«Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода» (Мф 13, 47).
Притча о неводе описывает спектр, где на одном конце — Царство Божие как отложенный Суд, на другом конце — Царство Божие как неминуемый суд. Чуть раньше была притче о плевелах, смысл которой — Бог откладывает Большую Разборку, пока все праведники не будут готовы. Затем была притча о жемчужине, которая одна остаётся, а от всего остального Бог избавляется. Наверное, это не самое доброкачественное милосердие — милосердие как отложенная мстительность. Иисуса, видно, это не заботит. Он и глухонемого исцелял, помазав уши кашей-малашей из грязи и слюны. Американец до открытия Америки, вот кто такой Иисус — главное, чтобы «работало».
Сам по себе образ рыбы в сети ко времени Иисуса уже был вовсю использован баснописцами. Эзоп призывает к скромности: маленькая рыбка выскальзывает из ячеек сети, крупная обречена. Геродот рассказывает анекдот о рыбаке, который сперва пытался игрой на флейте выманить рыб из моря, а потом выловил этих рыб сетью и, глядя, как те дёргаются на берегу, сказал: «Сейчас-то что плясать, раньше слушались бы...».
После Христа Климент Александрийский говорит о том, что познание истины требует усилий: «Как среди многих малых жемчужин только одна является примечательной, и как среди многих рыб в садке попадается лишь одна золотая рыбка, так время, труд и адекватная помощь открывает единую истину». Это, конечно, евангельские образы из Мф. 13, возвращённые в стихию фольклора, из которой они были взяты, это не о страшном суде — это просто «без труда не вытащишь и рыбку из пруда».
Иеремиас, впрочем, пытался связать притчу об улове с притчей о кладе, где упомянута радость находки, и описывает радость рыбака, который выловил грандиозную рыбу. Однако, образ ловли сопротивляется такому толкованию: ведь клад был куплен вместе с полем за небольшие деньги, тут радость понятна. А в ловле подобная радость невозможна, не бывает такого разрыва между затратами и результатом. Вообще различий между притчами о Царстве много, что и объясняет, почему одной Господь не ограничился. Сокровище в поле — замечательно, можно радоваться. Но там, где акцент переносится на гибель грешников, радость неуместна и не упоминается.
Многих смущает, что человек произошёл от обезьяны, а вот происхождение человека (и обезьян) от рыб не очень смущает. Потому что с обезьянами мы в одной нише — воздушной, а с рыбами в разных. Нечего делить. Только вот проблема в том, что человек всё-таки и с обезьянами в разных нишах. Обезьяны дышат воздухом, а люди — Духом. Разница побольше, чем между воздухом и водой. Без воздуха человеку труднее, чем без воды, а без Духа, кажется, очень легко, хоть всю жизнь проведи — но только «вся жизнь» тогда оказывается чем-то конечным. Не море, а лужа, а солнце печёт и печёт, а водичка испаряется и испаряется. Вечность не в том, чтобы эта жизнь стала бесконечной — бесконечная лужа всё равно всего лишь лужа, а в том, чтобы уже здесь и сейчас нас перетащили из лужи в море, пусть даже это будет очень маленький залив, меньше большой-пребольшой лужи, какую воспел Гоголь. И жить надо для этого не по законам лужи, а по благодати океана.