|
Человек рождается в мир один. Сиамские близнецы – физиологическая патология. Намного больше духовных патологий: человек, не могущий родиться духовно, состояться как любящее и творческое создание, пытается либо «родиться обратно» (вплоть до самоубийства), либо «родиться с другими», утвердить себя как часть неразрывного целого с другими людьми.
«Максимальное число членов приличной религиозной общины – один», - типичная шутка человека, которого прижали религиозные фанатики (а кого они не прижали?!). Объединение церквей всегда будет неудачей, если объединять будут общины, а не людей. Любой «народ» опасен, если каждый отдельно взятый «человек из народа» неспособен быть «народом».
Древность видела ситуацию ровно наоборот: она считала народ личностью. Библия называет еврейский народ «Израилем», отождествляя его с «родоначальником». «Повесть временных лет» отождествляет «русов» с Русом, киевлян с Киев, чехов с Чехом, ляхов с Лехом. В разной (в очень разной!) степени это отождествление заметно в отождествлении немцев с фюрером, марксистов с Марксом, в любом назывании себя по имени некоего идейного или научного предка.
"В ветхозаветном и первобытно-языческом роде личность была затеряна, едва просыпалась от сна, в который поверг ее грех. Вся мировая история была постепенным пробуждением личности, и в нашу многотрудную и многосложную эпоху личность проснулась с криком ужаса и беспомощности, оторвалась от рода и может теперь прилепиться лишь к чему-то новому" (Бердяев, 1908).
Развитие, однако, совершается в противоположных направлениях у людей древности, которые постепенно учились отделять себя от «народа», и современных националистов-нацистов, которые сами идут и других волокут от личной свободы в утробное единство с абстракцией.
ИСКУШЕНИЕ МИНИ-ГОСУДАРСТВОМ
В Частное время – не только государства угрожает личности. Государство, возможно, и не самая страшная угроза. Государство слишком велико, чтобы от него нельзя было ускользнуть. Жернова государство выщерблены, в них множество лунок, где можно затаиться, и тот же Солженицын – прекрасный пример. Солженицын погиб (как литератор) исключительно по собственной воле, когда от державничества стал превращаться из зёрнышка в жёрнов. Как зёрнышко он был интересен, как проповедник жерновов – нет. В новые меха христианства нельзя не только старое вино заливать, но и жернова запихивать.
Государству противостоит свободное объединение свободных людей. Государство свободным объединением не может быть в принципе, потому что его основа не человек, а земля, территория, почва, понятие материальное, а не человеческое. Беда в том, что и свободное, снизу образуемое объединение свободных людей созидается по образу и подобию государства. Если не предпринимать постоянных усилий, вольная ассоциация превратится в клетку, не такую крупную, как государственная, зато более давящую, именно потому, что – маленькая. В этом проблема всевозможных «лож», «союзов», «общественных организаций», «общин». Эта проблема решаемая, цинизм здесь – как и всюду – исходит от сатаны или, точнее, к сатане уводит.
Страх «сектантства», «кружковщины» может легко обернуться бегством от всякого совместного действия. Человеку хочется, чтобы какие-то вещи жили по инерции. Невозможно весь день чистить зубы. Невозможно, создав филателистический клуб, всю жизнь посвятить обсуждению его устава, борьбе с психопатами и деспотами от филателии. Однако, и совсем пустить святое дело коллекционирования марок на самотёк невозможно. Сам поиск золотой середины в социальном взаимодействии и есть, возможно, цель взаимодействия – тот счастливый случай, когда средство и цель совпадают.
*
Один из признаков реакционной психологии: утверждение, будто от религиозности зависит нравственность страны. По отношению к одному человеку это - банальность (очевидно, что наличие идеала значительно модифицирует поведение). По отношению к "стране", "народу" это - методологическая ошибка, суеверие, потому что персоналистические феномены превращаются в метафору и переносятся на безличное. Когда речь идёт о стране, нужно уже говорить не о религиозности, а о конформности и власти, потому что запрет на аборты имеет религиозный характер только, когда он исходит изнутри человека. Когда этот запрет оформляется законодательно, хотя бы на уровне неписаного запрета, он становится внерелигиозным фактором. Уровень абортов не снижается, снижается лишь отчётность об абортах. Когда церковная администрация утверждает, что представляемая ею вера ведёт к позитивным сдвигам, она не просто пытается подменить религиозное материальным, но и использует для этого фальсификацию как статистики, так и базовых понятий, соглашаясь считать "религиозными" людей, совершенно лишённых веры, но принявших по отношению к ней конформную позицию для избежания конфликтов с властью. О том, что реально именно в викторианских, ханжеских общества лучше не нравственность, а видимость ее, см. статью Монбио, 2005.
*
Коллективизм советского человека очень эгоистичен. Дух рабства и несвободы проявляется в страхе уступить другому, в нежелании
служить другому, в желании господствовать. Тирания коллективизма не в том, что на верху - тиран, а в том, что коллектив
состоит из тиранов. Каждый пьёт чай в компании не потому, что ему нравится эта компания, а чтобы выжить, чтобы не потерять
работу, чтобы при случае занять денег. Такой тиран и в Церковь пойдет, и будет батюшку "слушаться", но лишь для
того, чтобы иметь право манипулировать священником и собратьями по вере, используя Бога в качестве авторитета.
*
Клуб там, где прячутся от зла и трагедий, где свет и сладость лишь для себя.
Клуб во всём видит своё отражение. Он сам не разговаривает, а либо приглашает
к себе, либо отказывается принять в себя. Других он подозревает в том же: всё
сказанное истолковывает либо как приглашение присоединиться, попытку обаять, завоевать,
поработить, либо как оскорбление - слово отвергающее, отлучающее. К. полагает,
что общение есть единство. Но там, где единство, нет общения, там - общность.
Общение возможно лишь между разными и свободными друг от друга.
Поскольку люди не могут в пределах земной жизни "слиться в экстазе",
К. есть самообман. Это взаимное услаждение, но фальшивое. Так пьяный герой одного
кинофильма залез под душ и просил потереть ему спинку. Пальто при этом не снял.
Не надо обманываться: вплоть до Воскресения каждый человек носит невидимое пальто,
и даже святость не избавляет от этого глубинного одиночества, а преображает его.
*
Якобы Наполеон сказал, что один мамелюк стоит десяти французских солдат, десять
мамелюков стоят двадцати французских солдат, а сотня мамелюков не стоит и одного
французского солдата. К вопросу о том, кто больше герой: террорист, взрывающий
себя, или американские солдаты, старающиеся не погибнуть. Психология коллективизма
рождает одиночек-героев, но оно же рождает трусливое стадо, которое никакие герои
не спасут. Индивидуализм превращает труса - не в героя, но в победителя, а главное
- в человека, который интересен и сам по себе, без войны.
*
"Новая Польша", №4, 2003, с. 24: проф. Эдмунд Внук-Липинский
сокрушается, что в Польше появилась "аморальная семейственность",
которую американские социологи углядела впервые в южной Италии. Доминиканский
свящ. Мацей Замба: "Невозможно поступать морально, когда интересы
собственной группы важнее общего блага" ("Впрост", 16.2.3).
Тут две проблемы: во-первых, человек легко маскирует благо своей группы
под общее благо. Это нормальная ненормальность. Во-вторых, и это уже совершенно
ненормальная ненормальность, как в России сегодня: советский человек абсолютно
эгоистичен, он даже интересы группы, семьи ставит ниже самосохранения,
карьеры, стабильности своей личной. И, конечно, свое личное благо выдает
за благо группы и общества.
*
Ярче всего коллективистское мышление не там, где считают миллионами, а где считают единицами. Когда русские эмигранты в Париже 1930-х годов впятером решали проповедовать Православие, это был коллективизм, более опасный для личности, чем коллективизм в России. От семерых нянек труднее ускользнуть, чем от семисот тысяч нянек. |
