Иисус пару раз говорил о том, что будет так плохо, так плохо, что надо будет всё бросить и бежать в горы. Тем не менее, слушатели никуда не бежали, Иисус в гору подымался — Иерусалим всё-таки на горе, а на этой горе ещё горочка Голгофы — но подымался не потому, что спасался, прямо наоборот, потому что спасал. Так что про бегство у Спасителя было щелчком по носу, чтобы не рассчитывали на многое. Не очень помогло, и в наши дни полно христиан, которые вроде бы следуют за Христом, а оказываются в первых рядах демонстрантов против разнообразных свобод, требующих загнать в горы всяких нехороших экстремистов.
Монашество тоже не было бегством от проблем, спасением от цивилизации. Бежали не в идиллию патриархального благополучия, а вздрючивали себя.
Более того: описание рая как саморегулирующего сада, где, словно в сказке про Аленький цветочек всё за человеком ухаживает, не требуя никакого за собою ухода, это, конечно, отражение каких-то чаяний, но всего лишь отражение.
Истории о рае, об островах блаженных, о том, как хорошо живут какие-нибудь племена на брегах Амазонки, были популярны во все времена. Но они были популярны именно как истории. Жан-Жак Руссо или Ювал Харари восхищались пасторальным бытом, но делали это на расстоянии. Человек мечтает о таком рае, где бы все плоды цивилизации, от интернета до туризма, были бы налицо, но чтобы при этом его не беспокоила сама цивилизация, то есть, извините, другие люди. Или беспокоили строго по вызову и исчезали бы по первому требованию.
Человечность сама по себе есть проблема. Обезьяна не мучается вопросами о смысле бытия. Способность же реализовывать человечность в творчестве порождает такие проблемы, такие проблемы... Для начала — «плодитесь и размножайтесь». Аграрная революция — одомашнивание растений и связанное с ним одомашнивание животных — начинает демографический взрыв, заканчивающийся лишь в наши дни.
Городская революция — появление городов — порождает невиданные болезни. Один туберкулёз чего стоит. Пока все жили стаями, проблем не было — если какой-то зловредный вирус попадал в человека, стайка погибала, деревушка исчезала, вирус погибал вместе с нею. Тысячелетиями люди жили в подобии постоянного карантина, естественной самоизоляции.
Цивилизация есть победа над самоизоляцией, и за победу эту заплачено дорого. Речь не о войнах, не об агрессивности, агрессивность и у животных агрессивность. Напротив, речь о любви и доброте, которые из простых сельских удовольствий на досуге превращаются в категорический императив.
Когда человек по каким-то причинам (тюрьма, болезнь) оказывается в изоляции, хотя бы с интернетом, он обнаруживает, что виртуальное общение — неполноценное общение, как и пасти стадо круглый день — не так интересно, как может показаться, когда целый день стоишь за прилавком или сидишь за компьютером. Вокруг прилавка и компьютера люди, а вокруг пастуха стадо. Все проклятия в адрес человечества как паршивого стада, которое теснит меня и мучает, замирают, когда человек оказывается в реальном, а не мечтательном одиночестве. Вернись, человечество, я всё прощу!
Нет пути назад, на брега Амазонки и на поля Ханаана. И слава Богу, слава Богу!
Мечты о бегстве на «острова блаженных» объединяют и некоторых атеистов, и некоторых верующих. Блаженство они представляют чуть по-разному — Герман Стерлигов как поселение среди русских лесов и рек, Ювал Харари как блуждание по джунглям, но объединяет их мизантропия.
Кто ненавидит общение, кому тесно, если вокруг разговаривают, спрашивают, спорят, тот не коммуникацию недолюбливает, а людей не долюбливает. Граница не между верой или неверием в Бога, а между верой или неверием в человека. Оказалось, что мизантропом может быть не только верующий, но и атеист. Совершился развод между атеизмом и гуманизмом, появились атеисты совершенно людоедского типа (не Харари — Невзоров и многие другие).
Это замечательно, значит, свобода продолжает быть свободой, а где свобода, там и рай — пусть в этом раю и тесно. Но врозь-то — скучно! Знаем-с, мы ж это ежедневно испытываем. В своей скученности мы живём в блистательной самоизоляции, потому что общение это не бок о бок на эскалаторе, а раздать страхи свои бесам и открыть душу свою людям — конечно, соблюдая дистанцию духовную и гигиену душевную.