«Богоподобие» — противоречие по определению. Бог уникален, как может уникальное существовать в миллиардах копий? Человек в лучшем случае — отпечаток оригинала.
Это — жутко бесчеловечное представление. История человечества начинается с представления о человеке как о безликой реплике некоего оригинала. Есть норма, идея — человек должен ей соответствовать, выполнять предусмотренные нормой обязанности, быть верным долгу, родить и умереть. В награду — вечное существование совместно со 143 999 такими же мужчинами (праведники), абсолютно стереотипными. Главное — не отклониться от стандарта. Одинаковые молитвы, одинаковые одежды, одинаковые ответы на любые вопросы. Выбор строго предопределён: мужчина или женщина, если мужчина, то жизнь такая-то, если женщина — такая-то. Предсказуемость, ответственность, грудь вперёд, баки расчеши.
Предсказуемость не страдает, если стандартов несколько. В наши дни остро дебатируется вопрос о сексуальных меньшинствах, гетеросексуалы обвиняют гомосексуалов в искажении богоподобия, гомосексуалы заявляют, что и они вполне богоподобны. Эта дискуссия вполне архаична, только пытается дополнить норму ещё несколькими сценариями, сам же принцип ограниченного набора сохраняется. Сценарий есть — но вот до сих пор был сценарий «мужчина», а теперь добавляется ещё «гомосексуал».
Недурно, но это всё та же объективация, всё то же упразднение человека и замена человека винтиков. Только у одних винтиков резьба слева направо, а теперь разрешили учитывать, что у некоторых резьба справа налево. Но — винтик!
Не сильно улучшает дело и появление идей «анти-эссенциалистов», сторонников апофатической антропологии, призывающих вообще обходиться без сценариев, без определений. Не мышонок, не лягушка, не неведома зверушка. Прошу меня не определять и не сосчитывать! Аз есмь некто, не надо меня объективировать!
Это лукавство, потому что всё равно тело — включая психологию — никуда не девается. Человек накрепко соединён с объектом — своим телом, своей психикой, со своей средой, со своим языком. Так что протест против объективации, если он последователен, должен выражаться не на языке — который тоже объективация и страшнейшее средство объективации — а... как-нибудь иначе. Воздыханиями неизреченными. Деобъективироваться так деобъективироваться.
Проблема не в объектности, проблема в понимании языка как монолога, а не диалога. Монолог даже субъекта превращает в объект, диалог делает всех участников субъектами, личностями. Бог — диалогичен. Бог — Один, но этот Один, оставаясь Одним и Единственным, принципиально диалогичен. «Откровение» — диалог. Бог непознаваем — как и человек, Бог неописуем — как и человек, уникально человеческое в человеке, Бог невыразим, но Бог — Слово. Слово не всегда способ описать, познать, выразить, но слово есть нечто неизмеримо большее — средство общения.
Невыразимость — условие самовыражения в диалоге, непознаваемость — условие для самопознания и познания другого, опять же в диалоге, неописуемость — условие для описания и созидания неописуемого. Вот в чём уникальность человека, уникальность живая, динамичная, вечная. Человек уникален только в диалоге с другим человеком, в замкнутости же, в следовании «нормам», в монологическом «исполнении долга» человек перестаёт быть уникальным и расчеловечивается.