Семья это триггер, без которого невозможна личность, это победа над стадом, делающая животное личностью, но семья и самая бесчеловечная тюрьма для личности. Эти две ипостаси семьи не одна за другой следуют, они изначально соседствуют.
Личность есть человек общающийся, человек в процессе коммуникации. Представим себе, что электрический провод помещают в электросхему, не заизолировав. Зальём клавиатуру коньяком или, для наглядности и из экономии, цементом. Вот что такое человек коммуникационный, который не освободился от семьи.
«Оставит человек отца и мать», да и дедушек с бабушками, и братьев с сёстрами — если человек есть существо общающееся. Потому что в общении одинаково важно, чтобы человек умел говорить, а это даёт лишь семья (или её эрзацы), но важно, чтобы человек говорил от себя лично, а не «от имени и по поручению», не цитировал отца и мать, а нашёл свою собственную позицию.
Поэтому становление человечества как коммуникационного явления — а оно именно таково и есть по своей сути — прямо связано с победой над семьёй. В этом отношении авангард человечества, конечно, США. Тут нормативна (не обязательна, и даже не самая распространённая, но являющаяся идеалом) семья, в которой родители очень нежно заботятся о ребёнке, а затем выпихивают его из семьи раз и навсегда, а ребёнок, став взрослым, ограничивает общение с родителями новогодними открытками. Родители не помогают выросшему потомству, выросшее потомство не заботится о постаревших родителях. Детей выпихивают из гнезда, стариков не помещают в гнездо, место им в доме для престарелых.
Кошмарная картина с точки зрения европейца. Её истоки не проглядывают в архаике. Латинская pietas точно так же замешана на почитании родителей и их власти над детьми, как семейные традиции Китая и Израиля, Греции и Индии.
Однако, «чти отца и мать» как сформулированный закон тревожным (впрочем, почему?) звоночком напоминает, как и всякий закон, что в самой архаичной культуре зреет протест против такой модели семьи. «Оставит человек отца своего и мать свою. ... Враги человеку домашние его». Совместить личность и семью не получится по определению, потому что семья — не брак, семья это родители и дети, а тех и других не выбирают. Более того, для общения семья слишком «собственная». «Где родился, там и пригодился» — патриархальная мечта, которая и раньше не осуществлялась полностью. Дурная мечта. Человек рождается там, где он творит, и семья менее всего место творчества.
Некоторые предвестники освобождения от семьи проглядывают в позднем Средневековье, когда уже наиболее экономических развитых регионах Европы возникают традиции подростков — в 14 лет, а то и в 7 лет — отправлять вон из дому устраивать свою жизнь самостоятельно. Колледжей ещё нет, а обычай отправлять в колледжи уже есть, и колледжи жизни XII-XVIII веков таковы, что врагу не пожелаешь. Но люди выживают — и становление личности явно с этим связано. Некоторое идейное обоснование такой сценарий родительско-детских отношений получает в XVI веке в протестантизме: человек должен оставить отца и мать и прилепиться к Богу, изучая Его слово, своего рода внутрихристианский хасидизм, только как раз хасидизм заимствовал это у протестантизма, регион-то и культурные матрицы совпадают. Тем не менее, в Европе качественного скачка не произошло и по сей день.
Видимо, решающим оказывается такое грубо-физиологическое действие как пересечение Атлантики. Это как перелёт на Марс, и большинство пересекавших погибли, а кто выжил — у тех база жизненного сценария включала в себя разрыв с семьёй. Пересекали кто с детьми, кто холостяком (чаще последнее), но все разрывали с предыдущей традицией, разрывали бесповоротно, и это сознавалось. Физически было невозможно уже заботиться о родителях, оставшихся в Европе.
Конечно, освобождение от семьи совершается не только в США, да в США это освобождение далеко не большинство семей охватывает — самые бедные и сверхбогатые в нём не слишком участвуют. Зато оно совершается всюду, где человек вступает на путь обретения личности, совершается с болью и драмами, которые, однако, лучше пребывания в тёплом молчаливом лоне.
Прогресс — то есть, превращение безликого человека в личность, для которой смысл жизни в общении — будет постоянно конфликтовать со всем, что препятствует общению. С цензурой, с войной, с нищетой, но прежде всего и более всего — с семьёй, которая есть явление прежде всего патронатное, защитное, клановое, пытающееся поставить общение под контроль. В этом смысле идеальная семья — это школа, колледж, университет, где воспроизводятся механизмы семьи (учитель, профессор — псевдо-родитель), но только они максимально обезврежены и приспособлены для образования, то есть, для освобождения личности. Нечто вроде прививки от оспы, в которой использованы бациллы оспы. Конечно, «идеальная» только для человека, который уже сформировался в семье биологической, со всеми её недостатками, но и со всеми её благословениями — ведь в семье младенец допущен в святая своих своих родителей, в око любви, он видит людей изнутри и изнутри включается в коммуникацию. Этого никакой университет не даст и не имеет права давать.
Это не означает, что человек обречён быть отчуждённым от родителей, что нельзя наладить полноценное общение с родителями и детьми. Однако, такое происходит пока очень редко, именно потому, что родители это люди особые, и полноценное общение с ними должно учитывать эту особость.