Марк Гиршман посвятил целую монографию выявлению мест в христианской и иудейской литературе II-VI веков, свидетельствующих о том, что эти две культуры не были намертво отгорожены друг от друга. Свидетельств он обнаружил не так уж много, в основном, из II-III столетий. Слишком часто речь идёт о совпадении самой манеры мыслить.
Например, Иероним толкует слова Екклесиаста: «Доброе имя лучше дорогих благовоний, и день смерти — дня рождения» (Екк. 7,1). Он предлагает два толкования. Одно вполне стоическое, буддистское: «Лучше уйти из этого мира и избежать его страданий и ненадежной жизни». Второе более оптимистическое: «Когда мы умираем, наши дела известны, а когда рождаемся — неизвестны». Третье прямо антихристианское: «Рождение привязывает свободу души к телу, смерть освобождает ее». Почему антихристианское? Да потому что это неверие в то, что тело — не тюрьма для духа, а наоборот, условие свободы и самого существования духа.
Гиршман приводит толкование того же стиха в Когелет Раба, где дано второе толкование — следует радоваться, когда человек умирает, «ибо он уходит с добрым именем».
Через 12 веков это высмеял Вольтер: ангел убивает младенца, чтобы тот не стал преступником, как ему, якобы, суждено.
Когелет Раба даёт ещё яркий образ: люди радостно провожают корабли, а входящим кораблям никто не радуется. Правда, анонимный автор явно не понимал, что радостные проводы корабля — как раз результат неуверенности в исходе плавания. Рождается не корабль, который приплывает, а корабль, который отплывает в неизвестность. Радуются, провожая его, как провожают охотника словами «Ни пуха, ни пера» — боятся катастрофы и поэтому изображают радость, словно заклинают от зла.
А как же насчёт Екклесиаста? Кажется, он вполне в традиции — «доброе имя» это не прижизненная репутация, а посмертная. Некролог. Эпитафия. Оставил по себе добрую память.
А как на самом деле?
А на самом деле, если уж по большому счёту, то кислая эта философия — доползти до могилы, не дав миру познать себя. Ну какое «доброе имя»? Какая репутация-ампутация?! Все мы грешники. И ничего страшного — и грешники могут любить, и должны любить. Лучше любящий грешник чем бессердечный святой.
День рождения и есть день смерти. Просто одни люди умирают для смерти и рождаются для жизни — настоящей, человеческой, человечной, а другие люди приспосабливаются и живут смертью. Иногда очень благообразной, но всё равно смертью. И воскресение есть победа прежде всего над смертью при жизни, без которой и жизнь после смерти тоска и мука.