«Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот» (Лк 18:14).
Потребность быть правым источник зла, потребность быть оправданным источник норма. Кто хочет всегда быть правым, утверждает себя над другими, кто хочет быть оправданным, смиряется перед Богом. Правота — свойство замкнутой структуры. «Я прав, прав по своим меркам, которые правильные, моя правота в том, что я сам себя сужу, никто мне не судья, а я всем судья». Оправданность — свойство разомкнутости. Я кем-то оправдан.
Конечно, «правота» не так уж и замкнута, она всё время «над кем-то». Хасид вечно лучше нехасида. Правота, однако, закрыта от Бога. Бог для правоты лишь свидетель, безмолвный свидетель. Таблица умножения, а не Творец вселенной, живой и активный.
Оправдания в чём ищет мытарь? Он образ карикатурный, символический. Он что, кого-то убил? В принципе, бывало — иногда налоги собирали с огнём и мечом, но это делали откупщики высокого уровня, не рядовые налоговики. Мытарь просто из успевших. Не победитель, а успевший там, где другой зазевался. Успевший и преуспевший. Не зевай. Кто-то же должен крутиться. Такая работа. Мир так устроен. Не он это придумал, это система. Фарисей чистюля, анти-системщик, но такой… пассивный, не зилот. Презирает систему, но с ней сожительствует. Внутрисистемный антисистемщик. Правый в неправоте.
Мытарь такая же фигура как продавщица в ночном магазинчике, которая потихонечку обсчитывает покупателей и хозяина магазинчика. Первому подсунет пиво подешевле, второму подсунет чек с неверно указанным товаром. А вы постойте ночь в такой лавке, куда только алкоголики и суются! Да за эти гроши…
Деньги всегда гроши, с ударением на втором слоге. На первом слоге — это у нищих духом, но где ж их взять.
С точки зрения ханжи, главное зло — быть единым с грязью. Мытарь не возражает, он согласен и кается. Он един с ханжой в системе ценностей, в оценке своего поведения. Вот ханжа с ним не един, отмежёвывается от него. Так что хуже: единство с грязью или разъединение с грязным? Мытарь един с грязью, испачкался, но он хотя бы с ханжой в одной синагоге. А чистенький в своей чистоте предал единство.
Чистота это недурно, но чистота же не только обрядовая, физическая. Агрессия тоже грязь. Обкакал другого, а какашки-то на тебя свалились.
Фарисей вроде бы в Святой Земле, празднует избавление от египетского рабства, когда положено, но в душе у него Египет. Книга мёртвых, фрески с изображением загробного взвешивания. Абсолютный эгоизм. Это нормальное подростковое состояние духа, эгоцентричное как зерно, но нормально, когда из этого состояние вырастает колос, в котором зёрен много. Это и приходит с Иисусом. «Приедете все обремененные». Мытарь обременен, а фарисей как раз не трудящийся, стрекоза от религии. Тору читать весь день — это танцы-шманцы, а не то, для чего Бог послал человека в мир. Не в поте лица своего есть хлеб свой. Мытарь ест чужой хлеб, но, повторим, не он такой порядок завёл, а главное, он не хорохорится.
Не судите, да не судимы будете. Что благодарить Бога за то, что ты лучше другого? Благодарить надо, что Бог лучше тебя. За то, что другой есть. Плохонький, а всё ж другой. Как в пустыне не погибнуть, не кружить кругами? Идти за Солнцем — не помогает, надо иметь третью точку, пониже, триангуляцию делать — и вот другой, будь он трижды верблюд, помогает соотнестись с Богом, солнышком нашим.
Как точно перекликается с этой притчей послание Павла Тимофею. Павел благодарит Тимофея, что тут был с ним, не бросил его, сопровождал. Кажется, подумаешь, эка невидаль — сопровождал святого! Да какой профессор теологии не был счастлив сопровождать Самого Павла! Только Тимофей-то сопровождал бузотёра, скандалиста, не знающего удержу эпатажника. Хуже мытаря: мытарь обижает людей, а Павел обидел Бога, Тору, сам дух иудаизма. Да по всему видно, что Павел и как человек был нелёгкий человек: вспыльчивый, бескомпромиссный. Так то же чудо принятия и единства в Сретении: Симеон берёт ребёнка на руки и видит в ребёнке Спасителя. С какой стати? От чего Симеону-то, праведному старцу, спасаться? А он о себе другого мнения — чувствовал себя связанным, привязанным к злу и неправде. Чувствовал себя нуждающимся даже не в «спасении», а в Спасителе. Не чтобы страну твою родную освободил, а чтобы тебе душу и сердце развязал хотя бы под конец жизни. Под конец оно ж труднее, сил меньше, инерции больше… Но инерция смирения или инерция самодовольства?
Мы приходим в храм, потому что нас Бог отвязал от столба, к которому мы были привязаны страхами, привычками, косностью. Да и гордыней тоже, просто у нас гордыня не такая импозантная, но некритичное-то отношение к себе есть, есть. И вот мы соприкоснулись… Соприкоснулись с фантастическим, но не с фантазией — это уж сразу отличаешь. Соприкоснулись не с реалистическим, а с реальным. Соприкоснулись, потому что Бог не ханжа, который держится от нас подальше. Да, мы не можем видеть Бога лицом к лицу, но не потому, что Бог повернулся к нам спиной как фарисей к мытарю, а потому что Бог у нас за спиной, поглаживает нас, греет нас, успокаивает, что исправит зло, которые мы причинили людям, исправит Собой, лишь бы мы дальше шли вперёд и больше не грешили.
