«Пороховой заговор» для Англии и англоязычных стран — весёлый праздник, Хеллоуин для взрослых (1 ноября — Хеллоуин для детей). Весёлый триллер. Причина веселья 5 ноября так же условна, как и Рождество. Даже если бы выяснилось, что никакая гибель никому не угрожала, что была одна провокация для пущего разгрома католического подполья в Англии, — кому какое дело! Давайте дурачиться и пускать фейерверки!
Основания сомневаться в том, что Пороховой заговор имел шансы на победу, есть. Теоретически заговорщики намеревались взорвать парламент вместе с королём, депутатами (и протестантами, и католиками, кстати), после чего католическая аристократия возвращается к управлению страной. Практически, заговорщики подготовили только взрыв, причём очень дилетантски, а вот восстание подготовлено явно не было.
Впрочем, XVII век по неустойчивости политических режимов ближе к XI cтолетию, когда в одной битве при Гастингсе была истреблена вся правящая верхушка Англии и страна досталась норманам.
В России в том же самом 1605 году с удивительной лёгкостью рухнула династия Годуновых, едва начавшись, и разразилась мощная гражданская война, в которой внешний фактор был минимален. Пятилетний Карл, сын короля Иакова, не погиб в 1605 году вместе с парламентом — так он всё равно погиб в 1649 году по приговору парламента.
В любом случае, для современников Пороховой заговор стал прежде всего поводом для массовой антикатолической истерии, ещё точнее — для создания мифа о злокозненных иезуитах. Миф этот потом расцветал в разных европейских и латиноамериканских странах (Россия в XVIII веке оказалась единственной страной, где иезуиты нашли убежище от гонений в архикатолических державах).
Если для современного участника развлечения 5 ноября главный герой Порохового заговора — Гай Фокс, то для англичанина XVII cтолетия ключевой фигурой был иезуитский священник Генри Гарнет. Он-де руководил заговорщиками, вдохновлял их, связывал их с Римом, идейно обосновывал необходимость взрыва.
Стоит заметить, что взрыв этот не был бы террористическим актом — заговорщики не ставили своей целью кого-либо устрашить. Конечно, можно дать терроризму бесконечно широкое определение — например, Антония Фрезер: «Оружие слабых, претендующих быть сильными» (Fraser А. The Gunpowder Plot. London 1996, p.124). Но зачем? Ведь под такое определение попадёт абсолютно любое насилие. Каждый агрессор считает себя слабым, вынужденным нападать именно для того, чтобы компенсировать слабость внезапностью.
Гарнет родился в 1555 году и был прямым потомком одного из тех самых норманских рыцарей, которые вырезали саксонскую аристократию при Гастингсе. Отец был вполне мирным учёным-филологом и конформистом — то есть, официальным протестантом и тайным католиком. Он одиннадцать лет учился в Риме и в 1586 году отправился в Англию в качестве катакомбного священника. В случае ареста, кстати, он был бы казнён в любом случае, хоть с полной пороховницей, хоть без.
Гарнет был очень искусным подпольщиком. Это означает, к примеру, что в 1603 году он вместе с ещё несколькими священниками донёс правительству на своего же собрата — католического священника Вильяма Ватсона, который организовывал похищение короля. В 1588 году Ватсону помогла бежать от властей Маргарет Вард, за это казнённая и причисленная к лику святых, а тут... Заговор Ватсона получил название «Прощального» («Bye Plot»). Конечно, такой заговор легко назвать глупым, а Ватсона — неуравновешенным авантюристом, но всё же доносить на своих... Правда, Ватсон был «секулярным священником», не принадлежал к какому-либо ордену, но это же очень сомнительное утешение, пожалуй даже, не утешение, а ещё хуже делается...
Неуравновешенными авантюристами были и организаторы Порохового заговора. Более всего их, кажется, вдохновляла месть, причём мстили они Иакову I за собственные утраченные иллюзии — им казалось, король предал католиков, поскольку не предоставил им всей полноты гражданских прав. Вольно ж было надеяться на то, что никто не обещал! Да, Иаков I был женат на католичке, ну и что? Многие мужчины женаты на женщинах — они же не становятся от этого женщинами? Иаков I и так сделал для католиков довольно многое — например, в 1603 году католики заплатили штрафов в казну 7 тысяч фунтов, а в 1604 — 1500 фунтов. Тем более Иаков I не был виноват в том, что у него было много детей — а католики так надеялись, что он умрёт бездетным и его место займёт какой-нибудь католический претендент.
После раскрытия заговора Ватсона парламент принял ещё один закон, предписывающий всем католическим священникам покинуть Англию. Кто останется — смертная казнь.
О подготовке заговора его настоящий организатор — Роберт Кетсби — рассказал на исповеди своему духовнику о. Освальду летом 1605 года. Духовник пришёл в ужас и обратился за советом к Гарнету. Впрочем, Гарнет жил в доме у Кетсби, общался с ним и из каких-то намёков хозяина и сам догадался, что готовится нечто ужасное. Кетсби 9 июня 1605 года спросил его, в частности, допустимо для торжества католической веры убивать вместе с виновными и невиновных, на что честный иезуит ответил положительно (правда, Гарнет считал, что Кетсби обсуждает вопрос о войне католиков против голландских протестантов).
Стоит заметить, что в английском языке — и в других языках, на которые повлияла латынь — говорят «innocent» (отсюда имя «Иннокентий»). Кетсби именно спрашивал о «nocent» и «innocent». На Западе не говорят «вифлеемские младенцы», а именно «innocent» младенцы — не просто «невиновные», а «безвредные», потому что «nocent» происходит от слова «вред», «угроза».
А как ещё, спрашивается, должен был ответить священник?? В какой войне не гибнут люди, не представляющие никакой опасности? Так это ещё Кетсби считал членов парламента — безвредными! В сегодняшней России даже детей врага считают опасными и вредными существами, отрицают деление, например, чеченцев на воюющих и невоюющих... С таким каннибализмом никакой иезуитизм не нужен.
В декабре 1605 года Гарнет из очередного убежища написал в Тайный совет — верховный орган управления Англией на тот момент — письмо с заявлением о том, что он не организовывал заговора и не одобрял его, хотя и причащал шестерых заговорщиков. Письмо заканчивалось уверениями в полной лояльности и верности.
Всё бы хорошо, только отец Вильям был ещё сторонником эквивокации, о которой в 1595 году написал целый трактат. Ради сохранения жизни перед лицом несправедливости можно говорить одно, а думать другое. Если католика пытают протестанты, он может сказать, что он протестант — Бог знает, что католик думает иначе. Вот — классический «иезуитизм». Джордж Орвелл в романе «1984» переделал латинское «эквивокация» — «равноречие» на «doublethink» — «двоемыслие» (правда, слово чаще употребляют как «doublespeak» — «двоеречие», тогда как у Орвелла только «newspeak» — «новояз»). Весь роман строится на том, чтобы победить это последнее убежище правды — от героя требуют не только на словах, но и сердцем возненавидеть любимую женщину. Можно ведь сказать: «Я её ненавижу», а мысленно говорить: «Я её ненавижу за то, что люблю её до безумия».
Само слово-то «эквивокация» прославилось именно потому, что часто употреблялось во время суда над Гарнетом — его обвиняли в двуличии. Шекспир в «Макбете» именно Гарнета имеет в виду, когда описывает «эквивокатора» — в переводе Лозинского «двуличного человека», который во имя Божие совершил государственную измену, но был отвергнут Богом. Ведьмы играют с Макбетом именно в эквивокацию, когда говорят об «идущем лесе», а имеют в виду «людей с ветками лесных деревьев». Ещё элегантнее шутит с Макдуфом Привратник, говоря, что вино — величайший провокатор, потому что вино — эквивокатор (созвучие и на английском, конечно): вино пробуждает похоть, но усыпляет потенцию.
Шекспир предельно точно употребил термин «измена» (у Лозинского неверно во множественном числе «предательств) — Гарнета и других иезуитов обвинили не в недоносительстве (что было бы справедливо), а именно в организации всего заговора. Это было сделано задолго до суда, 15 января 1606 года. По этому обвинению и повесили 3 мая 1606 года, за пару недель до расправы с Лжедмитрием I.
Проблема недоносительства, однако, осталась. Если священник на исповеди узнаёт о заговоре против государя, должен ли он доносить? Именно этого требовал от духовенства Пётр I и его преемники. Проблема сложная, можно даже пренебречь тем, что Гарнет догадывался о заговоре не благодаря исповеди. Знаменитый кардинал Беллармин, хорошо знавший Гарнета по учёбе в Риме и друживший с ним, считал, что если речь идёт о короле-еретике, сообщать о заговоре не обязательно.
При этом у Беллармина не было извинения — принципиальнейшего — которое было у Гарнета с его эквивокацией. Беллармина не пытали.
Не хотите двоемыслия — не мешайте мыслить. Хотите видеть настоящее лицо человека, не хотите двуличия? Не бейте другого человека по лицу — ни в прямом, ни в переносном смысле.