рассматриваться как народное творчество.

4. То, что евангельский материал можно классифицировать по тем или иным литературным формам.

5. То, что Евангелия надо рассматривать как произведения общины.

6. То, что основные факторы, приведшие к созданию и сохранению этих форм, надо искать в практических интересах христианской общины, т.е. в культурно-историческом фоне (Sitz im Leben).

7. То, что предания не имеют ни хронологической, ни географической ценности.

8. То, что изначальную форму преданий можно восстановить при помощи изучений законов предания⁶¹.

Очень немногие из этих предположений можно считать достойными доверия, во всяком случае в той форме, в которой их обычно признают исследователи "истории форм". Даже первое допускает очевидцев, которые могли оказывать какое-то сдерживающее влияние на предание, между тем как основное предположение метода "истории форм" отрицает какое-либо влияние свидетельства очевидцев на развитие общинного творчества. Эту точку зрения особенно поддерживает Д. Э. Найнгем⁶², который считает общинный аргумент апостериорным (a posteriori), а мнение очевидцев априорным (a priori). Это связано с тем, что он считает Евангелия не более чем собранием самостоятельных "единиц" предания, и из этого он делает вывод, что очевидцы не имели никакого отношения к сохранению материала. Но отвергая априорный взгляд в пользу апостериорного, он попадает в замкнутый круг. Так как он признает основным положением метода "истории форм" исключение влияния очевидцев, он должен объяснить все указания на очевидцев. Ошибочность его метода становится особенно очевидной, когда, оспаривая воспоминания Петра как основу Евангелия от Марка, он спрашивает, почему Марк использовал их в меньшей степени (если он их имел), чем предания общины⁶³. В оправдание подхода "истории форм" он приводит тот факт, что современный подход к истории придает меньшее значение удостоверению очевидца, чем последующей оценке. Но трудно поверить, чтобы, например, христианин через 30-40 лет после, скажем, случая с монетой ("кесарево") и проблемой подати мог лучше оценить его значение, чем очевидец, который не только видел монету и слышал разговор, но и сам должен был платить подать. Такой метод отрицания удостоверения очевидца должен быть отвергнут.

Предположение о существовании несвязанных "единиц" предания может быть верно относительно какой-то части материала в Евангелиях, но сами Евангелия дают много примеров последовательности материала (как, напр. Мк. 1.21-39; 2.1-3.6). Если повествование о Страстях существовало в целостной форме, как это общепризнанно, то почему бы не допустить это для других повествований? Ошибочность предположения, что христианская община была автором всех форм, мы уже показали, когда критиковали Бультмана. Что же касается изречений, то можно предположить, что автором этих форм был Сам Господь. Кроме того, мнение, что традиционный материал не имеет хронологической или географической ценности, не подтверждается свидетельством всего Нового Завета в целом. Сходство изложения материала у Марка с проповедью Петра о Христе в доме Корнилия (Деян. 10.38- 39), о котором мы уже упоминали говорит о последовательности материала. Кроме того, мало кто станет отрицать предание о том, что Марк использовал воспоминания Петра, и едва ли можно поверить, чтобы очевидец был совершенно лишен знания хронологии и географии событий⁶⁴. И опять же, так как события, описанные в Евангелиях, указывают логическую последовательность и место, бессмысленно отрицать их или приписывать более позднему влиянию без убедительных на то доказательств, которых пока нет⁶⁵. Предположение о законах предания необоснованно, так как оно предполагает неизменность, которая не только скорее всего маловероятна, но и не подтверждается другими свидетельствами⁶⁶. Когда речь идет о человеческом мышлении, через которое передавалось предание, трудно говорить о существовании каких-либо законов. Кроме того, если предполагаемые законы устанавливать на основании многовекового фольклорного материала, то трудно предположить, чтобы устное предание всегда ему соответствовало, так как есть очень много непредвиденных факторов⁶⁷. И более того, в этой концепции нет места руководящему влиянию на формирование предания Святого Духа⁶⁸.

А. Ограничения метода "истории форм".

Однако, несмотря на изложенное выше, есть ли какое-то основание считать, что евангельский материал можно классифицировать по литературным формам? Сторонники школы "истории форм", конечно же, отвечают утвердительно, хотя, как мы показали выше, с разными акцентами. О явной опасности классифицировать материал по содержанию, а не по литературной форме, мы уже говорили, когда касались гипотез Дибелиуса и Бультмана, но такой метод не является методом "истории форм" в строгом смысле этого слова.

Всякое установление ценности метода "истории форм" должно сопровождаться учетом следующих ограничений:

1. Сюда входит только материал в общепризнанных формах, и классификация по содержанию должна быть исключена.

2. Надо помнить, что Христос как Учитель был выше христианской общины, которую Он основал, и надо полагать, что Он оставил Свой отпечаток как на форме, так и на содержании устного предания Своего учения.

3. Нельзя поэтому считать изменения в предании неисторическими, так как Иисус Сам мог повторять некоторые Свои поучения по разным поводам и в разных формах.

4. Ни одна гипотеза школы "истории форм" не может быть обоснованной, если она пренебрегает существованием очевидцев в период устной передачи.

5. Школа "истории форм" не может утверждать, что изучение нехристианских форм, например, легенд и мифов, должно найти убедительные параллели, не учитывая уникальности содержания евангельского материала.

6. Уникальность материала обусловлена уникальностью Лица, в Котором она сосредоточена и за Которое христианская община была готова даже умереть. Любой вид метода "истории форм", который теряет это из виду, сразу же отрывается от реальности. Христиане не пошли бы на смерть, чтобы защитить плоды своего собственного воображения.

Все эти ограничения показывают, сколь сильно ограничен метод "истории форм". Однако, даже учитывая эти ограничения, можно ли считать такое движение полезным вкладом в евангельскую критику? Ниже мы приведем некоторые выводы более современных представителей направления "истории форм", которые говорят в пользу этого движения⁶⁹.

IV. ЦЕННОСТЬ МЕТОДА "ИСТОРИИ ФОРМ"

1. Утверждается, что метод "истории форм" явилась важным дополнением к критике источников, потому что он привлек внимание к проблемам, которые последняя не разрешила, да и не могла разрешить. А так как "история форм" сосредотачивает внимание на актуальных проблемах, которые остались без внимания, такое утверждение является оправданным⁷⁰.

2. Утверждается, что метод "истории форм" возвращает нас к самому раннему периоду христианской Церкви и связывает формирование устного предания с первыми общинами. А так как критика источников склонна была не замечать этого факта, школа "истории форм" сделала полезное дело. Но здесь надо заметить, что сторонники теории устного предания уже раньше указывали на многосторонний аспект раннехристианских преданий, хотя и рассматривали его с другой точки зрения и не так детально.

3. Считается, что метод "истории форм" показал возможность существования собраний изречений (impissima verba) нашего Господа. Это утверждение не может относиться к столь радикальному представителю направления "истории форм", как Бультман, разве только в очень узком смысле. Но менее радикальные "историки форм" все больше склонны признать, что первые общины уделяли большое внимание передаче слов Господа.

4. Предположение, что Евангелия содержат вставки, введенные христианской общиной, считается полезным вкладом метода "истории форм". Иначе говоря, анализ литературной формы выявил посторонний материал. Но критики источников всегда утверждали, что делали то же самое, и, следовательно, это нельзя рассматривать как достижение школы "истории форм", если вообще считать это достижением. А там, где можно признать документы в том виде, в котором они дошли до нас как сохранение достоверного предания, эту возможность надо предпочесть предположениям школы "истории форм"⁷¹.

5. Некоторую ценность надо видеть и во многих недостатках школы "истории форм", потому что они, по крайней мере, способствовали поиску объяснения происхождения Евангелий, даже если они и не дали сколько-нибудь значительных результатов⁷². Это значит, что все критики Евангельского материала должны проявлять большую сдержанность, прежде чем будут достигнуты более или менее убедительные результаты.

6. Важным остается вопрос, внесла ли школа "истории форм" ценный вклад в истолкование Евангелий, и если да, то какой. Ответ будет, естественно, зависеть от веса, придаваемого вышеизложенным выводам. Если, например, считать форму толкования притчи о сеятеле вторичной, то можно полагать, что изначальное толкование притчи не зависит от толкования, сохранившегося в предании⁷³. Но если считать, что толкование притчи должно иметь другую форму, чем сама притча, то метод "истории форм" ничего не дал. Может быть, самым .важным, что сделала школа "истории форм" для толкования Евангелий, это то, что она уменьшила зависимость от параллельных источников. Критика источников слишком часто была склонна считать два или три варианта предания (как у Марка и в "Q") более надежными, чем одно предание (как в "М" и "L"), но так как школа "истории форм" сосредотачивает свое внимание на отдельных частях материала, то эта тенденция ослабела. Другим фактором, получившим признание, является большая возможность заполнить пробелы в материале. Теперь уже нельзя считать, что отсутствие любой важной темы в отдельных частях предания означает, что она не была известна в той области, где сохранилось это предание. Малочисленность ссылок на Святого Духа у Марка и Матфея является тому примером, так как, согласно школе "истории форм" предания составлялись под влиянием нужд общины. Можно возразить, что в обществе, жившем под руководством Святого Духа, не было необходимости в катехизических наставлениях, касающихся Его работы, и поэтому материал о Святом Духе реже повторялся. Как бы спорна ни была эта точка зрения, она заслуживает внимания⁷⁴.

При всех недостатках метода "истории форм" мы должны быть благодарны этому направлению, как и всякому движению, которое помогает критике освободиться от чрезмерного доверия источникам и их вариантам, которые по своей природе должны оставаться гипотетическими. И несмотря на все свои крайности, школа "истории форм" начала новую эру в подходе к синоптической проблеме, области, в которой устному преданию уделяется должное внимание.

V. ТЕОРИИ БОГОСЛОВСКОГО РЕДАКТИРОВАНИЯ

Оценив вклад направления "истории форм" в понимании Евангелий, мы теперь остановимся на еще одном подходе, развившемся из самой школы "истории форм". Представители этой школы сосредоточили свое внимание на множестве не связанных между собой единиц предания, которые, по их мнению, сначала содержали евангельский материал, и они пришли к выводу, что евангелисты были составителями, а не авторами. Эта тенденция явилась результатом непризнания Евангелий как цельных произведений⁷⁵. Это было серьезной ошибкой исследователей "истории форм" вообще и Бультмана в частности, несмотря на позднейшие попытки опровергнуть это⁷⁶, которая была отмечена уже на ранних стадиях движения "истории форм", но мало внимания было уделено ее критике⁷⁷.

А. Появление течения "истории редакций"

Акцент метода "истории форм" на общинном богословии {Gemeindetheologie)⁷⁸ должен был рано или поздно привести к смещению внимания на богословие самих евангелистов. Это движение стало известно под названием "история редакций" (нем. Redaktionsgeschichte), или "история составления" (англ, composition-history), которое началось с исследования Гансом Концельманом⁷⁹ Евангелия от Луки и Вилли Марксеном⁸⁰ - Евангелия от Марка. Мы начнем с Марксена, потому что у него этот новый подход выразился более четко. Он различает три последовательных культурно-исторических ситуаций (Sitz im Leben). К первой он относит Sitz im Leben в жизни Самого Иисуса и выявление связи между письменными сообщениями и фактическими событиями. Ко второй он относит Sitz im Leben в ранней Церкви, что основывается на попытках школы "истории форм" отделить общинное богословие от слов и дел Иисуса. Третья стадия касается самих авторов и попыток показать различие между богословием евангелистов и богословием общины. В. Марксен назвал третью стадию "историей редакций" (Redaktionsgeschichte), и поэтому он рассматривал ее, по определению, как дальнейшее развитие метода "истории форм", а не как часть последней. Тем не менее он признает, что к третьей стадии нельзя подойти без второй. Это признают все сторонники течения "истории редакций", так как они все являются приверженцами школы "истории форм".

Не все, однако, согласны с Марксеном. Многие рассматривают вторую и третью стадию как одну⁸¹, хотя и отличаются от представителей либерального направления в школе "истории форм" тем, что ставят больший акцент на богословском редактировании, чем на отдельных "единицах" предания. Такой позиции придерживался Г. Концельман⁸². Прав или нет Марксен, делая четкое различие между методом "истории форм" и методом "истории редакций"⁸³, но несомненно, что новый подход пошел значительно дальше, ставя акцент на богословии отдельных Евангелий. Евангелисты тогда снова становятся индивидуумами, а не "пустым местом". Это надо считать большим достижением этого движения, хотя некоторые его аспекты должны быть подвергнуты критике⁸⁴.

Марксен считает все Евангелие от Марка проповедью, написанной с целью убедить Церковь в Иудее бежать в Галилею и ждать там парусин. Как бы неправдоподобно было такое предположение, а именно, что Марк адресовал свое Евангелие евреям и считал парусию столь близкой (в свете Мк. 13), Марксен прав в том, что Евангелие надо рассматривать все в целом. И неудивительно, учитывая приверженность Марксена к школе "истории форм", что его больше интересовало богословие Евангелия от Марка, чем его история⁸⁵.

Такую же тенденцию можно наблюдать в подходе Концельмана к Евангелию от Луки⁸⁶. Он видит в основе этого Евангелия особую схему. По его мнению в Евангелии от Луки отражено три периода времени: период Израиля (эпоха пророков), средний период (эпоха земного Иисуса) и период Церкви. Евангелие от Луки сосредотачивается на среднем периоде. Концельман считает⁸⁷, что период Иисуса был уникален в том смысле, что он был свободен от вмешательства диавола и в этом отношении отличается от церковного периода. Но сам Лука не подтверждает такого о себе мнения Концельмана, потому что он подчеркивает действие злых сил во время служения Иисуса, как и неразрывность миссии Иисуса и миссии Церкви⁸⁸. Концельман также видит богословскую важность хронологического и особенно географического характера ссылок у Луки. Эта тенденция отнюдь не нова, так как еще Э. Ломейер⁸⁹ и Р. Лайтфут⁹⁰ указывали на нее у Марка. Здесь надо заметить, что эта тенденция видеть значение хронологии и географии непосредственно связана с отрицанием К. Л. Шмидта⁹¹ их подлинности у Марка.

Г. Борнкам, Г. Барт и Г. И. Хельд⁹² подходят к Евангелию от Матфея с такой же самой точки зрения. Здесь достаточно привести один пример их метода. В эпизоде усмирения бури Борнкам видит главным образом интерпретационную цель и считает, что он был введен, чтобы показать опасность и славу ученичества⁹³. Такого рода "история редакций" не учитывает исторической природы повествования, потому что она априорно считается невозможной. Евангелисты использовали этот материал как средство для выражения своего богословия. Такой же метод применили П. Боннар⁹⁴ к Евангелию от Матфея и Э. Генхен⁹⁵ к книге Деяний.

Б. Последующее развитие

Несколько ученых использовали метод "истории редакций", но каждый делал это по-своему. Так, те, кто полностью признал выводы школы "истории форм", применяли метод вышеупомянутых ученых. Но появилась модифицированная форма "истории редакций", которая не так сильно зависит от выводов школы "истории форм", и поэтому избежала некоторых ее недостатков. К сожалению, термин "история редакций" появился в связи с методом "истории форм", и поэтому он начал применяться для определения метода, при помощи которого разные евангелисты пользовались своими литературными источниками, а не для процесса редактирования не связанных между собой единиц предания.

Эта модифицированная форма "истории редакций" пыталась выяснить различные богословские интересы писателей путем изучения их редакторских методов. Так, были проведены исследования редакций источника "Q"⁹⁶ и каждого из синоптических Евангелий⁹⁷.

В. Недостатки метода "истории редакций "

1. Его основа

Где предполагаются выводы школы "истории форм", там метод "истории редакций" будет страдать теми же недостатками, о которых мы говорили выше. Даже там, где отвергаются выводы школы "истории форм", метод "истории редакций" должен обязательно полагаться на критику источников, потому что она зависит от возможности определить метод, при помощи которого евангелисты использовали свои источники. Любой вид метода "истории редакций" поэтому должен рассматриваться в свете той теории источников, которая является ее отправным моментом. Большинство работ в этой области проводилось на основании предположения, что и Матфей, и Лука использовали как Марка, так и "Q". Конечно, легче понять, как этот метод использовался в случае Матфея и Луки. Однако вопросы, вставшие в последнее время относительно обоснованности теории приоритета Марка, должны подвергнуть сомнению результаты метода "истории редакций".

2. Его индивидуализм

Несомненно, самым важным в методе "истории редакций" было то, что она снова ввела личный элемент в критику Евангелий. Однако надо заметить, что это не было чем-то абсолютно новым. Ранние типы теории уже отметили важную роль евангелистов в составлении Евангелий. Кроме того, В. Вреде, книга которого о Мессианской Тайне много сделала для развития метода "истории форм", придавал большое значение богословскому редактированию Евангелия от Марка. Это достижение истории составления Евангелий надо рассматривать на фоне анонимности, которой школа "истории форм" придавала первостепенное значение. Предположение о существовании множества отдельных "единиц" предания отодвинула на второй план личное участие евангелистов в составлении Евангелий. Но с появлением школы "истории редакций" евангелисты предстали не как редакторы, а как богословы, оказавшие свое влияние на евангельский материал⁹⁸. Однако не надо думать, что современные представители "истории редакций" видят в евангелистах только богословов. Метод "истории редакций" занимается главным образом изучением методов редактирования литературных источников, при помощи которых каждый писатель выразил свою богословскую точку зрения".

Здесь необходимо заметить, что основная задача выяснить цель евангелистов отнюдь не нова, потому что уже в XIX в. один из наиболее радикальных критиков Ф. X. Баур считал, что Марк представил свой материал в свете своего собственного богословия (нацеленного на то, чтобы стереть различие между язычниками и евреями), тогда как в начале XX в. В. Вреде выдвинул идею, что Марк представил Иисуса Христа со своей собственной точки зрения (мессианская тайна), чтобы объяснить отвержение Иисуса.

3. Его связь с критикой источников

При смещении акцентов в новозаветной критике важно не терять из виду их взаимосвязанность с более ранними направлениями критики. Необходимо подчеркнуть, что в той же мере, в которой метод "истории форм" лежит в основе метода "истории редакций", критика источников является основой для них обоих. Акцент на евангелистах как авторах Евангелий не может не привнести более индивидуальный элемент в критику источников.

4. Опасности, таящиеся в "истории редакций" (Redaktionsgeschichte) Если школа "истории форм" имела тенденцию переоценивать роль общины в передаче преданий, то новому движению будет грозить противоположная опасность, если богословие писателя не будет считаться выражением богословия его Церкви. Едва ли Евангелия, получившие признание не только в той Церкви, в которой они возникли, но и в других Церквах, могли появиться в результате богословия одного человека. Отдавая должное богословскому влиянию евангелистов, нельзя подчеркивать их индивидуальность в ущерб всему христианскому опыту. Так, например, богословские акценты Луки могли быть другими, чем Марка, но оба они представляли того же Господа и Спасителя, каким Его единодушно признавали все патриотические писатели. Некоторые ученые совершенно не учитывают единодушия в богословии ранней Церкви, и это отразилось на их подходе к богословию евангелистов¹⁰⁰. Но тогда трудно становится объяснить общую богословскую позицию ранней Церкви, если не видеть основы для единства в преданиях в учении Самого Иисуса.

Г. Заключение

Решающим вопросом, который вызывает метод "истории редакций", является степень, до которой она позволяет применить подлинно исторический подход к Евангелиям. Позволяли ли богословские пристрастия каждого евангелиста написать им историю? Слишком часто считается, что история и богословие несовместимы. Но это отнюдь не так, потому что писатель может быть одновременно и историком, и богословом. Предположение, что богослова настолько не интересует история, что он готов исказить факты в пользу своих богословских взглядов, основывается на неправильном представлении о развитии раннехристианской мысли. В следующем разделе мы рассмотрим вопрос исторических критериев.

VI. ИСТОРИЧЕСКАЯ КРИТИКА

Основным вопросом, на который необходимо ответить в свете любого критического метода, является степень, до которой сохранился достоверный материал об Иисусе. Ответы на этот вопрос столь различны, от скептицизма Р. Бультмана и его школы вплоть до мнения, что Евангелия являются надежным сообщением о словах и делах Иисуса, что указывает на важность изучения критериев для суждения о достоверности. Эту проблему мы и собираемся представить.

Мы рассмотрим различные критерии, предложенные Р. Штейном¹⁰¹, в их зависимости от отправной точки исследования. Здесь надо заметить, что ни один ученый не использует их все до одного. Большинство спорных вопросов можно разрешить только путем сочетания различных критериев. Это очень важно помнить при оценке метода "истории редакций", потому что бессмысленно говорить о методе евангелистов, которым они пользовались при составлении своих Евангелий, если не иметь надежных средств для проверки достоверности и аутентичности материала, которым они пользовались.

A. Критерий многократного удостоверения

Это значит, что если событие или изречение имеется в более чем одном источнике, то оно имеет большее основание считаться достоверным¹⁰². Однако нельзя забывать, что иногда один очевидец может быть более точным, чем многократное удостоверение, и тогда это свидетельство не может быть решающим ни в пользу, ни против аутентичности¹⁰³. В таком случае, может быть, правомернее было бы переложить ответственность за доказательства на тех, кто отрицает аутентичность этих изречений¹⁰⁴.

Б. Критерий множества форм

Считается, что материал, имеющийся в более чем одной форме предания, имеет большее право на аутенитичность¹⁰⁵. Это мнение основывается на анализе "истории форм" возвещений, повествований о чудесах, притч. Если признать такую основу, то можно утверждать, что свидетельство в разных формах помещает материал на самую первую стадию его передачи. Но такой критерий не может считаться решающим.

B. Критерий феномена арамейского языка

Считается, что если можно было бы доказать арамейское происхождение изречений Иисуса, то они имели бы большее право на аутентичность¹⁰⁶. Но это возможно только в том случае, если Иисус не знал и никогда не пользовался греческим языком. Кроме того, арамейские формы слов могли быть результатом влияния Церкви, говорящей на арамейском языке¹⁰⁷.

Г. Критерий феномена палестинской среды

Этот критерий аутентичности зависит от отражения каждодневной палестинской жизни в Евангелиях. Он полезен в ограниченной степени, так как он не может претендовать на то, что все изречения, которые не отражают палестинскую среду, должны считаться недостоверными. В равной степени такой критерий не может утверждать, что изречение является достоверным, хотя бы и на основании палестинской среды, отражающейся в нем¹⁰⁸.

Д. Критерий тенденций в развивающемся предании

Этот критерий был сформулирован ранними сторонниками метода "истории форм" как законы предания¹⁰⁹. Слабость установления таких законов из общего устного предания была уже показана нами выше. И еще более рискованно считать метод, при помощи которого евангелисты использовали свой материал, основой для установления "законов", которые затем используются для исследований Евангелий. Скорее можно говорить о тенденциях, но не о законах, которые все равно еще не могут служить основой для определения аутентичности¹¹⁰.

Е. Критерий несходства

Этот критерий, несомненно, имел самое широкое применение, и в случае Бультмана и его школы от привел к самым скептическим результатам относительно аутентичности¹¹¹. Он имеет два аспекта - сравнение с еврейским материалом и сравнение с учением ранней Церкви. Только тот материал, который не имеет параллелей ни в одном из этих источников, может считаться подлинным. Но основа этого критерия должна быть подвергнута серьезной критике¹¹².

Тот факт, что еврейское учение не может иметь параллелей, логически предполагает, что Иисус не был евреем. Но тогда трудно себе представить, как Он общался со Своими современниками, если бы Он не мог ссылаться на еврейские идеи. И кроме того, наше знание иудаизма времени Иисуса столь ограниченно, что мы ничего не можем утверждать. А если не может быть никаких параллелей с христианским учением, то нет никакой возможности установить какую-либо связь между Иисусом и ранней Церковью. Несомненно, что радикальное применение этого критерия приводит к потере логики, и тогда становится невозможным объяснить, почему столь часто употребляемое звание "Сын Человеческий" в синоптических Евангелиях отсутствует в Апостольской Церкви. Единственно ценным в этом критерии является то, что он смог установить достоверность учения, которое можно считать уникальным учением Иисуса¹¹³.

Ж. Критерий модификации еврейской общиной

Если бы можно было показать, что какие-то утверждения были видоизменены, потому что они не совпадают с еврейским взглядом на христианство, то такие модификации можно было бы считать неаутентичными. Но едва ли можно определить, какие предания были видоизменены. И нет никакого логического основания считать, что христиане из евреев не были в некоторых случаях более радикальными, чем Сам Иисус, и в таком случае предполагаемые видоизменения могли быть подлинными, т. е. принадлежащими Иисусу Христу¹¹⁴.

3. Критерий различных образцов редакций

Этот критерий основывается на предположении, что там, где писатель вводит материал, который противоречит его основному взгляду, его введение такого материала подтверждает возможную аутентичность¹¹⁵ этого материала. Однако в общем весь этот критерий фактически показывает, что есть материал, который евангелист не хотел опустить, но он ничего нам не говорит, был ли этот материал аутентичным или нет¹¹⁶.

И. Критерий противоречия окружающей среды

Этот критерий устанавливает очевидное, так как он утверждает, что если Иисус не мог сказать какое-то изречение, то оно недостоверно¹¹⁷.

К. Критерий противоречия с достоверным изречениям

Такой критерий очень ограничен, так как он предполагает, что если какое-то изречение противоречит тому изречению, которое уже было признано аутентичным, то оно, в силу самого этого факта (ipso facto), должно быть признано неаутентичным. И результат здесь всегда будет отрицательным. Но основной проблемой является решить, какое из этих изречений является противоречивым, и здесь ученые приходят к разным выводам. Кроме того, Иисус мог использовать явно противоречивые изречения, преследуя Свою собственную цель, что совершенно чуждо для западного образа мысли¹¹⁸.

Л. Критерий соответствия

Этот критерий представляет собой обратную сторону предыдущего. Согласно этому критерию любое изречение, которое соответствует другому изречению, признанному аутентичным, само является аутентичным. Но этот критерий не может доказать достоверности, потому что второе изречение могло быть создано в соответствии с известным изречением Иисуса. Кроме того, такой критерий может привести к прямо противоположному результату¹¹⁹. Как и большинство этих критериев, он вносит слишком сильный элемент субъективности.

Взвешенное использование этих критериев позволяет установить достаточную степень достоверности евангельских сообщений о жизни и учении Иисуса. И правильное их применение, несомненно, покажет полную несостоятельность скептицизма радикальных сторонников методов "истории форм" и "истории редакций" и переложит бремя ответственности и необходимость доказательств на тех, кто оспаривает достоверность материала, а не наоборот.

Примечания

¹ Общий обзор школы "истории форм" см.: Е. V. McKnight, What is Form Criticism?, в которой содержатся краткие описания теорий. См. также: G. В. Caird, "The Study of the Gospels. П. Form Criticism", ET 87 (1975-6), pp. 137-141; и статью: W. G. Doty, "The Discipline and Literature of NT Form Criticism", ATR 51 (1969), pp. 257-321, которая содержит ссылки на 238 работ на эту тему. Ср. также: S. S. Smalley, in New Testament Interpretation (1977), pp. 188-195; C. Blomberg, The Historical Reliability of the Gospels (1987), pp. 35-43. В третьем издании книги: К. Koch, The Growth of the Biblical Tradition: The Form-Critical Method (1974), автор добавил эпилог "Linguistik und Formgeschicte", в котором он комментирует подход В. Рихтера и Э. Гютгеманса (W. Richter and E. Gilttgemans) к рассмотрению метода "истории форм" в свете лингвистической теории.
² Das Messiasgeheimnis in den Evangelien (1901; reprinted G6ttingen, 1963). Примечательно оживление интереса к теории Вреде, по-видимому, вследствие ее близости к подходу школы "истории редакций" (Redaktionsgeschichte). Согласно Вреде, в собственной теологии Марка заключался "секрет". Ср.: G. M. de Tilesse, Le Secret Messiamque dans 1'Evangile de Marc (1968) and C. Maurer, NTS 14 (1968), pp. 516-526. См.: W. Barclay, Thе First Three Gospels, 1966, pp. 184 ff., который дает обстоятельный обзор позиции Вреде. Другой автор: J. L. Blevens, "Seventy-two Years of the Messianic Secret", Persp Rel Studies 2 (1974), pp. 17-194, указывает на недостаток информации о происхождении "Мессианского секрета". Большинство современных ученых осознают, что этот "секрет" кроется в планах Самого Иисуса.
³ Ср.: J. Weiss, Das alteste Evangelium (1903); A. E. J. Rawlinson, The Gospel according to St. Mark (1949), pp. 258-262.
⁴ Das Evangelium Marci (1903).
⁵ Der Rahmen der Geschichte Jesu (1919).
⁶ Тот факт, что взгляды Вреде и Велльхаузена (Wrede and Wellhausen) оказали огромное влияние на Бультмана, очевиден из его же работ, ср.: "The Study of the Synoptic Gospels" in Form Criticism (два эссе: R. Bultmann and K. Kundsin, 1962), pp. 22 ff. Ср. также: idem, The History of the Synoptic Tradition, pp. 1 ff. Обстоятельную критику трудов Бультмана и непредвзятую оценку влияния на него Вреде и других исследователей см.: Н. G. Wood, Jesus in the Twentieth Century (1960), pp. 78 ff. Ср. также эссе: Т. W. Manson, in The Background of the New Testament and its Eschatology (ed. Da vies and Daube), pp. 211-221.
⁷ Для рассмотрения движения "демифологизации" см.: I. Henderson, Myth in the New Testament (1952); P. E. Hughes, Scripture and Myth (1956); D. M. Baillie, God was in Christ (1955), pp. 211-227. Оценку самим Бультманом "демифологизации" см. в его статье в New Testament Issues (ed. Batey), pp. 35-44.
⁸ Сам Бультман отрицает, что в результатах исследований господствует полный скептицизм, он всего лишь говорит о "значительной неопределенности" (см. его эссе в in Form Criticism, p. 60).
⁹ См.: E. Fascher, Die formegeschichtliche Methode, 1924. В своем обозрении и критике различных теорий "истории форм" (Дибелиуса, Бультмана, Альбертца и Бертрама: Dibelius, Bultmann, Albertz, Bertram) автор справедливо указывает на то, что все рассматриваемые теории постулируют время от времени различные культурно-исторические контексты (Sitz im Leben) для одной и той же формы, демонстрируя то, что понятия формы и истории существенно различаются, и что нельзя с уверенностью из существующей формы выводить историю (см. особ.: pp. 212 ff). Необходимо отметить, что все упомянутые ученые стремятся подменить эти два понятия.
¹⁰ См. его эссе: Schumann, in Der historiche Jesus und der kerygmatische Christus (ed. H. Ristow and K. Matthiae, 1962), pp. 342-370. Автор утверждает, что поскольку Иисус посылал Своих учеников проповедовать Евангелие еще во время Своего земного служения, это могло предоставить культурно-исторический фон (Sitz im Leben) для многих изречений и поучений, содержащихся в Евангелиях, так как ученики сами нуждались в назидательном и учительском материале и им самим были необходимы инструкции и наставления для выполнения этого Великого поручения.
¹¹ From Tradition to Gospel (англ, пер.: В. Lee Woolf, 1934, с нем.: Die Formgeschichte des Evangeliums, впервые опубликовано в 1919). Ср. также: idem, A Fresh Approach to the New Testament and Early Christian Literature (1936), pp. 27 ft., о дальнейшем развитии его классификации и его статью в TR, n.f., I (1929), pp. 185-216, об оценке основных тенденций развития направления "истории форм" того времени.
¹² Необходимо отметить, что многие ученые, не принимающие категорий Дибелиуса, тем не менее утверждают, что миссионерская деятельность оказала решающее влияние на предание. Фактически, благодаря ей предание сформировалось. При рассмотрении материала, содержащегося только у Луки, Фармер (W. R. Farmer, NTS 8 (1962), pp. 301-316) предположил, что определенные греческие риторические формы (creia, chreia) представлены в вводном материале к некоторым притчам у Луки, что привело его к мысли о том, что христианские проповедники и учителя часто прибегали к подобным способам изложения материала. Ср. сходные рассуждения: М. Dibelius, From Tradition to Gospel (1934), pp. 152 ff. Фармер не утверждает, что проповедники сами выдумывали материл, он всего лишь считает, что они облекали его в определенную форму, и потому его теория вызывает меньше возражений, чем мнение М. Дибелиуса. Справедливо будет заметить, что мы не имеем данных о том, что наш Господь в Своем служении не мог использовать те или иные "формы".
¹³ The History of the Synoptic Tradition. Более краткое изложение позиции К. Р. Бультмана см. его эссе в Form Criticism (англ. пер. 1962), опубликованное вместе с эссе К. Кундсина (К. Kundsin). Анализ и критику его позиции см.: Е. В. Redlich, Form Criticism (1939), pp. 30 ff., R. H. Fuller, The New Testament in Current Study (1962), pp. 9 ff., W. Barclay, The First Three Gospels (1966), pp. 43 ff.
¹⁴ Ср.: J. D. Smart, The Divided Mind of Modem Theology (1967), pp. 31 ff.
¹⁵ Ср.: A. Harnack, What is Christianity? (1901); H. J. Holtzmann, Die synoptischen Evangelien(1863).
¹⁶ Главными представителями этой школы были: R. Reitzenstein, Die hellenistischen Mysterienreligionen (1927) и W. Bousset, Kyrios Christos (1926).
¹⁷ Бультман долгое время прибегал к понятию керигмы (возвещения) как свидетельству веры в Христа. Этим термином он хотел выразить понятие живой действенной проповеди спасения, однако, необходимо отметить, что некоторые ученые употребляют этот термин в различных смыслах: например, в смысле содержания и значения этого слова (как Додд). См. обсуждение этого термина: J. P. M. Sweet, ET 76 (1965), pp. 143-147.
¹⁸ Этот резко критический подход к историческим данным разделяют все ученые, принявшие точку зрения Бультмана. Он лег в основу толкования Евангелия от Марка Нейнгема: D. Е. Nineham, in Pel С (1963). Где только это возможно, Найнгем намеренно избегает оценки и анализа исторических событий именно по той причине, что они недостоверны. Однако антиисторический подход Бультмана создает серьезную проблему, так как он требует какого-нибудь иного источника веры, не опирающегося на исторического Иисуса. Он отрицает существование этой проблемы, а Найнгем находит прибежище веры в понятии Церкви (ср. его статью в The Church's Use of the Bible, 1963, pp. 159 ff.). Нокс предлагает подобное же решение проблемы в своей книге: J. Rnox, The Church and the Reality of Christ (1964). Однако ни Найнгем, ни Нокс не осознают непоследовательности обращения к свидетельству церкви, в то время как они отрицают исторические события и, следовательно, само свидетельство, считая его продуктом церкви. Ср. критику этих воззрений: А. Т. Hanson, Vindications (ed. A. T. Hanson, 1966), pp. 74 ff. Ср. также отстаивание своей позиции Найнгемом: Nineham, Christian History and Interpretation (ed. W. R. Farmer, C. F. D. Moule, R. R. Niebuhr, 1967), pp. 199-222.
¹⁹ Ср.: From Tradition to Gospel (1934), pp. 64 ff.
²⁰ Например, финская волшебная сказка, в которой девочка накормила целую армию тремя ячменными зернами (The History of the Synoptic Tradition, p. 236) рассматривается как параллель к истории о насыщении 5000 человек.
²¹ Ср.: Е. В. Redlich, Form Criticism (1939), p. 127.
²² Обстоятельное обсуждение этого вопроса см.: op. cit, pp. 69-179.
²³ Бультман выделил следующие неаутентичные (не принадлежащие тому, кому они приписываются) изречения: Мк. 8.36-37; Мф. 5.14, 42; 10.24; 12.30; Лк. 16.10. В своих комментариях Золотого Правила поведения (Мф. 7.12; Лк. 6.31) Бультман не видит разницы между утвердительной формой выражения Иисусом и отрицательной формой выражения этого равви-нистического правила, которое он рассматривает как одно и то же. Согласно его утверждению, это выражение отражает наивный эгоизм (naive egoism).
²⁴ Form Criticism (1934), pp. 56 ff.
²⁵ Ср.: Н. С. Kee, Jesus in History: An Approach to the Study of the Gospels (1977), pp. 301-306, который классифицирует материал на две главные группы. Материал изречений делится на: (а) афоризмы, (Ь) притчи, (с) изречения, собранные по тематическим группам. Предание повествовательного материала делится на: (а) короткие рассказы, (Ь) афористические повествования, (с) истории о чудесах, (d) легенды (биографические и культового характера), (е) повествование о Страстях. Становится очевидно, что в отличие от ранее предлагавшихся классификаций, здесь проводится более четкое разделение между повествовательным материалом и материалом изречений, однако существует незначительная разница в предложенных автором типах и формах.
²⁶ Хотя Бультман считает, что цель Евангелия состоит в том, чтобы засвидетельствовать о конкретности, посюсторонности, присутствии (нем. Dass, англ. Thatness) Иисуса Христа, он отвергает то, что это утверждение фактически не оставляет места для знаний об историческом Иисусе (см. относительно недавние комментарии его позиции в издании: С. Е. Braaten and R. A. Harrisville, The Historical Jesus and the Kerygmatic Christ, 1964, pp. 22 f.). При этом его позиция по отношению к историческим событиям продолжает оставаться скептической. См. обсуждение Робинсона незначительного изменения точки зрения Бультмана: J. M. Robinson, A New Quest of the Historical Jesus, 1959, pp. 1959 ff., со ссылкой на статью Бультмана в ZTK 54 (1957), pp. 244-254.
²⁷ Ср., например, его работу: Form Criticism, p. 55.
²⁸ Ibid., p. 58. См.: F. С. Grant, in N. T. Studien fur R. Bultmann (1954), pp. 137-143. Пытаясь установить аутентичность некоторых изречений Иисуса в рамках общего подхода Бультмана, автор включает в понятие аутентичности как "историческую аутентичность", так и "достоверное утверждение" - весьма сомнительное деление, если учесть, что к последней категории он относит материал, который он трактует как не исторический!
²⁹ Ср.: V. Taylor, Formation of the Gospel Tradition (1935), pp. 41-43, 107. Он утверждает, что если бы эта теория была верна, то ученики должны были бы вознестись на небо сразу же после Воскресения. Тернер (Н. Е. W. Turner, Jesus, Master and Lord, p. 81) указывает на то, что раннехристианский проповедник всегда сталкивался с риском встретить очевидца событий, происходивших на самом деле, и способного уличить его во лжи. Деян. 1.21-22; Лк. 1.2 и все, что касается апостольства, показывает важность свидетельства очевидцев. Ср. также: Р. Benoit, RB 53 (1946), pp. 504-505. См. в разделе III данной главы критику игнорирования Найнгемом очевидцев событий.
³⁰ Менсон в своих коротких, но весьма резких комментариях относительно предположений критики форм (W. Manson, Jesus the Messiah (1943), pp. 24 ft".) уделяет этому положению особое внимание. Он обращает внимание на тот факт, что предание о сильном влиянии Петра на Марка, не согласуется с гипотезой об общинном происхождении Евангелия от Марка, и что это предание не так-то легко отбросить, как полагает большинство критиков форм. Более того, почему общины, из которых ведут свое происхождение Евангелия от Матфея и от Луки, не обеспечили в достаточной степени материалом авторов этих Евангелий, чтобы им не прибегать к заимствованиям из Евангелия от Марка, созданного другой общиной? Так, Менсон приводит в качестве аргумента тот факт, что если Матфей был связан с Антиохией, то"богатое общинное предание" этой церкви позволило бы нам надеяться на то, что Матфей мог бы создать свое Евангелие независимо от Марка.
³¹ Bultmann, op. cit., pp. 66 f.
³² Тернер (Turner, op, cit., p. 84) обращает внимание на острый недостаток сторонников теорий, приписывающих происхождение Евангелий общинам. Более того, если общины "творили" материал Евангелий, чтобы обосновать свои собственные доктрины или с его помощью решить свои церковные проблемы, то почему же в Евангелиях не нашли отражение такие злободневные для ранней церкви проблемы, как проблемы духовных даров, обрезания и язычников? Бенуа (V. Benoit, op. cit., pp. 505-506) указывает на то, что христиане не пережили бы противодействия и гонений, основываясь на анонимной выдумке людей.
³³ "Primitive Christianity in the light of Gospel research", in Form Criticism, pp. 79 ff.
³⁴ Особ, см.: ibid., pp. 96 ff.
³⁵ Например, Кундсин считает, что Лука описывает жизнь Иисуса в свете эллинистической концепции Духа (op. cit., p. 127), а Матфей выводит из своего повествования идею церкви (р. 143). Подобный подход автор кладет в основу интерпретации всего Евангелия.
³⁶ Тернер в своей работе: Н. Е. W. Turner, Historicity and the Gospels (1963) весьма резко прокомментировал исторический подход Бультмана. Острие критики было направлено против различия между Geschichte и Hisrorie (история), проводимого Бультманом. Последний термин относится к научно обоснованным событиям, а термин Geschichte (последовательность исторических событий, имеющая определенный смысл) относится к событиям, являющимся предметом веры. По мнению Бультмана это означает, что остается немного достоверных данных об историческом Иисусе. Тернер (op. cit., pp. 61 ff.) верно указывает на то, что все раннехристианские авторы не могли отделить себя от истории, которую они писали. Именно поэтому вся христианская история должна быть до некоторой степени "приукрашена" точкой зрения писателя, что ни в коей мере не нарушает принципа историчности, как утверждает Рудольф Бультман.
³⁷ Работа Робинсона A New Quest of the Historical Jesus (1959) демонстрирует изменение позиции автора по сравнению с его более ранним исследованием The Problem of History in Mark (1957). Более поздняя книга, таким образом, в большей степени представляет современную точку зрения ученого.
³⁸ Несмотря на то, что Робинсон стремился отмежеваться от старых "Поисков" [исторического Иисуса - прим. перев.], большинство его критиков считали его связанным со старой школой "Поисков". Например, см.: P. Meyer, Nov. Test. 4 (1960), p. 133; A. van Harvey and S. M. Ogden in Braaten and Harrisville, op. cit., pp. 222 ff. Последние авторы уличают Робинсона в том, что его категория "existentiell selfhood" (экзистенциальная самость) ничем не отличается от "inner life" (внутренней жизни) Иисуса.
³⁹ Ср. резкую критику Р. П. Хенсона (R. Р. С. Hanson) в Vindications (ed. А. Т. Hanson, (1966), р. 69.
⁴⁰ Essays on New Testament Themes (1964). Данный сборник содержит множество ранних работ Кеземана, в том числе и его широко известное эссе "The Problem of the Historical Jesus", впервые опубликованное в ZTK 51 (1954), pp. 125-153.
⁴¹ Op. cit, p. 44.
⁴² См.: D. P. Fuller, Easter Faith and History (1965), p. 118. Автор, рассматривая позицию Кеземана, отмечает, что последний делает уступку историческому методу, который удостоверяет веру, тем не менее категория веры играет решающую роль в рассуждениях Кеземана.
⁴³ Jesus von Nazareth (1956), англ, пер.: Jesus of Nazareth in 1960. Фуллер (op. cit, p. 123) указывает, что интерпретация Борнкамма отличается от позиций Кеземана и Фухса (Kasemann and Fuchs) тем, что Борнкамм не выделяет единичных отрывков, претендующих на уникальность, но считает, что "непосредственное присутствие" Христа пронизывает все Евангелия. Фуллер усматривает в этом сходство с позицией Альтхауса: P. Althaus, Das sogenannte Kerygma und der historische Jesus (1958), p. 40, который ссылался на "интуицию" историков - авторов повествований.
⁴⁴ Studies of the Historical Jesus (1964). Одна из наиболее ранних статей Фукса в поддержку Новых Поисков [исторического Иисуса - прим. перев.] была опубликована в ZTK 54 (1957), pp. 244-254.
⁴⁵ Ср.: Braaten and Harrisville, op. cit., pp. 32 f. Бультман выступил против любых попыток психологического истолкования личности Иисуса. Комментируя реакцию Бультмана на мнение Фукса, Мартин (R. P. Martin, in Jesus of Nazareth: Saviour and Lord (ed. C. Henry, 1966), p. 34) пишет: "Бультман признает некоторые элементы концепции Фукса об отношении Иисуса к грешникам и об осознании Своей миссии, но решительно отбрасывает биографически-психологические интерпретации, особенно те, которые рассматривают понимание Иисусом Христом Своей смерти".
⁴⁶ A New Quest of the Historical Jesus (1959). Мартин (R. P. Martin, op. cit., p. 35) подчеркивает, что главный тезис концепции Дж. М. Робинсона вполне согласуется с модернистским историографическим подходом, который рассматривает историю как выражение экзистенциального видения историка.
⁴⁷ Ср.: R. H. Fuller, ATR 47 (1965), pp. 119 f.
⁴⁸ См.: J. Reumann, Jesus in the Church's Gospels (1969). Автор предпринимает попытку исследования личности Иисуса с позиций "Новых Поисков". Он отвергает буквальный исторический подход, признавая все же за Евангелиями некоторую историчность. Проблема историчности пока не имеет сколько-нибудь удовлетворительного разрешения. Движение "Новых Поисков" представляет собой наглядное свидетельство плачевного состояния этой проблемы.
⁴⁹ Крушение попытки "Новых Искателей" опровергнуть историю, равно как и более ранних критиков форм, прекрасно освещается в трех эссе в Vindications: R. Р. С. Hanson, "The Enterprise of Emancipating Christian Belief from History" (pp. 29-73); A. T. Hanson, "The Quandary of Historical Scepticism" (pp. 74-102); A. R. C. Leaney, "Historicity in the Gospels" (pp. 103-134). Ср. также: F. F. Bruce, "History and the Gospel", in Jesus of Nazareth: Saviour and Lord (pp. 89-107).
⁵⁰ Из тех, кто указывает на опасность докетизма, Мартин (R. P. Martin, op, cit., p. 40) называет: E. Lohmeyer (cited by W. G. Kummel, Das Neue Testament, Geschichte der Erforschung seiner Probleme, 1958, p. 65), N. A. Dahl (Kerygma and Dogma, 1955, p. 129), H. Zahrnt (The Historical Jesus, 1963, p. 89), G. Miegge (Gospel and Myth in the Thought of Rudolph Bultmann, 1960, p. 128).
⁵¹ См.: С. Tennant, ET 75 (1963), p. 95. Автор подчеркивает, что существуют только две возможности: либо считать Писания в основном истинными, либо согласиться с невозможностью узнать что-либо об историческом Иисусе. Большинство ученых предпочитают первую альтернативу последней. Ср.: W. Neil, ET 75 (1964), pp. 260-263, который утверждает, что свидетельства историчности надежны и достаточны.
⁵² Это мнение было высказано: R. E. Brown, in CBQ 26 (1964), pp. 1-30. Другую критику сторонников и последователей Бультмана с римско-католических позиций см.: P. J. Cahill, CBQ 26 (1964), pp. 153-178. Наиболее полный обзор подходов к проблеме исторического Иисуса с 1950 г. см.: W. G. Kummel, TR 31, (1966), pp. 15-46, 289-315. Ср.: R. J. Banks, "Setting the Quest for the Historical Jesus in a Broader Framework", GP P (1981), pp. 61-82. См. также: Е. E. Ellis, "New Directions in Form Criticism", in Jesus Christus in Historic und Theologie (ed. G. Strecker, 1975).
⁵³ The Gospel before the Gospels (1928), pp. 80-81.
⁵⁴ Грант (F. C. Grant, The Earliest Gospel, 1943, p. 41) утверждает, что недопустимо полагать, что метод "истории форм" не касается историчности событий, а только внешней формы преданий. Однако, несомненно, Истон ближе к истине в том, что он не находит в "формах" исторического содержания. Как истина, так и ошибки могут содержаться в одной и той же литературной форме.
⁵⁵ Ibid, р. 107.
⁵⁶ Ibid., р. 109.
⁵⁷ Formation of the Gospel Tradition (1935), pp. 41 ff.
⁵⁸ Form Criticism (1939), pp. 34 ff.
⁵⁹ Ibid., p. 196.
⁶⁰ Ср. его: History and the Gospel (1938), pp. 86-110. В своей статье: "The Appearances of the Risen Christ", in Studies in the Gospels (ed. D. E. Nineham, 1955), pp. 9-35, Додд применяет метод критики форм к повествованию о Воскресении.
⁶¹ Обсуждение подробностей этих предположений см.: Е. В. Redlich, Form Criticism, pp. 34 ff.; D. E. Aune, Jesus and the Synoptic Gospels (1980), p. 33. Последний автор допускает, что немногие сторонники метода "истории форм" признали бы все выдвинутые пункты в их неизменном виде. Иные оценки направления "истории форм" см.: R. Latourelle, Finding Jesus through the Gospels (1978), pp. 143 ff.; W. A. Maier, Form Criticism Re-examined (1973). Последний подверг резкой критике радикальные течения школы "истории форм".
⁶² JTS, n.s., 9 (1958), pp. 13-25,243-252; P (1960), pp. 253-264.
⁶³ JTS 9, p. 22. См.: R. H. Stein, The Synoptic Problem (1987), p. 212, n. 61. Автор считает аргументацию Найнгема ошибочной, так как отрицание чудес, которое лежит в основе этой школы критики, является априорным мнением. Хенсон (R. Р. С. Hanson, Vindications, 1966, p. 38) считает, что метод "истории форм" попадает в порочный круг, который он описывает следующим образом: "1. Материалы Евангелий были радикально изменены и переделаны в соответствии с культурно-историческим контекстом (Site im Leben) в Церкви, которая их переделывала. 2. Сам же фон (Sitz im Leben) в Церкви, который был критерием для переработки материалов Евангелий, может быть воссоздан только на основе имеющихся материалов Евангелий." Мартин (R. P. Martin, Foundations I, pp. 204-205) выступает против мнения Найнгема, отвергающего свидетельство о том, что источником информации Марка был Петр, на трех основаниях. Без свидетельства очевидцев описания в Евангелиях были бы выдумкой безличной общины; предположение о том, что весь материал является продуктом общины, представляется ложным; эта теория игнорирует процесс редакции.
⁶⁴ Конечно, для приверженцев метода "истории форм" этот аргумент не представляет какой-либо ценности, поскольку свидетельства очевидцев исключаются из их гипотезы.
⁶⁵ Если тщательно обоснованные аргументы Концельмана о том, что упоминания о географических пунктах у Луки были продиктованы богословскими целями, считать вескими, то можно было бы удовлетвориться подобным оправданием, но его аргументы слишком часто вытекают из метода "истории форм" и поэтому представляются недостоверными. Например, при обсуждении отрывка Лк. 6.1-7.50 он считает ссылки на некоторые объекты (гора, озеро) символическими, а там, где упоминаются более конкретные названия, как в ст. Лк. 6.17, он их считает, что здесь преднамеренно опускаются значительные области (Галилея, Идумея, Пе-рея), ср.: St. Luke, pp. 44 ff. Он не представляет интерпретации ссылок на Капернаум и Наин. Создается впечатление, что символизм в большей степени присущ самому Концельману, нежели Луке. Вместе с тем эти аргументы требуют более полной и детальной критики, чем это возможно представить здесь.
⁶⁶ По вопросу закономерностей преданий ранние представители школы "истории форм" испытали сильное влияние идей, изложенных в эссе А. Ольрика в 1909 г. Английский перевод этого эссе под названием "Epic Laws of Folk Narrative" был включен в сборник The Study of Folklore (ed. A. Dundee, 1965), pp. 129-141. Этот писатель пытается вывести "сверхорганические" законы, управляющие авторами повествований. Ср.: Е. P. Sanders, The Tendencies of the Synoptic Tradition (1969), который оспаривает существование каких-либо законов в передаче предания. Более непримиримую позицию по отношению к идее законов занимает Кельбер в своем исследовании устного и письменного характера материала Евангелий: The Oral and Written Gospel (1983). Ср. также: E. Guttgemanns, Gospel Form Criticism, pp. 196-211.
⁶⁷ Додд (С. Н. Dodd, Historical Tradition in the Fourth Gospel (1963), p. 6) предостерегает против подобных предположений.
⁶⁸ О месте Святого Духа в предании см.: Е. F. Harrison, Jesus of Nazareth: Saviour and Lord, 1966, p. 163, который указывает на то, что у Бультмана далеко не случайно опущена доктрина о Святом Духе.
⁶⁹ Д. Ф. Он (D. F. Aune, op. cit., p. 35) выделяет семь направлений критики направления "истории форм".
I. Нелитературный характер Евангелий был оспорен, особ, см.: Е. Guttgemanns, Candid Questions (1979), pp. 130 ff. Критика жанра также имеет тенденцию к смещению акцентов в пользу признания их литературного характера.
П. Взгляд о том, что классификации указывают на различимые формы, подвергся критике. Редлих (Redlich, Formless Stories), например, игнорирует подобную критику. Фактически, вся классификация представителей школы "истории форм" зачастую основывается на содержании, а не на форме. Д. Ф. Он не находит этой критики в работах: Kasemann, NT Questions of Today (1969), pp. 66-81, and R. A. Edwards, ZNTW 60 (1969), pp. 9-20.
Ш. Против идеи устной передачи существуют некоторые возражения. Ср.: E. E. Ellis, Prophecy and Hermeneutic (1971), pp. 237-253; H. M. Teeple, "Oral Tradition that never existed", JBL 89 (1970), pp. 56-68. Однако Д. Он думает, что аргументы против нее неубедительны.
IV. При обсуждении проблемы относительного недостатка повествовательного материала Д. Он ссылается на критику Додда (New Testament Studies, 1953, pp. 1-11), однако отмечает при этом, что отрицание хронологического и географического материала на этом основании игнорирует раввинистическую традицию, сохраняющую подобные ссылки без какой-либо повествовательной структуры.
V. Культурно-исторический контекст (Sitz im Leben) не может быть непредвзято воссоздан. Во многом она представляет собой плод воображения ученых.
VI. Мнение о том, что евангелисты не были историками, не означает, что их не интересовала история (ср. работы Ризенфельда и Герхардсона /Riesenfeld and Gerhardsson/). Идея творчества общин подверглась критике. Было отмечено, что период между служением Христа и записью первого Евангелия был настолько коротким, что не оставлял времени для развития предания.
VII. Предположение о том, что более чистые формы являются более ранними, подверглось критике, особ, см.: Е. V. Sanders, The Tendencies of the Synoptic Tradition, 1969. Автор приводит три аргумента: (а) синоптические предания в пост-канонической литературе не становятся последовательно короче или длиннее; (Ь) подробности иногда добавляются, а иногда опускаются при передаче; (с) семитский синтаксис и стиль не доказьгаают древности и первичности предания.
См. другие исследования, посвященные методу "истории форм": P. Benoit, "Reflections on "Formgeschichtliche Methode", Jesus and the Gospel (1973), pp. 11-45; W. Elert, Form Criticism Re-examined (1973); R. T. Forma, "Redaction Criticism NT", IDB Suppl., pp. 733-735. См. также: H. Riesenfeld, The Gospel Tradition (1970), pp. 1-74, который приводит несколько эссе о предании, мифе и композиции Марка; другой автор: P. Misner in Critical History and Biblical Faith: New Testament Perspectives (ed. T. J. Ryan, 1979), pp. 177-207, рассматривает проблему исторического Иисуса. Ср. также: G. N. Stanton, "On Form-Criticism Revisited", in What about the New Testament? (eds. M. Hooker and C. J. A. Hickling, 1975), pp. 28-44; S. H. Travis, "Form Criticism", in New Testament Interpretation (ed. I. H. Marshall, 1977), pp. 153-164.
⁷⁰ Ср.: E. E. Ellis, "New directions in Form Criticism", in Jesus Christus in Historic und Theologie (ed. G. Strecker, 1975), pp. 299-315. Ср. также дискуссию: H. Stein, The Synoptic Problem (1987), pp. 217-228.
⁷¹ Комментируя то, что они называют "наиболее твердым и несомненным достижением" метода "истории форм", К. и С. Лейк (К. and S. Lake, ШТ, р. 20) пришли к противоположному выводу и установили, что в этом вопросе присутствует больше воображения и фантазии, чем это представляется. В том случае, если исследователи полагаются на воображение и фантазию, их выводы ни в коем случае не могут быть твердыми и несомненными. Если бы это движение привносило меньше различных представлений, а больше доверяло бы историческим данным, то ее достижения были бы значительнее.
⁷² При обсуждении методов евангельской критики В. Тейлор признает, что ни один из современных методов - статистический, литературный, стилистический или метод "истории форм" - не может вывести несомненных фактов, но он взывает хотя бы к "нравственной уверенности" (moral certainty): ET 71 (1959), pp. 68-72.
⁷³ См.: J. Jeremias, The Parables of Jesus (англ, пер.: 1963). Автор настаивает на том, чтобы с помощью методов "истории форм" прояснить многие искажения, которые произошли при передаче притч, и сделать возможным более адекватную экзегезу. Подобные изменения он объясняет неточными переводами, приукрашиванием, изменением состава слушателей, новой ситуацией, к которой притчи относились, ассимиляцией самих притч и влиянием современного притчам контекста. Несмотря на то, что большинство доказательств И. Иеремиаса могут быть истолкованы иначе, по крайней мере его интерпретация предостерегает как от морализаторства, так и от аллегоризации при толковании притч. Критику модернистских подходов к притчам см.: I. H. Marshall, Eschatology and the Parables (1963).
⁷⁴ В поддержку этого подхода см.: V. Taylor, The Holy Spirit (1937), pp. 53-55, его критику см.: С. К. Barrett, The Holy Spirit and the Gospel Tradition (1947), pp. 140 ff.
⁷⁵ Подобный подход допускается в работе: E. Haenchen, Der Weg Jesus (1966), p. 23.
⁷⁶ Form Criticism, p. 4.
⁷⁷ См.: E. von Dobschiitz, ZNTW 27 (1928), pp. 193 f.
⁷⁸ Обстоятельную критику этого движения см.: E. F. Harrison, "Gemeindetheologie: the Bane qf Gospel Criticism", Jesus of Nazareth: Saviour and Lord, pp. 157 ff. См.: О Piper, JBL 78 (1959), р. 123, где автор приходит к выводу о том, что пора развенчать миф под названием die Gemeinde (зд. община).
⁷⁹ The Theology of St. Luke (англ. пер. 1960). См. обобщения и выводы в работе: J. Rohde, Rediscovering the Teaching of the Evangelists (1968), pp. 154 ff.
⁸⁰ Mark the Evangelist (англ. пер. 1969). Ср. оценку и анализ этого труда: Rohde. op. cit., pp. 113 if. Ср. также: Marxsen, INT, pp. 163-166, где содержится анализ последствий его подхода для экзегезы.
⁸¹ Ср.: Е. Haenchen. op, cit., pp. 20 f. В некоторой степени интерпретация Генхена писаний Марка совпадает с подходом Марксена.
⁸² Op. cit., p. 12.
⁸³ Ср. дискуссию по этой проблеме: R. H. Stein, JBL 88 (1969), pp. 45-56, в которой автор выступает резко против классификации, предложенной школой редакций (Redaktionsgeschichte) с позиций подходов "истории форм".
⁸⁴ Стрекер (G. Strecker, Der Weg der Gerechtigkeit, 1962, p. 10) игнорирует движение за индивидуализацию евангелистов, так как он считает их не более чем собирателями (англ. collectors, нем. Sammler).
⁸⁵ Работа историка Стаудингера (Н. Staudinger, The Trustworthiness of the Gospels (англ. пер. 1981), pp. 28-33) вызвала серьезные затруднения у Вилли Марксена в связи с подходом последнего к историчности.
⁸⁶ Несмотря на то, что Стрекер не поддержал идеи об индивидуализации евангелистов по примеру Концельмана, он согласился с предложенной хронологической схемой, см.: EvTh 26 (1966), pp. 57-74. Дискуссию о редакции Луки см.: R. A. Edwards, Ж 49 (1969), pp. 392-405.
⁸⁷ Ср.: op. cit, pp. 36, 170, 195. Комментарии схемы Концельмана см.: D. P. Fuller, Easter Faith and History, pp. 242 f.
⁸⁸ Это положение Концельмана подверглось критике: E. E. Ellis, The Gospel of Luke (NCB, 1966), pp. 15-16. Автор указывает на деятельность сатаны вплоть до Воскресения. В последнее время другие авторы обратили внимание на богословское творчество Луки, ср.: С. Н. Talbert, NTS 14 (1968), pp. 259-271, который обнаруживает богословские цели Луки в структуре его повествования. Автор полагает, что гностики трактовали Крещение и Вознесение с позиций докетизма, и Лука, следовательно, обеспечил защиту против подобных неортодоксальных воззрений. Ср..также дискуссию о керигме Луки: О. Betz, Interpretation 22 (1968), pp. 131-146. Оливер сосредоточил свое внимание на повествовании о Рождестве и детстве Иисуса у Луки, однако по отношению к остальной части Евангелия он занял позицию, сходную с воззрениями Концельмана (Н. Н. Oliver, NTS 10 (1963), pp. 202-206). Другое исследование: Н. Flender, St. Luke: Theologian of Redemptive History (1967) хотя и отличается от точки зрения Концельмана, тем не менее основывается на теориях школы "истории редакций". См. рассмотрение и анализ позиций Флендера: Rohde, op cit., pp. 229 ff., а также его критический обзор: J. С. O'Neill, JTS 19 (1968), pp. 269-270.
⁸⁹ См. прим. 127 к гл. 3.
⁹⁰ См. прим. 137 к гл. 3.
⁹¹ См. прим. 5 к данной главе.
⁹² Tradition and Interpretation in Matthew (1963). Ср.: Rohde, op. cit., pp. 47 ff.
⁹³ Op. cit., p. 57.
⁹⁴ L'Evangile selon Saint Matthieu (1963). Автор подвергся критике за недостаточную обоснованность предположений о неисторичности и незнание исторических проблем: С. Masson (R ThPh 97 (1964), pp. 155-158). Боннар ограничивается рассмотрением описания служения Спасителя только у Матфея. Ср. также обзорные труды: Е. Best, SJT 18 (1965), pp. 358-361; С. W. F. Smith, JBL 84 (1965), pp. 80-84.
⁹⁵ Die Apostelgeschichte (1961).
⁹⁶ Среди последних исследований источника Q с позиций школы редакций можно упомянуть: R. A. Edwards, "An approach to a Theology of Q", JR 51 (1971), pp. 247-269; idem, A Theology of Q: Eschatology, Prophecy, and Wisdom (1976); R. D. Worden, "Redaction Criticism of Q: A Survey", JBL 94 (1975), pp. 552-546.
⁹⁷ О Матфее ср.: J. D. Kingsbury, Matthew: Structure, Christology, Kingdom (1975); M. J. Suggs, Wisdom, Christology and Law in Matthew's Gospel (1970). О Марке ср.: Н. С. Кее, Community of the New Age: Studies in Mark's Gospel (1977); W. H. Kelber, Mark's Story of Jesus (1979); F, Neirynck, Duality in Mark: Contributions to the Study of the Markan Redaction (1972). О Луке ср.: H. Flender, Luke: Theologian of Redemptive History (1967); J. Jervell, Luke and the People of God (1972); I. H. Marshall, The Gospel of Luke (1978).
⁹⁸ См.: J. Schreiber, Theologies des Vertrauens: Eine redaktionsgeschichte Untersuchung des Markusevangeliums (1967). Он считает, что автором Евангелия от Марка является не просто наивный собиратель (Sammler), а проницательный богослов. Он исследует историографию и эсхатологию Марка. Кроме того Швейцер (Е. Schweizer, Das Evangelium nach Markus, NTD P (1967)) подчеркивает богословский вклад Марка. Ср. также его статью в NTS 10 (1964), pp. 421-432. См. также: L. Е. Keck, NTS 12 (1966), pp. 352-370. Автор усматривает богословие Марка во всем плане Евангелия.
⁹⁹ См. комментарии к "критике редакций" (Redaction Criticism): S. S. Smalley, in New Testament Interpretation (ed. I. H. Marshall, 1977), pp. 181-195.
¹⁰⁰ Обозрение различных исследований школы "истории редакций" может продемонстрировать обширные разногласия между ними. Ср. также: J. D. G. Dunn, Unity and Diversity in the New Testament (1977). Автор стремится выделить многообразие повествований самого Евангелия за счет единства.
¹⁰¹ R. Stein, "The "Criteria" for Authenticity", in GP I (ed. R. T. France and D. Wenham, 1980), pp. 225-263.
¹⁰² Ср.: F. С. Burkitt, The Gospel History and its Transmission (1911), p. 147. Ср. также: N. Perrin, Rediscovering the Teaching of Jesus, p. 39. Автор склонен относить этот критерий скорее к темам, чем к отдельным изречениям.
¹⁰³ D. R. Catchpole, "Tradition History", in New Testament Interpretation (ed. I. H. Marshall, 1977), p. 176. Автор утверждает, что этот метод может привести к самым эксцентричным результатам, если его трактовать как необходимость.
¹⁰⁴ Как указывает Мак-Артур: Н. К. McArthur, "The Burden of Proof in Historical Jesus Research", ET 82 (1971), p. 118.
¹⁰⁵ Например, он был применен в работе Е. Trocme, Jesus as seen by his Contemporaries (англ. пер. R. A. Wilson, 1973). Ученые однако почти не обращались к этому методу.
¹⁰⁵ И. Иеремиас (J. Jeremias, New Testament Theology (1971), pp. 15-16) приводит большой перечень примеров, где он отмечает параллелизм антитезисов.
¹⁰⁷ Как отмечает другой автор: As R. T. France, "The Authenticity of the Sayings of Jesus", in History, Criticism and Faith (ed. Colin Brown, 1976), p. 109, Иисус владел не одним только арамейским языком.
¹⁰⁸ Это было использовано Иеремиасом в своем исследовании: J. Jeremias, The Parables of Jesus (англ, пер.: S. H. Hooke, 1963), pp. 11-12. Ср. обсуждение этой проблемы: R. Latourelle, Finding Jesus through the Gospels (1978), p. 238; D. G. A. Calvert, NTS 18 (1971), p. 216.
¹⁰⁹ Критику обращения к "закономерностям преданий" см.: R. Р. С. Hanson, op. cit., pp. 42 ff. См. также: E. V. Sanders, The Tendencies of the Synoptic Tradition (1969). Автор приходит к выводу, что изменения в преданиях не настолько последовательны для того, чтобы называться "закономерностями".
¹¹⁰ В связи с этим Бультман менее склонен апеллировать к закономерностям преданий. Ср.: W. H. Kelber, The Oral and the Written Gospel (1983). Автор исследует взаимосвязь между устной передачей преданий и письменными Евангелиями и оспаривает герменевтику как метода "истории форм", так и метода "истории редакций". См. прим. 66 к данной главе.
¹¹¹ Еще раньше Бультмана радикально настроенный Шмидель в статье, посвященной Евангелиям (P. W. Schmiedel, Enc. Bib. (1914), использовал подобный метод.
¹¹² Ср.: М. D. Hooker, "An examination of the Criteria for distinguishing the Authentic Words of Jesus", NTS 18 (1972), p. 209; а также: idem, "On using the wrong tool", Theol. 75 (1972), pp. 570-581; D. Mealand, "The Dissimilarity Test", SJT 31 (1978X pp. 41-50; H. F. Meyer, The Aims of Jesus (1979), pp. 81-87.
¹¹³ См.: D. Mealand, SJT 31, ad loc. Автор приводит следующие аргументы против использования этого метода: 1. Данные показывают уникальность Иисуса; 2. Здесь должны быть совпадения с иудаизмом и, следовательно, общего материала должно быть не меньше, чем различий; 3. Наши знания об иудаизме первого века от Р.Х. весьма ограничены; 4. Метод игнорирует то общее, что существует между Иисусом, иудаизмом и ранним христианством. См. также: М. Hooker, NTS 17 (1970), pp. 480-487, где автор утверждает, что этот метод путает категории отличительного и уникального. Исследователь также поднимает вопрос: как мы можем распознать несоответствия? Ср. также комментарии к этой проблеме: Stein, ср. cit, pp. 243-244. Ср.: D. G. A. Calvert, "An Examination of the Criteria for distinguishing the Authentic Words of Jesus", NTS 18 (1971), pp. 207-219. Он полностью отвергает критическое использование этого критерия и указывает, что его позитивное использование непременно будет искажено личными домыслами того или иного автора.
¹¹⁴ Кеземан (Е. Kasemann, "The Problem of the Historical Jesus", in Essays on New Testament Themes (англ. пер.: W. J. Montague, 1964), p. 37) считал это ценным критерием.
¹¹⁵ Большое значение этому критерию уделяется в работе: Calvert, op. cit., p. 219.
¹¹⁶ Штейн (Stein, op. cit., p. 247) утверждает, этот "противоречащий автору" материал заслуживает серьезного исследования.
¹¹⁷ Несмотря на то, что Штейн (Stein, op. cit., p. 249) включает их в свой список, он допускает критику некоторых утверждений из-за тавтологии.
¹¹⁸ Штейн (Stein, ibid., p. 250) настаивает на огромной осторожности в утверждениях о противоречивости тех или иных изречений.
¹¹⁹ Особенно это заметно в тех случаях, когда несходству предается согласованность и взаимосвязь, как отмечается в работе: М. Hooker, NTS 17, p. 482. Ср.: R. S. Barbour, Traditio-Historical Criticism of the Gospels (1972), который, рассматривая современный образ Иисуса, исследует теории согласованности и соответствий. Другой обобщающий труд, посвященный использованию критериев, см.: W. G. Doty, Contemporary New Testament Interpretation (1972), в котором обсуждается "Новая Герменевтика" (pp. 28 ff.) и предлагаются подходы для поиска правильных методов (pp. 52 ff.). Ср. также: R. Т. France, "The Authenticity of the Sayings of Jesus" in History, Criticism and Faith, pp. 101-141. Это эссе большей частью посвящено методам верификации.